Соединяя берега
Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2021 / 24, 23.06.2021, автор: Алла ЦУКОР (г. МАЙКОП, Республика Адыгея)
Когда-то в газете «Литературная Россия» был напечатан мой очерк «Сквозь пути и пространства» о Восточно-Казахстанском поэте Евгении Васильевиче Курдакове и о нас – «птенцах» Курдакова – Сергее Миляеве, Фёдоре Черепанове, Валентине Балмочных, Юрии Савченко, Сергее Комове, Алле Цукор, Петре Лопатине, Борисе Аникине, Светлане Салычевой, Валентине Голиненко, Владимире Тихомирове, Светлане Шуваловой, взраставших под его чутким наставничеством.
Это было время начала больших перемен, тектонических сдвигов в политике, время первых цветных революций, не обошедших Казахстан, время лозунгов: «Казахстан для казахов», время, когда «птенцы» под давлением обстоятельств разлетались кто куда, с малой родины на Родину большую. Я уехала на Север и не имела никаких известий о том, какова же судьба моих литературных собратьев. Но уроки учителя не прошли даром, они позволили мне сделать литературный труд профессией, вначале журналистской, затем писательской.
В студии Курдаков не учил стихосложению, но фактически прививал вкус к слову в его значении «Глагола» (и в смысле пушкинского глагола, и в смысле «сказал, и произошло»).
У Курдакова на столе всегда лежал четырёхтомный словарь Владимира Ивановича Даля. В предисловии ко второму изданию Даль писал: « … передать бы кому-нибудь, кто бы смог и захотел заняться этим делом (работать над составлением словаря) – так нет в виду таких людей… Хорошо бы приискать товарища, к которому вместе с запасами своими, можно бы примкнуть помощником, и работать вместе – но, сколько ни думал, и такого человека не знаю…». «Пришла пора подорожить народным языком и выработать из него язык образованный». Даль понимал, что путь преобразования литературного языка долгий и сложный, посильный лишь грядущим поколениям писателей и учёных.
Я не берусь описывать здесь широкий диапазон творчества Курдакова: резчика по дереву, художника, переводчика, эссеиста, исследователя, оно хорошо известно почитателям его поэзии и литературы в целом. Вадим Кожинов, критик и выдающийся мыслитель, в 1996 году писал:
«В частности я рад тому, что мне выпало одному из первых сказать о значении в судьбах и страны, и литературы таких поэтов, как Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Анатолий Передреев, Юрий Кузнецов, Виктор Лапшин… Если говорить о последнем десятилетии, то наиболее яркая и весомая фигура, появившаяся в русской поэзии, это именно Евгений Курдаков. Его публикации немногочисленны, да он и не так много написал, но если представить его поэзию единой книгой, то к ней можно применить слова Фета:
Вот эта книга небольшая
Томов премногих тяжелей.
Причём творчеству Курдакова присуще редкостное, воистину счастливое сочетание вещей вроде бы трудносочетаемых: высокой изощрённой техники, культуры стиха – и совершенно живой, необычно естественной вольной поэтической стихии, с таким сопереживанием миру».
Таким образом, критик ввёл Курдакова в ряд лучших поэтов конца ХХ века.
Я не впадаю в раж возвеличивания, ХХ век породил не одного его. Но таких неистовых исследователей, думаю, найдётся немного. Он пошёл за Далем-собирателем русского языка и шагнул дальше. Работая над книгой «Русский пантеон», объяснял метод расшифровки и толкования семиотики языка, его генезис, включая побуквенный анализ любых слов. Но главная научно-исследовательская работа Е.В. Курдакова, его книга «Исход в бессмертие», которую он писал более 10 лет, осталась незавершённой. В ней автор раскрывает своё видение тайны рождения человеческой речи. Своё, но научно обоснованное. Перед кончиной (2002 г.) он завещал жене – Наталье Михайловне Гюнтер завершить этот труд. Но это отдельная тема.
