В поисках первоисточника слов Сталина

Рубрика в газете: Установить факты, № 2021 / 14, 15.04.2021, автор: Анатолий ВАЛЮЖЕНИЧ

---

Ознакомившись со статьёй Вячеслава Огрызко «Закрытая информация о дочери Сталина» (ЛР, № 11/2021), решил написать это письмо.
Несколько слов о себе. Мне 85 лет, я инженер-электрик. 46 лет проработал в системе «Целинэнерго». Последние 30 лет параллельно с основной работой занимался литературоведением: маяковсковедение, бриковедение. Выпустил по этой теме 6 книг и несколько десятков статей в научных журналах и СМИ России, Казахстана, Киргизии, США и др. В Вашей газете была опубликована моя статья «…Что такое плохо…» (ЛР, № 6/2015).
Жизнь моя так или иначе движется к скорому завершению, но мне не удалось найти ответ на один нерешённый вопрос, и я обращаюсь к Вам за содействием, высоко ценя Вашу работу в московских архивах и полагая, что это не будет для Вас слишком затруднительно.
В литературе широко распространена «резолюция» Сталина на расстрельном списке 1937 года «Не будем трогать жену Маяковского», которую он якобы написал, вычёркивая Лилю Брик из этого списка. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что у этой фразы нет документального подтверждения, и она приводится «со слов». Я представил этот доклад «В поисках первоисточника слов Сталина» на Международную научно-практическую конференцию, посвящённую 125-летию со дня рождения В.Маяковского, и он был опубликован в Сборнике докладов на конференции ИМЛИ РАН. Высылаю Вам при этом черновую копию этой статьи. Моим желанием было привлечь к этой теме профессиональных литературоведов, но этого, кажется, не произошло; по крайней мере, мне ничего об этом не известно. Самому мне заняться в московских архивах поиском ответа на этот вопрос в настоящее время нет возможности, по возрасту и состоянию здоровья. Поэтому я и обращаюсь к Вам.
С надеждой и наилучшими пожеланиями!

---

В настоящее время широко известны две фразы И.Сталина по адресу В.Маяковского: «Маяковский был и остаётся…» и «Не будем трогать жену Маяковского». Обе они пришли к маяковсковедам непростым путём, за каждой из них своя история.

I

5 декабря 1935 года на 4-й странице «главной газеты страны» была напечатана редакционная статья под заголовком «Владимир Маяковский» и несколько сопровождающих её материалов. Статья констатировала, что «Маяковский был большим поэтом в большом смысле этого слова», но «к сожалению, есть ещё у нас товарищи, не понимающие этого». Произведений Маяковского выходит недостаточно, Наркомпрос исключил из школьной программы поэму «Ленин», ничего не делается по созданию музея поэта, кабинета, где должны были быть сосредоточены все его рукописи и материалы».
Статья заканчивалась так: «Когда до товарища Сталина дошли все эти сведения, он так охарактеризовал творчество Маяковского:
– Маяковский был и остаётся лучшим, талантливым поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление.
Надо популяризовать лучшие произведения Маяковского. Пора покончить с безразличием к памяти лучшего, талантливого поэта нашей советской эпохи».
Но что это? Почему поэт здесь назван «талантливым», а не «талантливейшим», как мы привыкли видеть в многочисленных воспроизведениях этой цитаты? Опечатка? Да!
Она была обнаружена сразу же, по выходе номера газеты с ней. И где? В словах САМОГО вождя! Что же делать?
Редакция через 12 дней нашла выход из сложившейся ситуации.
Дело в том, что в наступавшем 1937-м году должно было широко отмечаться 100-летие со дня смерти А.С. Пушкина, и «Правде» уместно было подвести некоторые итоги этой подготовки. В номере «Правды» от 17 декабря 1935 года появляется на первой странице редакционная передовица «Великий русский поэт», посвящённая «пушкинскому вопросу». В середине материала есть такая не очень заметная «вставка» по другому вопросу:

«…От Пушкина ведут свою родословную лучшие наши поэты. А о значении лучшего поэта нашей советской эпохи, о значении Маяковского, сказал недавно товарищ Сталин: «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление». Эти слова о Маяковском на высочайшую ступень подняли вопрос о значении нашей поэзии, и постановление ЦИК СССР о Пушкинском комитете продолжает линию, указанную в словах товарища Сталина…».

