Опыт художественного исследования

Рубрика в газете: Спорная фигура, № 2019 / 46, 12.12.2019, автор: Светлана ЗАМЛЕЛОВА

Об Александре Исаевиче Солженицыне написано очень много. А потому нет нужды в сотый раз пересказывать его биографию. Вся страна и так уже наизусть знает и про письма с фронта, и про шарашку, и про Экибастузский лагерь, и про многое другое.
Не хочется пускаться в рассуждения и по поводу литературных достоинств его произведений, благо эти достоинства (или отсутствие оных) неоднократно обсуждались специалистами и любителями.
Уж лучше, следуя заветам Александра Исаевича, произвести небольшой опыт художественного исследования. Сам Александр Исаевич в «Архипелаге…» сделал подзаголовок: «Опыт художественного исследования». В чём же состоит принцип такого исследования? Пожалуй, в его основе – интуиция и разного рода догадки. Вот Александр Исаевич пишет: «по слухам», «говорят», «если верить рассказам» и т.д. С одной стороны, мало ли о чём говорят. Зачем же частное (если оно и было) возводить на уровень общего? Но, с другой стороны, есть интуиция, подсказывающая, что случай не просто частный, а характеризующий ситуацию в целом. И, опираясь на подсказки своей интуиции, Александр Исаевич то выбирал подходящие факты, то додумывал подробности. Так сложилась мозаика «Архипелага…»

