Права гражданина
Рубрика в газете: Хруст костей, № 2021 / 8, 04.03.2021, автор: Сергей ПАЦИАШВИЛИ (г. ТАМБОВ)
Сегодня в России даже первые лица открыто говорят о том, что либеральные ценности устарели, утратили свою актуальность и совершенно не подходят для страны. Но критика либерализма не выходит, как правило, за рамки критики либеральной толерантности. Мол, толерантность в современной Европе – это такой же фашизм, только наоборот, когда репрессиям подвергаются сильные и сложные представители человеческого вида (вспоминаем тут и недавний манифест Богомолова, который не обсуждал только ленивый). В целом они правы, но сама аргументация таких критиков, как правило, довольно слабая, поскольку, во-первых, она никак не касается смыслового ядра либерализма, который может быть и вовсе не толерантным, а, во-вторых, потому что представляет собой лишь более вычурную форму спора детей в песочнице, которые собрались играть в войнушку, но никак не могут определить, какая команда будет за фашистов. Вот и получается бесполезный спор: «ты фашист», «нет, ты фашист». С тем же успехом западные критики называют фашистским режим в России. Драматизм ситуации заключается ещё в том, что сейчас почти все страны так или иначе уподобились санитарному концлагерю, и поэтому обвинения в фашизме могут быть адресованы кому угодно. Возможно, проблема заключается в том, что российские критики либерализма сами нередко в прошлом называли себя либералами, и они пытаются критиковать современный либерализм с позиций старого, нетолерантного либерализма. Между тем, такая позиция является в корне деструктивной.
Нужно понимать, что современный либерализм является лишь социальным учением, в то время как старый либерализм был ещё и экономической доктриной. Эта экономическая доктрина заключалась в педалировании идеи свободного рынка, которая, по сути, утверждала выживание наиболее приспособленных к дефициту. Неприспособленные к рынку могли быть списаны, как лишние элементы, совершенно бесполезные в экономике. Не вписались в рынок – как говорится.
Говорят, что либерализм полевел, но от левых идей здесь нет ни капли. Кейнс никогда не рассматривал марксизм как серьёзное экономическое учение. Либерализм не полевел, он, если можно так выразиться, окейнсианился, приспособился к условиям кейнсианской экономики. Частично эта экономика всё ещё является рыночной, частично включает в себя механизмы финансового регулирования и создания искусственного спроса. Например, таким механизмом могут служить пособия по безработице, которые получают мигранты из стран третьего мира. Эти мигранты ничего не производят, но имеют деньги на руках и обеспечивают спрос на продукты производства. Разумеется, такое положение вещей вызывает возмущение у коренного населения стран Европы, которое не хочет, чтобы за счёт его труда жили приезжие. И тут на сцену выходит либерализм и начинает рассказывать коренному населению про права человека, про гуманизм и сострадание. Поэтому, направляя жало критики в адрес либерализма, во-первых, следует брать во внимание и ставить под сомнение именно его смысловое ядро – права человека, а во-вторых, нужно отрывать либеральную идеологию от экономической концепции, к которой она имеет посредственное отношение и прицепилась со стороны.
Правам человека мы противопоставляем концепцию прав гражданина. В чём-то эти концепции похожи, только права гражданина на порядок древнее, они восходят корнями ещё к Античности, когда граждане были сословием, причём высшим сословием в своём государстве. Доходило до того, что для права гражданства существовал даже некоторый имущественный ценз, также как для любой политической должности. И это нормально, поскольку главная функция гражданина – щедрость, граждане – это ещё и жертвенное сословие. Чаще всего гражданин, находясь в должности, не получал жалования, а, наоборот, должен был из своих средств тратиться на общественные нужды. Часть должностей набирались по жребию, а на иные должности общество и просто могло принудительно назначить какого-то гражданина. И гражданин не мог уклониться от этого назначения, это был его священный долг.
