Способность видеть всё течение реки

№ 2022 / 13, 08.04.2022, автор: Евгений МИЛЮТИН

Когда человек «живёт под постоянным впечатлением того, что его жизнь – это составная часть куда большей биографии, простирающейся на столетия или тысячелетия», такой человек часто становится провидцем. Ему видно всё течение реки. Ему есть что защищать в истории.

Однако история существует не для всех народов. О. Шпенглер говорил о греках как о народе, лишенном исторического мышления. «…в миросознании греков все пережитое тотчас же переходило в лишенный времени, неподвижный, мифически оформленный фон извечно мгновенного настоящего – до такой степени, что история Александра Великого ещё прежде его смерти начала для античного сознания сливаться воедино с легендой о Дионисе, а Цезарь воспринимал своё происхождение от Венеры как по крайней мере не противоречащее здравому смыслу».

Мышление [греческого историка] Фукидида раскрывается в утверждении, сделанном на первой же странице его труда, что до его времени в мире не происходило ничего достопамятного.

До нас дошла надпись с текстом договора между греческими полисами Элидой и Хереей, который должен был действовать «сотню лет, начиная с нынешнего года». Что это был за год, не указано. Так что через некоторое время никто уже и не знал, как долго существует договор.

Прямо-таки манифестом неисторического мышления звучит формулировка Солона: «Последнее слово народного собрания – это и есть закон». Разумеется, такой закон действовал лишь до следующего собрания.

В противоположность греческой погруженности в вечное настоящее, принадлежащий к высшей культуре египтянин представляется либо архивариусом, либо историком будущего. Любовь египетской культуры к вечности находила выражение в выборе гранита и базальта в качестве художественных материалов, в выбитых на камне документах, в искусстве мумифицирования. От сравнительно недавней истории греков до Солона не уцелело ничего, а вот имена и даты правления фараонов 3-го тысячелетия до нашей эры мы знаем, и даже сами эти фараоны лежат в музеях. В то же время обряды трупосожжения у неисторических народов, таких как греки или индийцы, отрицают ценность сохранения прошлого.

Китайская классическая драма опиралась на исторический контекст. У Чэн Энь, автор самого читаемого произведения китайской классики «Путешествие на Запад», первым делом сообщает читателям, что «жизнь вселенной исчисляется циклами. Полный цикл длится 129 600 лет. Цикл в свою очередь делится на двенадцать периодов, или двенадцать земных ветвей: Цзы, Чоу, Инь, Мао…»

Покончив с большими циклами, писатель переходит к суткам: когда ждать пения петуха, когда люди занимаются делами, когда они едят, и когда отходят ко сну.

После описания суточного ритма, «Путешествие на Запад» посвящает нас в большие этапы становления мира: мрак, бедствия, хаос, чистота, просветление, образование неба, четырех видов небесных светил, появление тверди, появление императоров.

Лишь после того, как китайский автор закончит рассказ о том, как Пань-гу преобразовал первобытный хаос, как пять императоров установили отношения между людьми, он переходит к завязке собственно его части истории: как на Горе цветов и плодов появилось каменное яйцо.

Подобные «краткие введения» встречаются и во многих других китайских произведениях.

Начиная с возвышения Москвы при Иване Калите в конце XIII – первой половине XIV века, русский народ демонстрирует признаки исторического народа.

Такое впечатление создают многочисленные завещания и «докончания», т. е. формальные письменные договоры, которые московские люди составляют по самым разным поводам. «Докончаниями» регулируются отношения внутри элиты и между элитой и народом. Основание слобод, освобожденных от налогов, оформлялось подобными документами. Начало московского периода Руси рисует в этом отношении картину, прямо противоположную той, к которой привыкло расхожее мнение о генетическом отвращении русских к праву.

Московских людей той эпохи нельзя упрекнуть в отсутствии идеи будущего. Она есть не только у великих князей владимирских, откладывающих впрок на будущие подкупы мурз в Сарае, на покупку «землиц» у соседей или на их «внезапные» хвори. Будущее есть у слобожанина, приехавшего из Ростова, это будущее записано в его «докончании» с боярином, а будущее боярина – в «докончании» с князем. Московское общество убеждено в своей способности выстраивать траекторию будущего, вытекающую из логики договора.

