Рюмок ливнезвонных лютость

Рубрика в газете: Факты и домыслы, № 2021 / 28, 22.07.2021, автор: Андрей ЖУРБИН (г. АСТРАХАНЬ)

Окружающий нас мир не подчиняется законам логики и нормам морали, не фиксируется в симметрических построениях и полуденной цветопередаче. Поэты, в отличие от большинства граждан Земшара, осознали это задолго до мировых войн. Бодлер и Эдгар По, Тристан Корбьер и Верлен, Лотреамон и Рембо… Влияние их художественного почерка и биографических проклятий угадываются до сих пор в жизнетворчестве авторов. Один из ярчайших наследников-новаторов – русский поэт Леонид Губанов (1946-1983).
Казалось бы, судьба готовила очередного советского лирика. Родился в среднестатистической советской семье (отец – инженер-конструктор, мать – сотрудник МВД). Характерные приметы детства – школы, пионерские лагеря, литкружок, затем публикация в «Пионерской правде», выступление на радио. Но что отличает стихи этого мальчишки от текстов прогремевших на всю страну поэтов-шестидесятников? Вознесенский стремился вывести из истории и искусства Руси современные ему идеалы, и рядом с зодчими Покровского собора появлялась «Муза, точно Зоя», отсылающие к казнённому Джалилю «камни Моабитов». Суть таких взаимоотношений с цензурой и властью – «Мы ухитрялись брать заказы, а делать всё наоборот» – озвучил тогда же Евтушенко.

Исторические рубежи губановской Родины чётко ограничиваются 1917 годом, где-то между Иваном Грозным и Гришкой Распутиным. Все свершения и стихосложение не благодаря руководящей роли партии, но по высшей воле: «Бог велел – был Верлен» или (как в случае с Пугачёвым) – силами народной волшбы: «Сейчас, по щучьему веленью, / И царь и Бог – дурак Емеля».
Уже в семнадцать лет Губанов делает свой выбор: «Да! Мазать мир! Да! Кровью вен!». Это строка из поэмы «Полина», на три четверостишия которой (опубликованные в журнале «Юность») злобными фельетонами полгода огрызалась центральная периодическая печать. Как когда-то юный Рембо своим «Пьяным кораблём» снёс французский Парнас, Губанов опрокидывал устои современной соцреалистической литературы. Поэма стала его исповедью, манифестом и пророчеством.
Вместо заказчиков и гонораров впереди будут протоколы правоохранительных органов и уколы в психиатрических клиниках, где поэта лечили от инакомыслия. Ещё бы, ведь в 1965 году он с товарищами создаёт СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев) – не подчиняющуюся Союзу писателей творческую организацию, ядро которой составили школьники и студенты-первокурсники.
Но это скорее анкетные данные. Настоящий прорыв Губанова – в поэтике. Во времена внутриполитического и духовного застоя ему удалось продолжить поиски поэтов Серебряного века, связать их с литературными открытиями «хрущёвской оттепели». В его поэтическом потоке ассонансов, традиционных и корневых рифм, безупречной звукописи («рюмок ливнезвонных лютость») угадываются надрыв Есенина и Цветаевой, детскость и хаотичность Хлебникова, музыкальность Мандельштама, визуальная образность Маяковского. Не смысловая, но звуковая связь слов, организовывающая течение речи, позволяет сочетать, на первый взгляд, несочетаемые, контрастные идиостили.
Поэтому с такой силой в эпоху освоения космоса, когда «снимают колокольни шапки, приветствуя социализм» звучит человечья мольба:

Дайте неба головы
В изразцовые коленца,
Дайте капельку повыть
Молодой осине сердца!

В одном монологе царь Иван Грозный может доверительно открыться: «Мне каплет маленький апрель / свечным барашком в прудик банки», любовно признаться: «накаркал мне мой чёрный ворон / твои берёзовые плечи» и юродски предложить сыграть «в кости, что тлеют на лице двора». (И перед глазами читателя сменяются наивный рисунок, васнецовски сказочная картина, авангардная графика с наложением изображений интерьера крестьянской усадьбы на абрис лица…)
Вместе с тем такая поэзия отличается и от искусства андеграунда 1960-1970-х. Рядом с выдержанной, несколько академической лирикой Бродского она способна вызвать чувства, сходные с впечатлением от сравнения Храма Василия Блаженного и Исаакия. Нет в ней и публицистичности поэтов правозащитного движения, нет подмены эстетического начала духовным содержанием, отличающим религиозное стихотворчество.
По этой ли причине или в силу буйного нрава и исключительности дара Губанов не прибился впоследствии ни к одной из литературных группировок. Ушёл из жизни фатально одиноким гением, в тридцать семь лет.
20 июля ему исполнилось бы 75 лет. В настоящее время в санкт-петербургском издательстве «Пушкинский дом» готовится к выходу академическое издание губановской поэмы «Полина». Текстологические изыскания, комментарии, переводы на иностранные языки и редчайшие иконографические материалы. Уже скоро!