Нужно сказать, что сама концепция прав человека появилась не случайно, она явилась во многом следствием и реакцией на долгое и систематическое попрание прав гражданина. Статус гражданина был донельзя принижен, и какая-нибудь фронда могла бы этот статус восстановить и положить конец абсолютизму. Но вместо фронды происходит полномасштабная революция, в которую вовлекаются все, даже самые неимущие слои населения. Какие обязательства щедрости можно возлагать на тех, кто ничего не имеют? Да, в постреволюционной Франции тоже был имущественный ценз на каждую должность, но этот имущественный ценз часто нарушался, поскольку не хватало желающих занять эти должности. Ведь за должностные ошибки в буквальном смысле можно было поплатиться головой. Поэтому складывается двоякая ситуация. С одной стороны, государство обеспечивает права гражданина, но, понимая, что в условиях революции имущие слои и все те, кому есть что терять, будут избегать назначения на должности, начинает обеспечивать права человека и именно на них делать упор. С приходом к власти Наполеона ситуация меняется, но права человека так и не были вычеркнуты из истории, в конце концов, и сам Бонапарт оказался здесь бессилен.
Интересно ситуацию с нарушением прав гражданина описывает Радищев в своём «Путешествии из Петербурга в Москву». Здесь он со ссылкой на своего приятеля-юриста приводит важнейший аргумент против крепостного права. Согласно этому аргументу, юридически крестьяне являются гражданами, а гражданин никак не может быть рабом, так же как раб не может быть гражданином. Этот момент чрезвычайно важен для понимания причин возникновения прав человека. Как уже было сказано, потребность в правах человека возникла лишь тогда, когда права гражданина донельзя обесценились. Римское право, например, не нуждалось ни в каких правах человека, обходясь правами гражданина. Высокое звание гражданина фактически давало человеку такую же защиту, какую в теории дают и права человека, только вот права человека ещё больше обесценивают звание гражданина.
Яркие иллюстрации такого обесценивания мы видим именно в крепостном праве и в американском рабстве, причём в США было на порядок больше двуличия. Ведь негры в Америке юридически также являлись гражданами. США – это страна с правом крови, и это значит, что все, кто рождены на территории США, считаются гражданами США. Значительная часть рабов всегда рождалась на территории США, а в начале 19-го века правительство принимает закон, по которому запрещается завоз новых рабов в страну. К моменту гражданской войны уже лет 50 нельзя было завозить новых рабов, то есть в основном все чернокожие рабы были рождены на территории США и юридически были гражданами. Из-за этого звание гражданина серьёзно обесценивается, ведь теперь гражданина можно бить, пытать и даже убить. Государство никак не защищает своих граждан и не защищает правовой иммунитет гражданина. По сути, Радищев ссылается на римское право, которое запрещает гражданину быть рабом, а рабу быть гражданином. Обесценивание понятия гражданина началось ещё на закате Римской Империи. Ведь для христианства все государства – это град земной, презренное царство скорби, земное гражданство большой ценности не имеет, гораздо важнее – небесное гражданство. Именно поэтому крепостное право и рабство в США в первую очередь базировались на христианстве: на православии или на протестантизме.
В отношении к правам гражданина либерализм мало чем отличается от социализма и от его крайней формы – большевизма. Но до последней крайности доходит только социализм. Если французы сначала произвели суд, а затем казнили короля, то большевики умертвили царя без всякого суда, и истребили так всю царскую семью. Понятно, что такое убийство первого гражданина без суда – это крайнее принижение статуса гражданина. В дальнейшем советская власть продолжает следовать той же тактике. Политика красного террора, развязанная Лениным, позволяла гражданина своей страны брать в заложники, пытать, при необходимости убить без всякого суда и предъявления каких-либо обвинений. Для сравнения, у древних римлян существовал порядок, по которому победитель в гражданских войнах не праздновал триумфа. Считалось, что наградить полководца триумфом можно только по итогам победы на внешней войне. Гражданская война, хоть и заканчивается победой одной из сторон, но является бедствием для страны в целом. Это показатель того, что в стране очень высоко ценится статус гражданина. Советская власть, напротив, непрерывно бравировала своей победой в гражданской войне и всячески очерняла своих врагов – граждан своей страны. Так, советская власть лгала про то, что белые были реакционерами и хотели вернуть старое, в то время как белая гвардия также сражалась за ценности революции, более того, некоторые белые генералы вовсе принимали участие в свержении царя. Разумеется, такое принижение статуса гражданина своей страны не заканчивается ничем хорошим для страны в целом, и, судя по всему, Советский Союз клонился к закату уже в конце 30-ых годов. Хоть как-то спасти ситуацию был призван союз с нацистской Германией, но этот союз обернулся ожесточённой войной союзников, которая изменила не только мировую историю, но сам дух, который повелевал страной.