Маленький «улус» московского князя был частью «всей мировой земли», а московский купец при желании мог из Москвы доехать хоть до Бирмы, не будучи ограбленным, и мог, благодаря монгольской логистике, доставить или получить товары из Вьетнама точно в срок, и мог заранее просчитать свои издержки – такая возможность у Запада появится лишь в конце XX века.

Слово «Орда» несёт для русского слуха множество коннотаций: это и угроза, и возможность, и сама Россия, которую в постордынский период, начавшийся с победы на Куликовом поле, соседи стали сравнивать с прежней Ордой. Это и та Россия, которая поглотила многие земли Орды, и «на Тихом океане свой закончила поход». Большая часть ордынских территорий входит в состав современной России или в состав её военных и торговых союзников: Китая, государств Средней Азии, Ирана, Северной Кореи. По территории «новой Орды» московский купец и его товары всё еще могут достичь Вьетнама и Бирмы в намеченные сроки, где они станут доступными покупателям по заранее известной цене, но за пределами «новой Орды» её торговцы скорее ведут торговые войны, чем нормальную торговлю.

Конечно, ни иранцы, ни китайцы, ни русские не ощущают своей принадлежности к какой-то «ордынской цивилизации». Сложившийся на первый взгляд случайно союз народов, наделенных способностью видеть всё течение реки, основан на силах метафизических, то есть, в переводе с греческого, «пост-физических». Они представляют собой ни что иное, как силы культуры.

Смешение понятий культуры и цивилизации — одно из заблуждений, широко распространенных в учёных и общественных кругах самых разных направлений. «Цивилизация — синоним культуры, — говорится в Философском энциклопедическом словаре, изданном в Москве в 1983 г., — уровень, ступень общественного развития материальной и духовной культуры». — Философский энциклопедический словарь. М.,1983, с.765. Это определение, методологически и философски неверное, усугубляется вдобавок измышлениями о классовых видах культуры — буржуазной и пролетарской, или например, о либеральной культуре, о демократических тенденциях в культуре и т. п.

В действительности, такие явления как классы или стили политики, имеют отношение не к культуре, а лишь к её материальным воплощениям, комплекс которых называется «цивилизацией».

Вот почему ещё важно отделить культуру от цивилизации: культурным историческим народам, способным видеть всё течение реки, ныне противостоит именно цивилизация Запада, то есть утратившая связь с духовной жизнью пустая музейная экспозиция.

Посещая русские святые места, будь то Валаам или Бородино, или Перемиловские высоты под Москвой, мы приобщаемся не к камням или бетонным памятникам, а к духу народа, который таким образом выражен. Для нас важна именно живая духовная культура, её энергетика.

Однако камни Тауэра не имеют никакой энергетической связи с «культурой отмены», или с «гей-культурой», или «воук-культурой» или с новой героизацией нацизма, ни даже с толкинизмом или поттерианством неисторического народа, который живёт только здесь и сейчас, но не в прошлом или в будущем. В саге Толкина важна тема ухода: уходят не только люди — уходит сама земля, а «Истинный Запад» оказывается сокрыт и изъят из этого мира. Поэтому камни Тауэра — это просто камни. Их можно пофоткать, но приобщиться к ним нельзя.

В энергетическом поле духа идут те же обменные процессы, которые составляют основу всех космических явлений, начиная от человеческого общества и заканчивая межзвёздным веществом. Специфика такого энергообмена складывает или превращает дух в систему культуры.

Но стоит спуститься с высот духа в материю человеческой жизни, сойти с башен культуры в долину цивилизации, как тут же становится заметной разница между этими двумя понятиями. Н. А. Бердяев предложил такое сравнение: «Цивилизация есть подмена целей жизни средствами жизни, орудиями жизни. Цели жизни меркнут, закрываются. Сознание людей цивилизации направлено исключительно на средства жизни, на технику жизни…». Взять хотя бы нацизм как «технику», если не жизни, то выживания в жизни, технику победы здесь и сейчас. Когда целью становится именно это, всякая историчность умирает. Вот почему западным народам непонятно наше осуждение нацизма, взывающее к их исторической памяти. Её у них нет!