Так «Правда» незаметно подправила саму себя. На этот раз все эпитеты Маяковскому были выдержаны в самой превосходной форме, а советские исследователи давно привыкли доверять последней публикации (тем более в одном и том же органе печати).
Сохранился любопытный документ, иллюстрирующий бытование фразы Сталина в советском обществе и процесс её канонизации. В ходе подготовки ежегодного отрывного календаря на 1938 год возник вопрос о том, в какой редакции должны воспроизводиться слова Сталина. Руководитель календарной редакции Смиттен обратился 7 апреля 1937 года в Секретариат товарища Сталина к А.Н. Поскрёбышеву с письмом:

«5 декабря 1935 года в газете «Правда» были помещены следующие слова товарища Сталина о Маяковском:
«Маяковский был и остаётся лучшим, талантливым поэтом нашей советской эпохи».
В дальнейшем как в «Правде», так и в других газетах и журналах эта фраза печаталась в иной редакции:
«Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».
Календарная редакция Социально-экономического издательства просит Вас сообщить, какой из двух указанных здесь формулировок следует придерживаться при опубликовании слов товарища Сталина в ежегодном отрывном календаре».
В резолюции говорилось: «Редакции сообщён правильный текст. 9.IV.37».

Слова Сталина о Маяковском были восприняты как божественное откровение. В запротоколированной сентенции была заключена привычная для партийных резолюций и столь ценная для ритуала эпохи цепочка: причины, следствия, констатации факта и программы действия, а вслед за тем и кары за неприятие вердикта. Сам вождь давал понять, что какое бы то ни было обсуждение его высказывания расценивается как преступление.
Так, с резолюции «вождя всех народов», началось посмертное признание Маяковского. «Все» стали любить Маяковского, писать о Маяковском, защищать диссертации о его творчестве, потому что «не любить» его – «преступление», а подошло время, когда эта формулировка понималась карательными «органами» буквально.
Злопыхатели, правда, стали нашёптывать на ухо новую остроту, называя «Поэта Революции» Маяковского «поэтом одной резолюции…» – «хи-хи!»
Много позднее Борис Пастернак с горькой иронией писал:

«Были две знаменитые фразы о времени. Что жить стало лучше, жить стало веселее и что Маяковский был и остался лучшим и талантливейшим поэтом эпохи. За вторую фразу я личным письмом благодарил автора этих слов, потому что они избавляли меня от раздувания моего значения, которому я стал подвергаться в середине тридцатых годов, к поре Съезда писателей…
Маяковского стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине. Это было его второй смертью. В ней он не повинен» [Пастернак Б. Люди и положения. М.: Сов. писатель, 1983].

Цитату о «лучшем и талантливейшем» знали все, а вот, кому и по какому поводу сказал эти мудрые слова Сталин (и которые были потом воспроизведены в «Правде») не знал никто или практически никто, и разузнавать об этом было не принято или, скорее, не положено.
И только в 1978 году в издательстве «Политиздат» вышли воспоминания чилийского поэта-коммуниста Пабло Неруда «Признаюсь: я жил», с предисловием К.Симонова, в которых было сказано:

«…После смерти Маяковского его злобствующие враги, люди реакционных взглядов, всячески пытались очернить его память, стереть имя поэта с карты советской литературы. Но произошло событие, разбившее их планы.
Лиля Брик, женщина, которую любил Маяковский, направила Сталину письмо, в котором говорилось о позорных нападках на поэта и со всей страстью защищалось его творчество. Противники поэта – посредственные литераторы – думали, что они неуязвимые, потому что действуют сообща. Но они просчитались. Сталин написал на письме: «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливым поэтом нашей советской эпохи».
Со временем возникли музеи Маяковского, появились его памятники и многочисленные издания его замечательных стихов. Недруги поэта были повергнуты».

