Потёмкинское образование…
Рубрика в газете: Cистематический кризис, № 2019 / 25, 05.07.2019, автор: Николай ВАСИЛЬЕВ (САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - МОСКВА)
Разрастается давно и по всей стране, что в последнее время стало особенно заметно на примере ситуации с историческим факультетом престижного СПбГУ.
В апреле этого года через руководство факультета – точнее говоря, института истории СПбГУ – прошёл секретный приказ под номером 3773. Секретный, кроме шуток, потому, что студенты могли бы ничего об этом приказе не узнать, если бы информация не просочилась, благодаря, как водится, недосмотру, через институтскую рассылку на чью-то электронную почту. В приказе говорилось о закрытии элективных учебных курсов – тех, которые студенты выбирают для посещения сами, – если на них записывается менее 10 человек. Параллельно с этим стала просачиваться информация об очередном сокращении преподавателей института и планируемом слиянии различных кафедр, не имеющих друг к другу тесного отношения (например, кафедр медиевистики и истории Древнего Рима – понятно, конечно, откуда вышли Средние века, но дисциплины абсолютно разные).
Дело в том, что именно элективные узконаправленные курсы формируют учёного, как специалиста, и два, например, студента на таком курсе – это нормальная ситуация. Если смотреть с точки зрения образования и науки. Но, видимо, руководство исторического института смотрит на элективные курсы, преподавательский штат и вообще качество образования… с точки зрения успешной финансово-экономической деятельности института (речь, как можно догадаться, о больших деньгах), а также удобства распределения учащихся по факультетам и кафедрам. Так студентам объяснили ультимативный характер сформированного без их ведома приказа на встрече администрации, студсовета истфака и Большого студенческого совета университета 25 июня. Разумеется, этой встречи студенты-историки добились сами, администрация не горела желанием что-то с ними согласовывать. Встреча, судя по стенограмме, выложенной в открытой группе ВКонтакте, прошла весьма интенсивно. Пришло около 250 человек – историки привлекли студентов с других курсов и выпускников университета. Сначала всех предсказуемо пытались не пустить сотрудники охраны, но студенты проводили людей по своим пропускам. Потом, уже на заседании, случился забавный случай с бесхозной сумкой, оставленной где-то в здании института, из-за которой, в мерах безопасности, администрация робко попыталась прекратить мероприятие. Это вызвало бурю не негодования, но смеха. От руководства истфака на заседании присутствовал Директор института истории Абдулла Даудов, в многом и общавшийся со студентами. Он попросил включить его в президиум заседания, в самом его начале, на что получил решительный отказ. По итогу заседания студсоветом истфака была принята резолюция об отмене приказа. Но на этом, понятное дело, останавливаться рано и нет смысла.
Сразу отметим, что студенты назвали свою акцию против действий администрации «Я/Мы СПбГУ» – по аналогии с «Я/МЫ Иван Голунов», лозунгом журналисткой кампании в поддержку журналиста-расследователя «Медузы» Ивана Голунова, которого чуть не посадили в тюрьму за подброшенные сотрудниками московского МВД наркотики. Теперь можно прямо говорить, что подброшенные, потому что уголовное дело закрыто, о чём говорил министр МВД Владимир Колокольцев. Расследования Голунова могли бросать тень на определённые кланы ФСБ, сотрудничающие с похоронным бизнесом и московской мэрией, на определённых генералов ФСБ, которые давно эти взаимодействия курируют, а также на самого Собянина и самого Колокольцева. Но это, конечно, мнение «Медузы» и несистемной, как сейчас говорят, оппозиции.
Студенческий протест, вроде бы абсолютно профессиональный и локальный, привлёк широкое внимание СМИ. На него обратил внимание… ну, хотя бы «Коммерсант», о ситуации в политическом отделе которого мы не так давно писали. Ситуация дошла даже до МБХ (СМИ Михаила Ходорковского). Возможно, помимо резонансного названия акции, или как раз в совокупности с ним, этот интерес объясняется тем, что университет – особенно тот, с юридического факультета которого вышли и его ректор, и главные лица нашего государства – это модель взаимоотношений государства и общества. И то, как вузовские управленцы поступают с преподавателями и студентами, напоминает, в «лайтовом» виде, то, как власть, к сожалению, зачастую поступает с народом.
Я поговорил с Лией Фарраховой, председателем студенческого совета истфака, принимавшей и принимающей самое активное участие в ситуации:
– Лия, какие элективы на истфаке сейчас находятся под угрозой?