Нужно сказать, что победа Советского Союза стала возможной лишь благодаря совершенно варварской, наполеоновской тактике ведения боя. Как известно, главная тактика нацистов заключалась в захвате участка фронта противника в клещи с последующим образованием котла и окружением. Эта тактика работала неутомимо, методично, с дьявольским расчётом. Что можно было противопоставить такому удушью? В своё время Наполеон столкнулся с аналогичной проблемой и задался тем же вопросом. Ответом была тактика прорыва ценой невообразимых жертв и большой крови. Разумеется, такая тактика может быть воплощена в жизнь только тогда, когда полководец пользуется у воинов непререкаемым авторитетом, как многократно презревший смерть воин и лидер, подающий пример своей отвагой. Та тактика, которую использовала советская армия под Сталинградом или на Курской дуге, была именно такой варварской тактикой. Порой в ней винят людоедство Сталина, якобы забросавшего трупами путь к победе. Сталина, конечно, можно обвинить во многих грехах, но только не в этом. Если искать теоретические корни такой тактики, то мы полностью найдём их в сочинениях репрессированного советского маршала – Тухачевского, прозванного красным Наполеоном. Если кто и виноват в таком поведении советских маршалов, которые перед войной тоже многие были репрессированы, но затем выпущены на свободу, так это Тухачевский.
Плодом такой советской тактики была не только победа в войне, но и переосмысление ценности и статуса гражданина. Граждане снова стали превращаться в жертвенное сословие, которое добровольно растрачивает себя на благо отечества. Военная тактика Наполеона и его гражданский кодекс – это связанные между собой вещи. Тенденция к повышению значимости статуса гражданина в конечном итоге вылилась в массовую реабилитацию политических заключённых в 50-ые годы. Инициатором реабилитации стал, конечно, Хрущёв, но мы знаем, что Хрущёв пришёл к власти только благодаря поддержке Жукова – Маршала Победы. Также Жуков внёс всё-таки какой-то вклад и в реабилитацию: «Нужно снять с бывших военнопленных моральный гнет недоверия, реабилитировать незаконно осужденных, ликвидировать ограничения в отношении бывших военнопленных». Этот доклад Маршала Победы интересен ещё тем, что в нём он развенчивает выдумку о «военном гении» Сталина и указывает на многочисленные военные ошибки и вопиющую неграмотность вождя в военном деле. Сейчас нередко встречается мнение, будто курс на реабилитацию политзаключённых, взятый при Хрущёве, в конечном итоге и угробил страну. Мы же полагаем, что если бы этот курс был продолжен в должной мере, то как раз это, и только это могло спасти страну от катастрофы 91-го года. В этом плане проблема Горбачёва заключается только в том, что он начал слишком поздно, и уже был не в силах сдержать большевистских, разрушительных тенденций в позднем СССР. Ценность гражданина снова была существенно занижена, итогом чего стали многочисленные этнические конфликты, включая и чеченские войны.
И вот в 93-ем году в России была принята Конституция, которая в главных пунктах буквально копировала «Конвенцию по правам человека».