Здесь необходимо сказать, что Пабло Неруда был близким знакомым Лили Юрьевны, неоднократно с ней встречался. А книга с его воспоминаниями вышла при содействии Константина Симонова, который принимал также большое участие в судьбе Лили Юрьевны в последние годы её жизни. Она скончалась в том же, 1978 году, когда вышла процитированная выше книга, и не успела увидеть её…
Следует отметить, что, несмотря на близость автора и его протеже к героине этой истории, цитата Сталина приводится в её первоначальном варианте, в котором Маяковский назван лишь просто «талантливым». И это – в книге, выпущенной весьма авторитетным издательством.
Такая неопределённость в цитате вождя продолжается ещё 15 лет.
В № 1 журнала «Журналист» за 1993 год была напечатана статья Валентина Скорятина «Зевс» осведомляет…» из цикла «Документы ОГПУ о гибели В.В.Маяковского» впервые (!) публикуется (с. 69) фотокопия знаменитой резолюции Сталина на письме Л.Брик, которое автор обнаружил в личном фонде Н.Ежова, хранившемся в Кремлёвском архиве (Архив Политбюро (бывш. 6-й сектор Общего отдела ЦК КПСС), ф. 57, оп. 1, дело 50.). Несмотря на то, что эта фотокопия занимает незначительную часть журнальной страницы (7х5.5 см), в цитате свободно читается «талантливейшим».
Но по настоящему научное описание этой резолюции было сделано только через 70 лет после её первой публикации, в 2005 году во впервые опубликованном Следственном деле В.В.Маяковского («В том, что умираю не вините никого»?.. Следственное дело В.В. Маяковского. Документы. Воспоминания современников / Вступ. статья, сост., подгот. текста и коммент. С.Е. Стрижневой; Государственный музей В.В. Маяковского. – М.: Эллис Лак 2000, – 2005. – 672 с.). Здесь во всю страницу напечатана резолюция Сталина на письме к нему Л.Брик, её документальная машинописная копия и научные комментарии к ним.
Вот машинописная копия резолюции, хранящейся с 1995 г. в КП ГММ:

<Резолюция И.В.Сталина>
Тов ЕЖОВУ
Очень прошу вас обратить внимание на письмо БРИК. МАЯКОВСКИЙ был и остаётся лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление.
Жалоба БРИК, по-моему, правильна. Свяжитесь с ней (с БРИК) или вызовите её в Москву, привлеките к делу ТАЛЬ и МЕХЛИСА и сделайте пожалуйста всё упущенное нами.
Если моя помощь понадобится – я готов.
Привет!
И.СТАЛИН
[КП ГММ 32610 (1) (Дело № 50, документ № 21, л. 140)]

II

Впервые я узнал об истории второй резолюции И.Сталина от своего хорошего московского знакомого – Василия Васильевича Катаняна, который летом 1997 года прислал мне только что вышедшую из печати свою книгу воспоминаний «Прикосновение к идолам».
В разделе книги «О Лиле Брик и не только о ней» он писал:

«В 1977 году я с большими осторожностями принёс ей «Континент», где она прочитала у Роя Медведева: «Просматривая подготовленные Ежовым списки для ареста тех или иных деятелей партии или деятелей культуры, Сталин иногда вычёркивал те или иные фамилии, вовсе не интересуясь – какие обвинения выдвинуты против данных лиц. Так, из списков литераторов, подготовленного на предмет ареста, он вычеркнул Л.Брик. «Не будем трогать жену Маяковского, – сказал он при этом. Л.Ю. была потрясена» [Катанян В.В. Прикосновение к идолам. М.: Захаров, Вагриус, 1997, 448 с., ил. Серия «Мой 20 век».].

Я же с самого начала обратил внимание в этой фразе на слова «Сталин… сказал при этом». Кому он это сказал? Его указание кто-то тогда же записал, и оно где-то сохранилось, а Р.Медведев ознакомился с ним и процитировал здесь? Катанян ничего не мог сказать мне об этом. Тогда я нашёл московский адрес Роя Медведева и написал ему. Он вскоре ответил:

«Уважаемый Анатолий Васильевич!.. Когда я писал книгу «К суду истории» в 60-е годы, я записывал сотни устных свидетельств разных людей, в том числе и бывших следователей, работников контрольных органов, разных комиссий и т. д. Данное свидетельство я записал со слов Алексея Владимировича Снегова, который участвовал в проведении реабилитации по линии КПК при ЦК КПСС и по линии МВД. Он просматривал почти все большие расстрельные списки и видел пометки на них, которые оставляли Сталин, Молотов, Ворошилов и другие. Все эти документы и свидетельства и до сих пор ещё не поступили в распоряжение официальных и открытых групп историков. Так что надо просто доверять или не доверять тем или иным устным свидетельствам. У нас большая часть истории проходит без всяких документальных подтверждений.
Самые лучшие пожелания! Рой Медведев. 20 октября 2000 года».