Сейчас опять времена больших, «тектонических» политических сдвигов. И народу не до большой литературы. Весь мир замер и прилип к экранам: утонул в политических шоу, смотрит и слушает политиков, аналитиков, их прогнозы, вздоры и споры, наркотически щекочущие нервы: будет ли война?
В самый разгар таких дум в фейсбуке, я нашла Юрия Савченко, одного из «курдаковцев». От него узнала, что ядро курдаковцев не распалось, хотя почти все выехали из Казахстана. Кто-то обосновался в Москве и Подмосковье, кто-то во Владимире, Питере, Татарстане, кто-то уехал в Германию, а кто-то так и остался жить, где жил. Дружба молодости, прервавшись было в 90-е аж на два десятка лет, вновь проявилась уже как зрелая мужская общность в 2017 году, когда возникла идея издать второй сборник.. Благо социальные сетти позволяют переписываться, делиться новостями, поздравлять с удачами и сопереживать бедам друг друга. Все члены СПР пишут, издают книги, каждый обрёл свой голос. И, в знак «курдаковской» солидарности, издали второй по счёту общий сборник. Он называется «Соединяя берега» (между прошлым и будущим) и вышел в московском издательстве «Дикси Пресс». Девять авторов – Валентин Балмочных, Валентин Голиненко, Сергей Комов, Пётр Лопатин, Сергей Миляев, Юрий Савченко, Владимир Тихомиров, Фёдор Черепанов.
До книги, читая в сетях переписку и публикации ребят, я обратила внимание на новое имя – Леонида Кузнецова, который входил в круг их общения. Читала его реплики, критические оценки, точно расставляемые акценты. По совету Юры Савченко нашла сайт «Дикси Пресс», где познакомилась с короткими и острыми наблюдениями Кузнецова, которые оказались качественной сатирой, достойной сцены. Когда получила книгу, увидела его редактором. И лишь после этого набрала в интернете его имя и фамилию. Оказалось, что Леонид – отец-основатель этого издательства, тоже усть-каменогорец, поклонник Курдакова, но более поздний. Тонкий ценитель поэзии, и как сказал Юра, помогает талантливым молодым ребятам издать свою первую книгу.
Сборник «Соединяя берега» представил творческое разнообразие авторов: подборки стихов, каждую из которых предваряет стихотворное напутствие учителя; эссеистику, посвящённую памяти Курдакова, где каждый описал свой путь под его началом; критическое исследование творчества самого учителя; и, завершающим аккордом, – подборка стихов Е. В. Курдакова.
Дар большого поэта – это исключительное явление, а потому гудящая творческая энергия наставника превращалась в генератор, который заряжал творческой энергией такой силы, что она питает нас и сегодня. В стихотворении Евгения Курдакова, посвящённом Сергею Миляеву, звучат слова-предостережения не только ему, а каждому из начинающих, кто захочет выбрать для себя судьбу поэта, потому что этот выбор разделит его существование на «жизнь» и «судьбу»:
Перед первой книгой задержи дыханье
Это как прощанье пред уходом в бой, –
Ничего не поздно в этом зависанье
Между просто жизнью и почти судьбой.
Той судьбой, что глухо постучало в сердце
Непонятной страстью, блажью, тёмным сном, –
И не отвернуться, и не отвертеться
От тоски, объявшей этот быт и дом…
. . .
…Что ещё не поздно, устыдившись блажи,
Возвратить любимым прежний их покой,
Где движенья сердца – не для распродажи,
Где не потиражен вздох души живой…
Это вот о чём: сколько поэтов, приняв судьбу, разрушили свои жизни! Когда жизнь и судьба делились, в первой оставались быт, семья, карьера, достаток. Где не было сбоев, запоев, обид, разводов. Но где в глубинах сознания жила тоска о том, что может и сложилась бы судьба Поэта, что, эх, променял первородство на чечевичную похлёбку.
И сколько тех, кто выбрал судьбу, но она не сложилась, не вынесли крест, оказавшийся не по плечу…
И сколько тех, у кого сложилась и судьба Поэта, и крест оказался по плечу, но тоска о чём-то невнятном, не понятом до конца, гложет и гложет.