Неспособность удержать заёмную средиземноморскую христианскую культуру в исторической памяти привела Запад к ницшеанскому «Бога нет» и к бердяевскому «Запад гниет». Процесс постоянного перемешивания проектных идей, их критики, отвержения и принятия новых идей, столь типичный для западной цивилизации, создаёт впечатление её жизнеспособности. Но эта жизнь означает лишь брожение по коридорам, углам и закоулкам дома, жильцы которого перестали узнавать друг друга и утратили понимание того, зачем они, собственно, живут. Хвастливая «Независимая газета» выдала то, что у западника на уме: «Единственная реальность в мире та, что поддается восприятию органами чувств». — «Независимая газета», 16 июня 1993 года. А что воспринимается лучше всего органами чувств? Правильно, бутерброд с севрюжинкой, и «кому бы сапоги почистить». 

Уже дважды оторванность западной цивилизации от культуры вкупе с конкуренцией из-за материальных ресурсов приводила к мировым войнам. Запад и сейчас тем более не обрел способность их предотвращать, а в силу прогрессирующей культурной деградации испытывает постоянную жгучую ревность к духовидческим способностям исторических народов.

Как деградация культуры сказывается на материальном положении Запада – это мы можем увидеть на примере текущего кризиса.

«Решение проблемы производства продовольствия, получившее известность в качестве Аграрной Революции, было предложено в Англии в самом начале XVIII века, около 1725 года. Начало Индустриальной Революции также было положено в Англии, примерно через 50 лет после Аграрной Революции, около 1775 года.

Результатом всего комплекса событий Аграрной Революции стало увеличение производства продовольствия и улучшение его качества. Способность обходиться в сельском хозяйстве меньшим числом работников означала, что больше людей было освобождено от необходимости работы на земле. Эти люди могли найти себе применение в управлении, образовании, науке или бизнесе. Утверждают, что в 1700 г. двадцать сельскохозяйственных работников были в состоянии обеспечить достаточным количеством продовольствия двадцать одного человека, но в 1900 г. для решения той же задачи требовался труд только трёх человек на земле.

Однако в неевропейской части света последовательность этих революций была обратной.

Вот почему Европа была в состоянии производить своими силами железо, сталь и медь для строительства своих железных дорог и телеграфных линий, а в неевропейской части света люди могли вести такое строительство, лишь покупая промышленные товары в Европе и становясь должниками Европы. В неевропейской части света индустриализация началась до того, как там были устроены более продуктивные сельскохозяйственные системы. Поэтому улучшение продовольственного снабжения растущих промышленных центров там достигалось не за счет абсолютного увеличения производства продовольствия, а за счет уменьшения его потребления крестьянами. В Советском Союзе, особенно, высокие темпы индустриализации в 1926 – 1940 гг. были достигнуты за счет безжалостного подавления деревни, что стоило жизни миллионам людей». – Carroll Quigley, Tragedy and Hope. – New York: The MacMillan Company, 1966. pp. 16 – 18

Когда Кэрролл Куигли писал об этом во второй половине 1960-х, казалось, что так будет и впредь. Он, однако, ошибся в предвидении.

В настоящее время Запад способен производить только деньги, а всё остальное «цивилизация» вынуждена покупать у народов исторической памяти и культуры. Англия, которая американскому историку представлялась образцовой «исторической» страной, повторяет вместе со всем Западом судьбу Испании – общества, потратившего все богатства мира на разжигание бесконечных войн в Европе.

Между 1500 и 1650 годами из Нового Света в Испанию было прислано около 180 тонн золота и более 16 000 тонн серебра. Об этом сообщает французский историк Фернан Броделя, автор книги «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II».

Казалось бы, жить да жить! Но…

За исключением слитков и монет, Испания производила только шерсть, доходы от торговли которой были совершенно неадекватны имперским потребностям. Экономика почти всемирной монархии Карла V и Филиппа II, была дефицитной. Будь то закупки хлеба – главного потребительского товара, леса или полотна для своего флота, металлов для производства оружия, или когда дело касалось найма солдат для войн в Нидерландах, Италии, в Африке, на Средиземном море или в Атлантике, – во всем этом монархия зависела от своей денежной машины, поскольку производство денег было единственным товарным производством Испании, продукция которого пользовалась спросом во всем мире.