Заметив мой интерес к этому вопросу, Р.А. Медведев прислал мне также ксерокопии лондонской публикации его работы, которую упоминает В.В. Катанян в своей книге (Он ошибся в названии альманаха).
Небольшая главка «Проскрипционные списки» (С.75) в работе Р.А.Медведева «СТАЛИН. Некоторые страницы из политической биографии» была опубликована в общественно-политическом и литературном альманахе «Двадцатый век» № 2 (Избранные материалы из самиздатного журнала «ХХ-й век»). Редактор Рой А.Медведев. Лондон. 1977.
Р.Медведев сообщил мне также: «Моя книга о Сталине полностью издана только в западных странах. У нас была в журнале «Знамя» в №№ 1-4 за 1989 г. – сокращённый вариант».

Я же всё старался найти в то время часто упоминаемый архивный документ со второй резолюцией Сталина относительно Л.Брик. Р.Медведев относился скептически к моему намерению. Он выразил к этому своё отношение не только в письмах ко мне, но и в СМИ:

«Недавно Конституционный суд (КС) вынес решение, согласно которому, по идее, могут быть рассекречены почти все документы, получившие гриф секретности более 30 лет назад…. Решение правильное, но лично я слишком многого от него не ожидаю.
Во-первых, самые жирные архивные «сливки» были сняты в конце 80-х – начале 90-х годов, когда доступ к архивам регулировался решениями первых лиц государства…
Во-вторых, многие архивные дела вообще были уничтожены… Огромные массивы документов уничтожались в КГБ в период перестройки – именно из-за боязни рассекречивания…
Некоторые архивные тайны на самом деле многим лучше не знать. Впрочем, об этом я говорю как человек, а не как историк» (Рой Медведев, историк, писатель. Не читайте советских архивов / Аргументы и факты в Казахстане (Алматы), 2013, № 35).

Летом 2014 г. я начал переписку с РГАСПИ по интересующему меня вопросу и последовательно получил оттуда два ответа:

«Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) сообщает Вам, что в личном фонде И.В.Сталина (фонд №558) списков-проскрипций с фамилиями лиц, которых предполагалось арестовать не имеется. В личном фонде Н.И. Ежова (фонд 671) имеется огромное количество списков лиц, которых предполагалось арестовать по каждому конкретному политическому делу (например, причастность к троцкистско-зиновьевскому блоку).
В связи с большим объёмом работ по просмотру этих списков просим Вас сообщить, в каком году и/или в связи с каким политическим процессом предполагался арест Л.Брик».

И второе:

«В ответ на Ваш запрос от 18 июля 2014 г. о наличии в Российском государственном архиве социально-политической истории списка членов семей изменников родины с упоминанием Л.Ю. Брик и резолюцией И.В. Сталина сообщаем, что данного документа обнаружить не удалось.
В ходе поиска были просмотрены опись фонда Н.И. Ежова (Ф. 671. Оп.1) и коллекция документов о деятельности антипартийных групп в ЦК РКП(б) – ВКП(б) – КПСС (Ф.17. Оп.171). Возможно интересующий Вас документ находится на секретном хранении в РГАСПИ. Вместе с тем, как свидетельствует просмотр аналогичных по тематике открытых дел из Ф.17. Оп. 171 (например, материалы о Московских открытых процессах 1936-1938 г.г.) подобных списков в РГАСПИ нет.
Рекомендуем Вам обратиться в Центральный архив ФСБ (101000, г. Москва, ул. Б.Лубянка. д.2…….)».

 

Письма вежливые, обстоятельные, но я понял, что ничего я в РГАСПИ не найду, отправляя из Астаны в Москву одно письмо за другим, получая и подшивая аналогичные ответы. Нужен «эффект присутствия». Надо не писать из далёкой Астаны, а приходить в архив лично, встречаться с руководством и консультантами-исполнителями, самому листать каталоги и путеводители по фондам, может быть, получить доступ к самим фондам. И тогда, может быть, ещё что-то и получится.
Я понял, что мне нужен молодой напарник, находящийся в Москве, заинтересованный в успехе и способный к преодолению бюрократических препятствий.
Я нашёл такого помощника, и он поначалу активно принялся за поиск, но, получив одно за другим несколько аналогичных вежливых отказов, остыл и, насколько мне известно, прекратил дальнейшие поиски.
У меня нет никаких оснований обвинять А.Снегова или Р.Медведева в преднамеренном искажении опубликованной ими резолюции И.Сталина. Но её использование в научной литературе, к коей относится и маяковсковедение, требует обязательной сверки с первоисточником. Как мы видим на примере первой резолюции Сталина, отступление от этого правила, чревато искажениями. Следовательно, маяковсковедам надо приложить максимальные усилия по отысканию фактического первоисточника второй резолюции Сталина.