Нужно сказать пару слов о тех людях, которые пришли к власти в 90-ые. Это были люди, совершенно неграмотные с точки зрения экономики. Чего стоят хотя бы высказывания Ельцина, Гайдара и прочих о необходимости построить в России нормальный капитализм западного образца. Видимо, тот самый неразбавленный капитализм, который в 30-ые годы привёл к Великой депрессии. Собственно, в 90-ые годы Россия переживает нечто подобное тому, что переживали США в 30-ые. И всё потому, что власти России совершенно серьёзно строили в России именно капитализм, и были уверены, что это есть путь к западному изобилию. Дело в том, что в советское время не были известны труды Кейнса, их просто не читали, и команда Ельцина знала о Западе только по советским методичкам. А в советских методичках как раз было написано, что на Западе процветает капитализм, а в СССР – социализм. И это в то время, когда неразбавленного капитализма на Западе не было уже несколько десятилетий. Ещё президент Никсон в своё время произнёс: «Сегодня мы все кейнсианцы». Когда Ельцин ездил в командировку в США и видел там на прилавках изобилие всевозможных товаров, он, как советский функционер, по ошибке счёл, что это изобилие – результат капитализма, в то время как оно было целиком заслугой кейнсианских реформ на Западе. С тех пор в российской власти мало что изменилось. Единственное, руководство страны подписало соглашение с организацией ОПЕК, в результате чего научилось создавать на внешнем рынке искусственный спрос на свою нефть и прочие углеводороды, в полном соответствии с учением Кейнса. Это в свою очередь стало причиной высоких цен на углеводороды. Внутри же страны по-прежнему господствует монетарная экономическая модель, которая вращается вокруг выживания самых приспособленных к дефициту.
Большевистская тенденция гражданской войны и развала страны в России, кстати, тоже до сих пор преобладает, хоть представители власти уже и стали понимать тот вред, который могут нести для страны права человека, и пытаются как-то обойти эти опасные моменты российской Конституции. Но если правам человека мы противопоставили права гражданина, то какую альтернативу можно предложить взамен кейнсианской концепции щедрости, которая сегодня обеспечивается на Западе как раз правами человека и толерантностью? Здесь мы многому могли бы научиться у стран ОПЕК и у «Гражданского кодекса» Наполеона. Также здесь на помощь может прийти античный институт гражданства. Как мы упомянули, на граждан, занимающих политические должности, возлагались неукоснительные обязательства щедрости, более того, такое расточительство считалось за честь. Римские граждане боролись между собой за должности не меньше наших современников, только для древнего римлянина должность означала свободу выражать и растрачивать себя, отдавать, а не брать. Временами должности и вовсе занимались по жребию или по принуждению со стороны общественной курии. За счёт этих должностных лиц в стране строились дороги, устраивались бесплатные раздачи хлеба бедным, а также раздачи бесплатного яда тем, кто изъявлял желание покончить с собой. Всё это имело не только социальный, но и экономический смысл. Например, раздачи бесплатного хлеба и прочие ритуалы одаривания народа обеспечивали искусственный спрос на этот хлеб и предметы дарения. Это тоже своего рода кейнсианство, только существовавшее более чем за 2 000 лет до Кейнса. Такую систему мы называем иерархией щедрости, поскольку главное её отличие от типичных иерархий заключается в том, что на вершине оказываются не самые скупые, а самые щедрые. И эта система иерархии щедрости обходилась совершенно без прав человека и какой-либо толерантности. При этом, хорошо известно, что Рим был многонациональным государством, в котором даже императоры могли быть выходцами из самых разных этнических групп. То же самое можно сказать про Францию времён Наполеона. Но так же, как Наполеон был милосерден к иным народам, так и был суров, а порой жесток к ним. Благо, что корсиканцы понимали, что порой единственное, что может освободить от страданий – это смерть, и в таком случае сострадание и гуманизм будут совершенно неуместны. Легко быть сострадательным, жалостливым, часто для этого вообще не нужно ничего делать. В тысячу раз сложнее иметь силу и решимость для того, чтобы поразить мечом ближнего, умоляющего и мечтающего о смерти.
В современном мире сформировался острый запрос на некую альтернативную Европу. Более того, Россия, как страна, победившая во Второй Мировой войне, может удовлетворить этот запрос и при определённых условиях сформировать или, точнее, возродить эту альтернативную Европу. Вопрос только в том, где искать эту альтернативу? В довоенной Европе, в 19-ом веке или в дореволюционной Франции? Но на каждом участке этой истории Европа неуклонно двигалась к формированию института прав человека и принижению своего коренного населения. Ближайший до нас фрагмент истории, когда Европа была счастливой, избыточной, полной сил – это эпоха Возрождения. То есть, когда шло активное возрождение институтов Античности. Корсиканец Наполеон на раннем этапе также был носителем духа Возрождения, он не имел никакого отношения к правам человека и ценностям либерализма – это видно из его «Гражданского кодекса». При позднем Наполеоне побеждает Реакция на Возрождение, побеждает дух утомления жизнью. Как пишет Фридрих Ницше: «Такие люди, как Наполеон, должны являться снова и снова, дабы укреплять веру в полномощность одного человека: сам он, однако, из-за средств, к которым вынужден был прибегать, себя предал и продал и благородство характера утратил. Насаждай он свою волю среди иных людей, он бы применял иные средства, и тогда не вытекало бы с необходимостью, что всякий кесарь обязательно становится скверным человеком». На место неутомимого ренессансного жизнелюбия пришло утомление жизнью. Именно из такой утомлённости жизнью появились на свет права человека. Поэтому единственная альтернативная Европа, которая сейчас возможна – это Европа Возрождения, Европа без гуманизма и прав человека, в которой главным правом и главной привилегией являются права гражданина.