– Тут нет смысла говорить «под угрозой», потому что уже закрыты элективы по археологии, балканистике, истории культуры. Вообще, ущерб от закрытия элективов надо рассматривать комплексно – вместе с сокращением преподавателей. На кафедре этнографии осталось четыре преподавателя из девяти. Кафедры археологии, истории Древней Греции и Рима тоже лишаются преподавателей. С последней уходит один из крупнейших специалистов в данной области, Максим Владимирович Белкин. Уходит по своему желанию, но все понимают, какие зарплаты у преподавателей СПбГУ.
– Что говорит о сокращениях администрация и до какой степени это расходится с реальностью?
– Администрация говорит, что сокращений нет. Всячески обходит факт того, что люди теряют работу, вместо этого рассказывая о том, что у оставшихся преподавателей повышаются учёные степени, доценты становятся профессорами – и так далее.
– Собирается ли руководство университета проводить слияние каких-либо кафедр – и насколько это критично для качества образования?
– Ходят слухи, что собираются слить археологию и этнографию, но это, мне кажется, вряд ли. Это будет образовательная катастрофа. Кафедры медиевистики и истории Древней Греции и Рима могут слить в течение ближайшей пары лет. А это крайне критично. Это отдельные исторические школы. Вообще, историческая школа в Петербурге создавалась около 150 лет, ещё с 19 века. Историческое знание формируется за счёт преемственности, а при слиянии кафедр она разорвётся.
– Увеличит ли слияние кафедр нагрузку на преподавателей?
– Она уже повышается. Ушёл специалист по Древнему Риму – кому-то, кто остался на кафедре, надо читать курс вместо него. Заставлять не специалиста преподавать предмет – это неуважение к специализации со стороны администрации. Зачем увольнять людей, если после них будет некому преподавать? Грош цена такой оптимизации.
– Насколько мне известно, в СПбГУ очень высокие требования конкурса на преподавательскую ставку, и преподавательские потери объясняются ещё и этим. Чтобы быть допущенным к конкурсу, нужно иметь определённое количество публикаций в российских и зарубежных научных изданиях – желательно с упоминанием СПбГУ, – определённые научные степени. Планка конкурса выглядит, честно говоря, искусственно задранной. Насколько она определяет реальный уровень преподавателя?
– Публикации в зарубежных изданиях, кстати говоря, платные. Около 30 000 рублей минимум, по моим сведениям. Но дело не в этом. Публикации важны, это творческая реализация преподавателя, но сводить всё к количеству каким-то образом индексируемых статей глупо. Мы, студенты, не смотрим на квалификацию преподавателя и количество его публикаций. И если преподаватель некомпетентен, это всё равно будет понятно. Крупнейший специалист и учёный, вертящийся в научной среде, может быть плохим лектором или семинаристом. И могут быть прекрасные лекции и семинары у того, кто не обладает какими-то степенями и публикациями. Возможность передать знание измеряется не этим. Собственно научное признание больше важно для коллег преподавателя, чем для студентов. На кафедре этнографии не был допущен к конкурсу один прекрасный семинарист, специалист по народам Севера. Всё из-за отсутствия кандидатской степени, которую он защитил чуть позднее начала конкурса. Никто не сомневался, что он её защитит, но к конкурсу он допущен не был. Из-за отсутствия научной степени ушёл прекрасный специалист, старший преподаватель Антон Игоревич Мурашкин, читавший тяжелейший курс по археологии.
– Вместе с этим закрылась студенческая практика на Крайнем Севере, которую он вёл?
– Она закрылась раньше, из-за проблем с компанией, осуществлявшей перевозки. Там довольно непонятная история.
– Какие деньги выделялись студентам на археологическую практику?
– Суточные составляли 50 рублей на студента.
– Как изменилось соотношение преподавателей к студентам на факультете?
– Было 1 преподаватель на 5 студентов, на данной момент примерно 1 на 7. Администрация всё время ссылается на показатель «1 к 12», который, как они говорят, утверждён постановлением правительства. СПбГУ престижный вуз, напрямую подчинён правительству, на это у нас тоже всегда напирают. Но, насколько нам удалось выяснить, «1 к 12» – это не распоряжение правительства, а просто план, 5-летней давности. Может быть, администрация ссылается на что-то ещё. Не понятно, на что. По слухам, в обозримом будущем могут сократить 50 преподавателей, с учётом уже уволенных. Кто-то, может быть, психанёт и уйдёт сам.
– А что значит соотношение 18 на 7, которое где-то мелькало в дискуссиях?
– Это как раз о сокращениях – ситуация с теми преподавателями, которым в этом году надо было продлевать трудовой договор на основе конкурса. Из 18 претендентов на ставку осталось 7. 11 человек, как видите, вылетело. Мне кажется, при всей близости к правительству и внимании к его указам у нас вполне могли бы избежать таких сокращений.