Но что если подойти с изобретённым Александром Исаевичем методом к самому Александру Исаевичу? В биографии его очень много странного. Почему, например, признанного негодным к строевой службе рядового отправили в артиллерийское училище, из которого он вышел офицером, пригодным к строевой службе? Или почему он рассылал свои подмётные письма на фронте, не опасаясь, что государство может применить к нему высшую меру социальной защиты? Это при том, что друзья характеризуют Александра Исаевича как человека откровенно трусливого и в высшей степени расчётливого. Но если уж расчётливый и трусливый человек идёт на такой отчаянный шаг, он должен быть полностью уверен, что ничего страшного ему не угрожает. Иначе получился бы обмен шила на мыло. Другими словами, человек, совершающий антигосударственное деяние в условиях войны, может быть уверен, что встреча с органами безопасности не сулит прогулку до ближайшего оврага, только в одном случае: если деяние санкционировано самими органами. А можно ли назвать совпадением тот факт, что стоило Александру Исаевичу забрать рукопись «В круге первом» из редакции «Нового мира» и передать её на хранение знакомым, как через пару дней именно у этих знакомых прошёл обыск с изъятием рукописи? А как могло получиться, что автора «Архипелага…» не арестовали подобно тем, кто прятал у себя рукопись, а вытолкали на Запад? Где автор уютно устраивался сначала в Швейцарии, потом в Канаде, а там и в США в имении за высоким забором. Когда же подошло время, «Архипелаг…» достали и принялись с его помощью убеждать доверчивых граждан, что «советское» значит «плохое». В том, что «Архипелаг…» – произведение лживое, сомневаться не приходится. Стоит только внимательно читать, а заодно дополнительно поинтересоваться вопросом. Даже заключённые и лагерники, отбывавшие сроки в одно с Солженицыным время, возмущённо отвергали его сочинительство, хотя условия в лагерях отнюдь не были курортными.
А между тем с конца 80-х годов в нашей стране началось утверждение двух культов – золотого тельца и Александра Исаевича с его «Архипелагом…». Чем же так ценен Александр Исаевич российской власти? И почему из всех возможных антисоветчиков она отдаёт ему явное предпочтение? Что же это за жизнь у него, полная чудес?..
Если только допустить, что один расчётливый, трусливый и самовлюблённый человек, одержимый с детства мечтой стать величайшим писателем, вступил в сделку с органами государственной безопасности, приняв на себя роль не то Азефа, не то Гапона, то очень скоро все белые пятна его биографии наполняются контурами и красками, все вопросы получают ответы, чудеса – рациональное объяснение, все странности обретают смысл.
В книге «Жизнь по лжи. По «Биографии» А.Солженицына» Лия Горчакова-Эльштейн пишет: «Что произошло с Россией за последние двадцать лет? – в ней утвердилась и победила единственная идеология: личного эгоизма <…> В истории страны впервые – до тех пор они были под контролем государства – к власти пришла госбезопасность – передовой отряд номенклатуры, которая обустроилась по всем «правилам» за последние 25-ть советских лет <…> Сейчас всё громче звучат в России голоса – людей авторитетных и информированных: тот «дворцовый» – а в современных условиях «номенклатурный» – переворот по разрушению страны был подготовлен в недрах КГБ <…> Собственно говоря, ведь именно «Архипелаг…» стал зачином – он заложил фундамент и стал идеологической опорой отрицания нашего советского прошлого. Прежде чем утверждать новую идеологию: «любите самого себя» – стояла задача: истребить прежнюю, чтобы и духом её не пахло ни из какой подворотни. Эту задачу и выполнил исполнительный исполнитель».
Тут сложно не согласиться, если, конечно, не отворачиваться от очевидного. Когда же всё это началось? Вспомним негодного к строевой службе рядового, убиравшего за лошадями навоз, чудом оказавшегося в училище, а после – командиром батареи звуковой разведки. Превращение негодного к службе конюха в капитана разведки – сродни превращениям Золушки из грязнули в принцессу. Прибавим к этому, что непосредственно в боях он не участвовал, в окопах не сидел, в штыковую не ходил. Напротив, на фронте он, о чём писал его друг в письмах, поправился, то есть прибавил в весе, много сочинял стихов и рассказов и даже вытребовал к себе жену по поддельным документам. А многие ли на фронте могли позволить себе безбоязненно подделывать документы?
Разоблачив «преступную группу», а заодно отправив в тюрьму на десять лет лучшего друга, когда-то высказывавшего сомнения относительно его литературного дарования, Александр Исаевич покидает фронт. Вскоре начинается его путешествие по московским шарашкам в качестве специалиста неопределённого профиля. Александр Исаевич не был физиком и не разбирался настолько в оптике или акустике, чтобы работать в специализированных учреждениях на государственных заказах. Так что же он там делал, тем более, как мы помним, солагерники утверждают, что он не принимал участия в их работе?
Нам скажут, что всё это домыслы. Нет, возразим мы, это «опыт художественного исследования». Впрочем, в один прекрасный момент в наше исследование ввинчивается непреложный факт. Александр Исаевич сам признал, что под кличкой Ветров вёл для начальника лагеря дневник наблюдений. И мы помним, что писать приходилось не о погоде, иначе можно было бы оказаться в недостроенном лагере Бийска.
Президент В.В. Путин недавно напомнил, что «бывших разведчиков не бывает». Очевидно, и бывших провокаторов. После лагерей и ссылки странности продолжаются. Опыт художественного исследования подводит нас к тому, что Александр Исаевич, по всем вероятиям, был не новым Толстым или Достоевским, а новым Азефом. Произведения его тоже были своего рода провокацией, и позволялось ему так много именно в обмен на его услуги. Он мечтал быть «великим писателем», и эту мечту ему помогли осуществить.
Но времена менялись, и хозяевам Александра Исаевича понадобилось не прищучить бандеровцев из Экибастузского лагеря, а покончить со страной, отрицающей священное право частной собственности. Вспомним, всё то, о чём писал Александр Исаевич – особенно в «Архипелаге…», а потом в «Как нам обустроить Россию», о чём говорил он, выехав за границу – ведь всё сбылось. Тут и «Россия, которую мы потеряли», и лжерусофильство с набором показушных атрибутов (чтобы понять, как со стороны выглядит «возвращение к истокам» или нарочитое обозначение своей национальной принадлежности, достаточно взглянуть на Украину), и избавление от «балласта» в виде республик СССР, и уничтожение флота, сельского хозяйства, образования, и разрыв связей с бывшим социалистическим лагерем, и обострение национальных отношений… Впору задаться вопросом: а был ли он творцом или действительно лишь «исполнительным исполнителем»?
Как бы то ни было, а дачу Л.М. Кагановича, впоследствии И.А. Серова – председателя КГБ, он заслужил. А потом будут и улицы, будут и памятники. Даже несчастных российских детей с непонятной целью (исторической правды нет, литературных достоинств нет) заставили в школах штудировать «Архипелаг…». Не иначе как в благодарность за службу и проделанную работу.
Вопросов очень много, а вот ответ всегда напрашивается один – это был свой человек для тех, кто в какой-то момент взялся за разрушение страны. Свой не только по духу, но и буквальный сослуживец. Но если бы власть, у которой руки чешутся, чтобы убрать с Красной площади Ленина, поинтересовалась мнением народа, то наверняка услышала бы в ответ: уберите вы лучше своего Солженицына.

Возможно, все эти предположения кому-то покажутся безумными. Но они не более безумны, чем рассказы о ста миллионах расстрелянных, о сожжённых на кострах и скормленных зверям заключённых. Просто опыт художественного исследования допускает некоторую вольность суждений, не правда ли?..

 

11 комментариев на «“Опыт художественного исследования”»

  1. Почему его изваяли стоящим на сахарной голове? Даже обертку изобразить не поленились.