Не та ли боль снедала Достоевского, когда не хватало времени, чтобы отдышаться? И лишь вторая жена-единомышленница Анна Григорьевна Достоевская (Сниткина) спасала, взяв на себя часть писательских забот и житейских хлопот. Не та ли судьба повела в ночь, в неизвестность Льва Толстого? Не та ли судьба ввергла в дуэльные поединки Пушкина и Лермонтова?
К сожалению, границы моего эссе не позволяют писать о поэтическом творчестве учеников, девять авторов – это не мало, каждый из них заслуживает полного рассмотрения, и я возьму себе на заметку написать о каждом из них особо. Великолепная книга требует неоднократного возвращения, чтобы настоящая поэзия, запечатлённая в ней, прозвучала широко, в своей предельной искренности.
Моё первое эссе называлось «Сквозь пути и пространства», по строке из философского стихотворения Курдакова «Словно белый рассвет». И сегодня я хочу завершить повествование этим же стихотворением, говорящим аллегорическим языком скульптора-флориста-Поэта о своей жизни в целом:
Этот кряж тополёвый давно уже просится в дело,
Он гудит под корой, крепко сбитый, матёрый, сухой,
Безмятежный объём, полноспелое плотное тело,
Сквозь которое мне прорубаться до встречи с собой.
Сквозь сучки и подсучья,
сквозь скрученный луб заржавелый,
Сквозь подкамбий, который держать
свою марку устал,
Сквозь кору чепухи,
затвердевшей в бугристые желвы,
Сквозь слои Годовые, сквозь годы на скол и на свал, –
Сквозь пути и пространства,
квартиры, дома, квартиранство,
Где так тесно сплелись меж собой годовые слои,
Сквозь узлы и мешки,
сквозь хозяйское чванство, тиранство,
Сквозь мытарства, дикарства,
бунтарства, штукарства свои.
Сквозь пелёнки, клеёнки.
Сорочки, сквозь куклы для дочки,
Сквозь глухую трёхсменку,
сквозь ломаный хлам напрокат,
Сквозь получки, рассрочки,
текучки, долги, сверхурочки,
Где долги и уроки досель отдаются назад.
Сквозь прощанья, вокзалы,
сквозь бедную ту полусвадьбу
С беляшами и тестем за нищенски щедрым столом,
Сквозь блужданье вдвоём,
сквозь забытую богом усадьбу,
Сквозь дожди на Покров,
сквозь дождями пронизанный дом.
Сквозь густой косослой, где резцом
не распутать волокон,
Сквозь голландку, лежанку, где мама, где весь её мир,
Сквозь матрас, керогаз,
сквозь тоску промерзающих окон,
Сквозь картошку в мундире и жёсткий
отцовский мундир.
Сквозь запои отца, сквозь скандалы и горечь подачек,
Сквозь приёмы щенков, снегирей и щеглов, и котят,
Сквозь дощатый закуток,
где спит неразбуженный мальчик,
И ресницы дрожат, и во сне его птицы летят.
Сквозь толпу через сад,
где для мальчика вечно возвышен,
Восходил и горел, и сиял, словно белый рассвет,
Над разбитым крыльцом
расцветающих млеющих вишен
Лебединый, святой целомудренный утренний свет.
Ещё медлит рассвет, и парят над ресницами птицы,
Сад цветёт и плывёт в золочёную медь и камедь, –
Не дышать, не будить,
– пусть ему в этих снах не присниться,
То, что станет над ним через миг
нарастать и коснеть, –
Нарастать, наплывать в то,
что после навек задубело,
Затвердело, замшело, скрутилось в косой косослой,
В этот кряжистый кряж,
в полноспелое противотело,
Сквозь которое мне прорубаться до встречи с собой.
Нежная исповедь песенной души о духотворённой “капелле” литургического служения как священном знаке небоприкосновенных сердец…