– Чья инициатива, по-вашему, стоит за приказом – Даудова?
– Нет, это не его компетенция. Приказ подписан Мариной Юрьевной Лавриковой, Первым проректором по учебной и методической работе. Это её зона ответственности. А глобально говоря, это линия ректората – ректора университета Николая Михайловича Кропачева и его администрации. Мы приглашали Марину Юрьевну на первое заседание Большого студенческого совета, предшествовавшее общему заседанию 25 июня. Звонили в приёмную, отправляли приглашение на почту – реакции не было. На первое заседание пришли Наталья Геннадьевна Бойко, начальник Главного управления по учебной и методической работе, и начальник управления правового обеспечения учебной деятельности Марина Ишанова, помощница Лавриковой. Марина Валентиновна заявила, что «наукой можно позаниматься и дома». А Абдулла Хамидович отметился уже на втором заседании, 25 июня, фразой: «Незаменимых нет». Это по поводу преподавателей.
– Что администрация, после принятой на заседании 25 июня резолюции об отмене приказа, говорит об этой отмене или, возможно, корректировке? Какими аргументами объясняет, что качество образования в случае исполнения приказа не упадёт?
– Они продолжают делать вид, что ничего не происходит. Аргументов не приводят никаких. «Всё нормально, вы получите нормальное компетентное образование, не из-за чего переживать» – и всё в этом духе. Говорят, что отменить приказ невозможно. Они там большей части менеджеры и юристы, чем люди науки. Хотя, насколько мы смогли выяснить, этот приказ, выпущенный без согласования со студентами, главными потребителями образования, нарушает, вообще-то говоря, федеральное законодательство в этой сфере.
– Справедливо ли предположить, что вся эта политика с закрытием элективов и сокращениями – способ поверхностного, «фасадного» исполнения майских указов президента?
– Вполне можно это предположить. Майские указы гораздо легче выполнить, если всех посокращать. Требуемая зарплата преподавателя, прописанная в указах, в два раза больше нынешней средней. А средняя по нашему региону – 40 000. Сокращаем половину состава, делим деньги на оставшихся. Но тут трудно о чём-то говорить, поскольку разглашать свою зарплату преподаватели не могут.
– Правда ли, что преподаватели не могут, по договору трудоустройства, даже давать СМИ интервью, как представители университета? Какое положение они вообще занимают перед администрацией в этом конфликте и вообще – насколько не любят в СПбГу недовольных и бунтующих?
– Интервью они должны согласовывать с комиссией по связям с общественностью. Это всё, что мне известно. Но, прямо говоря, жизнь преподавателя СПбГУ – это ад. В плане бумаг, отчётов, административных барьеров и контроля. Могут просто уволить, и всё. Недовольные, разумеется, есть, бунтующих нет. Максимум, что преподаватель может себе позволить в текущей ситуации – подписать петицию за отмену приказа. Если кто-то и может чего-то добиться, то только студенты.
Также небольшой комментарий мне дал Сергей Андреевич Хрущёв, бывший преподаватель географии в СПбГУ, ныне сотрудник РАНХиГС. В 2016 году администрация СПбГУ предложила Сергею Андреевичу, давно выступавшему против традиционного, на самом деле, для административной политики вуза сокращения преподавателей – и не прошедшему в 2016-м конкурс на замещение должности доцента кафедры региональной политики и политической географии, проиграв его неизвестному геоэкологу из Италии – администрация предложила Сергею Андреевичу остаться на полставки доцента (это, как сообщило в 2016-м издание «РосБалт», около 11 тысяч рублей). Жить на это в Петербурге, понятное дело, нельзя.
– В 90-х перед демографической ямой был студенческий бум. Вузы строили как социальный «демпфер». Чтобы как-то связать молодёжь. Чтобы они учились. Специалитет забацали, аспирантуру – не только для особо одарённых студентов, а для всех. Накинули ещё три года обучения. Количество студентов тогда достигло небывалых высот – 7, 5 миллионов. В Питере и Москве кол-во студентов превышало тысячу на десять тысяч человек. Это цифра, намного превосходящая показатели Соединённых Штатов, Соединённого Королевства и т.д. А дальше в студенческий возраст стало вступать малочисленное поколение Ельцина, и когорта стала сокращаться. Соответственно, если по уму, надо было собрать профессорско-преподавательский состав и сказать: ну смотрите, ребята, это объективно – бюджет будет сокращаться, нам надо ужаться. Давайте подумаем, как это сделать, чтобы не обидеть наших, так скажем, ветеранов, не сокращать разнообразие наших преподавательских практик… сделаем это совместными усилиями. А пошли по другому пути. Резко – минимум, раза в три – увеличили управляющий персонал. Где-то просто закрывались вузы, особенно частные, ликвидировались филиалы. 1134 вуза было, стало 780.
