«Почеркушки» художницы Натальи Глебовой
№ 2022 / 36, 23.09.2022, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ
Графика меня всегда завораживала. Казалась наиболее тонким инструментом для выражения человеческих эмоций, состояний, атмосферы. И все это в избытке нашлось у московской художницы Натальи Глебовой, в графических работах, которые, казалось бы, не предназначались для зрителя. Это были её «рабочие заготовки», «почеркушки», как она их называет, воспроизводящие житейскую сценку, из которой потом рождалась картина: «Этой маленькой почеркушки достаточно, чтобы в мастерской у меня перед глазами встала вся виденная мною картина». В одном из недавних альбомов художницы нам даётся редкая возможность увидеть и графический эскиз, и саму картину. Признаюсь, что некоторые «почеркушки» нравятся мне не то чтобы больше, – картины тоже хороши, – но в рисунках можно уловить какое-то особенное внутреннее движение, в них словно запечатлелся тот первоначальный сильный душевный порыв, который побудил художницу к работе.
Удивительное дело – это сравнение первоначального рисунка-эскиза и законченной картины! Тогда-то и понимаешь, что значит настоящий профессионализм! Каким артистическим глазом, каким детским умением удивляться и какими рисовальными навыками нужно обладать, чтобы на простом листочке бумаги (конверте, билете) создавать такие маленькие графические чудеса.
Наиболее удачны, на мой взгляд, рисунки не с городскими или пейзажными видами, а с людьми. Обычно это женские образы, к которым художница явно тяготеет. При этом она хорошо усвоила урок своего замечательного преподавателя живописи из художественной школы на Кропоткинской Михаила Рогинского (и прекрасного художника – замечу я), который призывал её изображать людей «с любовью и пониманием». Мне кажется, что художница словно бы сама вселяется в свои рисуночные женские модели, переживая происходящее вместе с ними. Хочется рассмотреть три «почеркушки», из которых возникли очень хорошие картины, но совсем другие по общему настроению. Рисунки словно спорят с картиной, предлагая какой-то свой, выражаясь тавтологично, внутренний «рисунок» человеческого состояния.
Вот, к примеру, холст, написанный маслом, «Балкон с видом на море (1990). Милая, шоколадно-загорелая девушка по соседству с верёвкой, на которой развешано разноцветное белье, уютно положив ногу на ногу, читает книгу, а за её спиной серебрится, золотится, поблескивает по-детски весело, белыми квадратиками, голубыми и желтыми полосками написанное море. Настоящий цветовой и световой гимн уюту и красоте приморского быта-бытия. При этом лицо читающей как-то не запоминается, видно только, что юное и веселое. И читает, должно быть, какой-нибудь детектив или сентиментальный «женский» роман.
Постойте, постойте, но ведь в «почеркушке»-то совсем другое! Там женщина, нарисованная коричневым карандашом, гораздо старше, повернута к зрителю остро очерченным профилем, взгляд какой-то отчаянный, словно уставилась в одну точку. Верёвка с едва намеченным бельем прорезает фигуру пополам, оставляя героиню наедине с бескрайним пространством моря, уходящего вдаль коричневыми полосками на белом листе. Согнутая в колене нога, просунувшаяся сквозь белье на веревке, говорит не об уюте, а о каком-то тайном желании встать и бежать. Голубь на полу словно тоже собирается улететь.
Такое впечатление, что художница «усмиряла» какую-то «безумную» внутреннюю бурю своей героини (и свою собственную!), создав на основе этого рисунка с помощью перламутрово-поблескивающих красок и бытового антуража вполне гармоничную и счастливую житейскую сценку.
Замечательно виртуозен и грациозно-тонок рисунок пером на коричневатом акварельном фоне, изображающий играющую на гитаре дочь. На рисунке она взрослее, решительнее, самозабвеннее, чем на прелестной картине маслом с окном и цветком на подоконнике, словно стилизующей сценку старинного домашнего музицирования («Девочка с гитарой», 1990, х.м.). Рисунок обобщённее, собраннее, страстнее. В нём острее ощутимо внутреннее авторское присутствие.
Замечателен рисунок к картине маслом «Читающая и голубь» (1993, х.м.). Что сказать про читающую на картине? Ну да, прилежно читает за столом, подперев рыжеватую голову рукой. Вокруг «дачный» антураж – бревенчатые стены, самодельные книжные полки с лесенкой, милый игрушечный голубок. Но и тут рисунок о другом! Резкими линиями коричневого карандаша намеченная женская фигура повернута к нам боком и жест руки, поднесенной к голове, читается как жест едва ли не отчаяния. Тем более, что вторая рука поддерживает на платье не книгу, а какие-то разрозненные листочки, возможно, письмо. Поза сидящей какая-то шаткая и кажется бурно-изогнутой на фоне очерченного коричневым карандашом прямоугольника «рамы». Словно и она хотела бы бежать из замкнутого пространства. Интересно, что и в этом случае картина маслом играет какую-то «терапевтическую», гармонизующую роль, утихомиривая, или лучше сказать, умиротворяя, порывы героини.
Наталья Глебова называет себя «зелёным человеком» в смысле своей вечной незрелости и незавершённости. И эти её «игры» с рисунком и картиной, как раз и демонстрируют нам, её зрителям, поразительно многообразную эмоциональную амплитуду её взгляда на мир и человека.
СЛАВЯНСКИЙ БУЛЬВАР
Наталье Глебовой
Люблю московское метро.
Нырну со стороны Арбата
В его бурлящее нутро,
Пройдусь в толпе кругами ада…
И потрясает навсегда
Мозаик, росписей и сводов
Законченная слепота
Второй избыточной природы.
И понимаю, что я жалок
Под тяжестью колонн и арок.
Но возникает вдруг поляна
Средь полупьяных фонарей
В воздушной ясности своей
Художника иного плана
Лубенникова Ивана
«Славянский, бог ты мой, бульвар»…
Всегда он нов и вечно стар.
Статья Веры Чайковской, посвященная нескольким произведениям известной московской художницы Наталии Глебовой, строится на сравнении первоначального рисунка-эскиза и законченной картины. Этот прием позволяет проникнуть в творческую лабораторию мастера, показать различные трактовки одно и того же сюжетного мотива. И обнаруживается, что первые графические наброски – не просто подготовительные штудии к будущему живописному полотну, они имеют самостоятельное значение. Раскрыто это тонко и убедительно.