Победив ацтеков и майя при помощи огнестрельного оружия и лошадей, испанцы во всех остальных технологических отношениях не стояли выше уничтоженных ими цивилизаций Америки. Хозяйственные системы, похожие на испанские и португальские плантации, мы могли бы встретить в Древнем Египте.

Сельские хозяйства Новой Испании были вынуждены покупать рис у китайцев. Казалось бы, отсталые майя и ацтеки кормили себя сами, а испанцам что-то помешало добиться таких же урожаев.

Сегодня англичане покупают у нас треску, и, если остановятся эти поставки, прекратится производство самого популярного британского блюда «фиш энд чипс», про которое Пуаро сказал своему другу Гастингсу: «Это не кухня, друг мой. Это только еда». Вот «только еда» им доступна, фактически, с нашего стола.             

Мы привыкли приписывать Западу дьявольскую хитрость. Но как защититься от дьявольской западной глупости?

Последняя по времени теория идеального мироустройства России может быть почерпнута из не вполне серьезных произведений Хольма ван Зайчика. «На территории империи проживало бок о бок неисчислимое число народностей, и все они имели полное и неотъемлемое право любить свои исторические корни, свои традиции и свой язык — всё свободное от работы время». Гимн вымышленного (к сожалению) государства Ордусь подчеркивает примат культуры над цивилизацией: «Союз нерушимый улусов культурных сплотили навек Александр и Сартак».

Общество ван Зайчика состоит из Первого Лица, узнаваемых глуповских губернаторов (они же «власть»), купцов-мироедов («олигархии»), силовиков (сыщики в романах ван Зайчика), церковников и простого народа. В общем, сходства с реальностью, как вы можете заметить, есть. И, казалось бы, всё предусмотрено, да все-таки не всё.

Настоящая идеальная культурная Ордусь из классических китайских романов включала бы в себя еще одну группу персонажей, вышестоящую по отношению ко всем ранее перечисленным, даже к Первому Лицу. В романе Ши Най-Аня «Речные заводи» говорится об этих недостающих персонажах:

«Фань Чжун-янь, поклонившись и воздав Сыну Неба должные почести, почтительно обратился к нему со следующими словами:

– В Поднебесной свирепствует мор, и население жестоко страдает. Ни днем, ни ночью никто не может быть спокоен за свою жизнь. Чтобы избавиться от мора, необходимо призвать во дворец потомка ханьского небесного наставника Чжана».

Этот персонаж не является ни главой церкви, ни святым. Важнейшее качество наставника состоит в его «над-системности».

«Небесный наставник правда живет в горах, однако достоинства его необычны, и он наделен даром передвигаться на тучах и облаках. Поэтому застать его трудно».

Если сравнить «Речные заводи» и любое классическое русское произведение, нетрудно заметить множество общих черт: самодурство властей, жадность богатеев, глупость военных, бедность народа.

Однако в «Заводях» обитают и небесные наставники, которые в критические моменты возвращают всю систему к равновесию. А затем исчезают, оставляя небожителей, императоров и разбойников предаваться их обычным занятиям.

В советской практике была сделана попытка поставить идеологию над всей властной структурой общества, но подлинного духовного наставничества из руководящей и направляющей КПСС не получилось. Тем более, непонятно, какую роль играют нынешние карманные партии силовой вертикали – слишком придворные, слишком искусственные, чтобы их духовный авторитет был заметен. Наша многострадальная Ордусь верит в личность, а не в институт. Для нас литература ничто, а Лев Толстой всё. Вместо того, чтобы писать идеологические трактаты и плодить специализированные институты, впихивающие общество в умозрительные конструкции, Ордусь могла бы завести двух – трёх небесных наставников, способных просто думать о стране.

Таких, кто будет жить под постоянным впечатлением того, что их жизнь – это «составная часть куда большей биографии, простирающейся на столетия или тысячелетия», людей, способных становится провидцами всего течения реки и живой воплощенной идеологией этого течения. В Тибете существует представление о высших йогах, которые своими вибрациями способны поправлять вибрации мира и которые, якобы, постоянно этим занимаются в недрах Шамбалы. Такую «работу» можно вменить в обязанность наставникам Ордуси. Пусть себе думают, гудят, провидят, а власть, если и когда ей захочется, пусть спрашивает: «Что делать?»

Ответ наставника и будем считать решением, идеей, законом.   

Может быть, тогда полегчает?