– И искусственно задрали преподавательский конкурс?
– Задрали планку участия в нём. Выставляли ставки на конкурс после смерти сотрудников, бывало и такое. Стало понятно, что то разнообразие кафедр и профилей, появившихся в 90–2000-ые, надо редуцировать, потому что все они требуют адекватного преподавательского состава и условий его работы. Стали появляться такие вот приказы, которые превращают нас… в какой-то рядовой педвуз. Людей сокращают, оставляют только тех, кто может привлечь в институт гранты…
– Я правильно понимаю, что слияние кафедр или слияние факультетов – например, планировавшееся слияние исторического и философского, остановленное студентами в 2013 году – или превращение факультетов в институты, как с ними и произошло впоследствии– это инструмент контроля, поскольку… на управляющие места ставятся невыборные, подконтрольные ректорату назначенцы?
– Во-первых, конечно, это редукционизм, потому мы теряем многие научные направления, которые были наработаны. А превращение факультетов в институты – да, это контроль.
– Почему в связи с демографической, видимо, ямой стали действовать не так, как предлагаете вы, а «в тёмную»?
– А так делается на уровне страны. А кто начальники? У нас есть закон об образовании, более-менее вменяемый, но закрытие вузов, уничтожение через бюрократические процедуры лицензирования и аккредитации – это вовсю используется, этим занимается Обрнадзор. Эта контора мочит вузы, грубо говоря – вы не соответствуете стандартам, проваливайте. Видимо, решили сделать 4 миллиона студентов вместо былых семи с половиной. Таким вот путём. А учителя? Я хочу напомнить, что у нас было 2 миллиона учителей, а после объединения школ стал 1 миллион. Учителя у нас совсем уж затюканные, никто и не пикнул. Не говорю уж про детские сады, которые закрываются пачками. В центральном районе Петербурга, где я живу, было 175 детских садов в 90-ом году. Стало 75.
– Чем вы объясняете такую образовательную политику в отношении вузов?
– Тем, что говорил вначале. Сначала раздули вузы, как «демпфер», некий громоотвод социальных потрясений. Потому и делали вузы на семь миллионов студентов – на многочисленное поколение 80-ых годов. А теперь им надо всё это как-то сокращать.
– Государственный интерес к образованию был в снижении социального напряжения?
– Я считаю так. И никто из власть предержащих, разумеется, никогда об этом не говорил. А теперь… мавр сделал своё дело, мавра можно как-то модифицировать.
Это, конечно, мнение Сергея Андреевича, но здравый смысл в нём слышится. Вообще, если не говорить о всегда и само собой напрашивающихся в случае любых действий «в тёмную» коррупции и воровстве – в данном случае об этом сказать нечего, кроме того, что в 2017 году Счётная палата обвиняла СПбГУ в растрате бюджетных средств и недостоверной отчётности, но до суда ничего не дошло, так что пока опустим это – резоны просматриваются понятные. Сокращение преподавательских ставок (в комплексе с закрытием элективных курсов) инструментами конкурсных требований и бюрократических барьеров, расчёт на хорошо выглядящие показатели и кадры, которые могли бы привлечь в институт деньги, такое вот, в общем, не слишком изобретательное выполнение майских указов – это по-своему логично. А в свете ситуации, развивающейся ещё с 90-х годов, кажется, что теперь и правда сделан упор на максимально редуцированное, «потёмкинское» образование, не способное удовлетворить его сознательных потребителей, но зато работающее, как приемлемая в данный момент для государства социальная бизнес-структура. За рентабельным фасадом которой скрываются разрушение научных дисциплин, бесправие преподавателей и менеджмент назначенцев, равнодушный, по большому счёту, как к науке, так и к правам студентов.
Занимательно об истории
После того, как восстание на броненосце “Потемкин” было подавлено, его команда сошла на берег, занялась севом озимых и начала строить деревни.
А что. собственно, неожиданного-то? Идёт планомерное удушение высшего образования для т.н. “простых”. Не можешь за обучение в ВУЗе платить – иди на … (неприличное слово). И никакого просвета впереди. “Спасибо партии родной за доброту и ласку…”.
…перед демографической ямой был студенческий бум. Вузы строили как социальный «демпфер». Чтобы как-то связать молодёжь. Чтобы они учились. Специалитет забацали, аспирантуру…
Это говорит бывший преподаватель, который на повышение пошел. Я бы таких гнал из науки. Место им в партбюро.