“Доходило до того, что для права гражданства существовал даже некоторый имущественный ценз, также как для любой политической должности. И это нормально, поскольку главная функция гражданина – щедрость, граждане – это ещё и жертвенное сословие” Чувствуется дух аристократизма в словах автора. Но уход аристократов со сцены истории давно произошел.
Самое время духу аристократизма вернуться. Пока нас не поглотила либеральная уравниловка.
Если нет аристократов, то дух аристократизма – понятие виртуальное.
Аристократией могут быть целые народы. Например, корсиканцы, один из которых и покорил Францию. У них тогда даже практиковалась кровная месть. Сейчас уже этого нет, но есть другие места и народы, которые практикуют схожие обычаи.
Лучше – арестократия. Побоевитей.
Сергей, принимая во внимание, что вы откликаетесь на комментарии, хочется задать один вопрос. У вас была статья про комедийный жанр и толерантность на западе. Ваше мнение, ценили ли аристократы комедийный жанр?
Статья была посвящена во многом как раз античной комедии. А у древних греков и римлян гражданин – это высшее сословие, поэтому в каком-то смысле они все там были гражданскими аристократами. При этом аристократический юмор отличается как раз своей нетолерантностью. Вообще, это, конечно, интересная и сложная тема, поскольку Бахтин считал карнавал выражением демократии, а я ему возражаю, поскольку считаю, что карнавал может быть не только комедийным, но и трагическим, как пример – триумфы полководцев в древнем Риме.
Я ему, Бахтину, и так, и этак, а он все молчит. Я возражаю, он ни в какую. Пригляделся – а он помер давно. Испугался аргументации оппонента.
Кугель, вот, спасибо за наглядную демонстрацию вульгарного демократичного юмора. Здесь и простонародная завистливость, и злоба, и рабоче-крестьянское ехидство. Аристократ шутит иначе, он всегда на голову выше любого противника, поэтому никогда не высмеивает его с плебейской прямотой, в лоб. Хороший пример такого юмора можно найти в античных комедиях.
Какой ты аристократ? С покойником вступаешь в полемику. Мало того. что покойник еще при жизни навалял ерунды, так ты сейчас на чужой концепции, чужом авторитете, чужих книгах хочешь прославиться. С самим Бахтиным бодается! А чего б не пободаться, если рожки чешутся, новых-то ворот поблизости не видно.
Еще копытца почеши. Завистливость увидел – где? Кому завидовать? Тебе ли? Злоба – ладно. Хотя это не столько злоба, сколько презрение, разве можно без презрения на такие методы полемики смотреть. Ехидство? Лучше скажи, как тебе, аристократу, тамбовский волк приходится? Явно ведь, не товарищ. Господин, что ли? Сударь?
“-Достоевский умер.
– Протестую, Достоевский бессмертен”.
(М. Булгаков, “Мастер и Маргарита”).
Толпа часто завидует даже не кому-то или чем-то, а в целом успеху. Всё цветущее, богатое, счастливое вызывает в ней неприязнь. Аристократом я себя нигде не называл, но одна черта от аристократии у меня есть – упоение жизнью. Видимо, это вас и раздражает. Но прошу, пощадите, мне становится вас жалко, а ведь сострадание мне вредно для здоровья.
Да обосритесь вы стократы,
Арийцы и аристократы,
Чтобы потом, себя жалея,
Гузно выскребывать лилеей.
Такой жизнью упиваться? Ты в своем уме-то, голубокровный?