  2. Открыли памятник тому,
    Кто призывал бомбить Россию,
    В смысле уроду одному,
    Что строил из себя мессию.
    Открыли памятник в Москве,
    Прямо на Таганке,
    Как делают порой в тоске
    У нас дела по пьянке.
    Теперь он будет там торчать
    Подобием герою,
    И будем мы в него плевать,
    Пока его не сроют…

  3. Пока что “Архипелаг” и его автор прекрасно себя чувствуют в нынешней системе нравственных ценностей, и этим все сказано. Изменится система – рухнут и её идолы, иных вариантов историей не предусмотрено.

  4. Для клички “Кириенко”: Почему не Пушкин, Лермонтов, Кириенко? Или Шекспир, Гете, Кириенко? Или Гомер, Овидий, Кириенко?

  5. Интересно, знает ли автор, канд. филологических наук С.Замлелова об Официальных высказываниях Шаламова о Солженицыне? Приведу фрагменты из журнала “Знамя”, № 5, № 6 (см. интернет)
    Варлам Шаламов о Солженицыне (из записных книжек), цитирую:
    1. “Почему я не считаю возможным личное мое сотрудничество с Солженицыным? Прежде всего потому, что я надеюсь сказать свое личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого, в общем-то, дельца, как Солженицын…
    2. У С/олженицына/ есть любимая фраза: «Я этого не читал».
    3. Через Храбровицкого сообщил Солженицыну, что я не разрешаю использовать ни один факт из моих работ для его работ. Солженицын — неподходящий человек для этого.
    4. У Солженицына та же трусость, что и у Пастернака. Боится переехать границу, что его не пустят назад. Именно этого и боялся Пастернак… Солженицын боялся встречи с Западом, а не переезда границы. А Пастернак встречался с Западом сто раз, причины были иные. Пастернаку был дорог утренний кофе, в семьдесят лет налаженный быт. Зачем было отказываться от премии — это мне и совсем непонятно. Пастернак, очевидно, считал, что за границей «негодяев», как он говорил — в сто раз больше, чем у нас.
    5. Деятельность Солженицына — это деятельность дельца, направленная узко на личные успехи со всеми провокационными аксессуарами подобной деятельности… Солженицын — писатель масштаба Писаржевского, уровень направления таланта примерно один.
    6. Ни одна сука из «прогрессивного человечества» к моему архиву не должна подходить. Запрещаю писателю Солженицыну и всем, имеющим с ним одни мысли, знакомиться с моим архивом.
    7. На чем держится такой авантюрист? На переводе! На полной невозможности оценить за границами родного языка те тонкости художественной ткани (Гоголь, Зощенко) — навсегда потерянной для зарубежных читателей. Толстой и Достоевский стали известны за границей только потому, что нашли переводчиков хороших. О стихах и говорить нечего. Поэзия непереводима.
    8. Тайна Солженицына заключается в том, что это — безнадежный стихотворный графоман с соответствующим психическим складом этой страшной болезни, создавший огромное количество непригодной стихотворной продукции, которую никогда и нигде нельзя предъявить, напечатать. Вся его проза от «Ивана Денисовича» до «Матрениного двора» была только тысячной частью в море стихотворного хлама. Его друзья, представители «прогрессивного человечества», от имени которого он выступал, когда я сообщал им свое горькое разочарование в его способностях, сказав: «В одном пальце Пастернака больше таланта, чем во всех романах, пьесах, киносценариях, рассказах и повестях, и стихах Солженицына»,
    9. — ответили мне так: «Как? Разве у него есть стихи?». А сам Солженицын, при свойственной графоманам амбиции и вере в собственную звезду, наверно, считает совершенно искренне — как всякий графоман, что через пять, десять, тридцать, сто лет наступит время, когда его стихи под каким-то тысячным лучом прочтут справа налево и сверху вниз и откроется их тайна. Ведь они так легко писались, так легко шли с пера, подождем еще тысячу лет.
    10.— Ну что же, — спросил я Солженицына в Солотче, — показывали Вы все это Твардовскому, Вашему шефу? Твардовский, каким бы архаическим пером ни пользовался, — поэт и согрешить тут не может. — Показывал. — Ну, что он сказал? — Что этого пока показывать не надо (!!!).
    11. После бесед многочисленных с С/олженицыным/ чувствую себя обокраденным, а не обогащенным”.
    «Знамя», 1995, № 6.
    Интересно, а почему к.ф.н. С.Замлелова не даёт ссылки на высказывания Шаламова о Солженицыне?

  6. “Прозаик, публицист, критик, переводчик, защитила кандидатскую диссертацию…”
    А пишет так, будто сама срок тянула, в штыковую ходила, в окопах вшей гноила…
    Талант!

  7. ГЛАВНОЕ правило ЛЮБОГО здравомыслящего литератора: “Пиши как пишется и клади на всех!”.

  8. О таких вещах желательно писать со ссылкой на Бушина. Уж он-то описал его обстоятельно и объемно

Добавить комментарий для Алексей Курганов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован.