В пристрастности была его сила
Вспоминая Вадима Кожинова
Рубрика в газете: Глыба, № 2020 / 26, 09.07.2020, автор: Евгения ИВАНОВА
Этим летом читающий мир отмечает 90-летие крупного литературоведа, историка и публициста Вадима Валериановича Кожинова (1930–2001). Очень многое в жизни этого уникального подвижника русской культуры было связано с академическим Институтом мировой литературы, где он сначала учился в аспирантуре, потом защитил кандидатскую диссертацию и долгие годы работал в отделе теории. Сегодня Вадима Валериановича вспоминает ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН Евгения Иванова.
– Евгения Викторовна, вы ведь застали Кожинова, что называется, «живьём» в отделе теории Института мировой литературы. Какое впечатление он на вас произвёл? Может быть, запомнились какие-то его реплики, выступления, замечания?
– Впервые я увидела Вадима Валериановича в ИМЛИ на учёном совете. Я тогда была аспирантка, абсолютно никого не знала. И вот попадаю чуть ли не на первый учёный совет – а там идёт аттестация (нас каждые три или четыре года аттестовали, и результаты аттестации голосовались на совете). И вот, представьте себе, когда речь заходит о Кожинове, встаёт Уран Абрамович Гуральник (тогда я ещё не знала ни имени его, ни отчества) и говорит: «Как же мы будем переаттестовывать человека, если его критикует газета «Правда»?». Члены учёного совета и дирекции – все кивают, что, да, мол, мы не можем таких ужасных людей переаттестовывать, и т.д. Но, самое удивительное, что все сидели как-то так спокойно, никакого скандала, никто не поднимался, не обличал никого, а просто обсуждался вопрос о том, можно ли «таких людей» держать в институте… Потом какие-то идут следующие кандидатуры, какие-то высказывания, и, наконец, дело доходит до результатов голосования. И тут директор института Георгий Петрович Бердников возглашает: «Вот Кожинов… Как же вы все проголосовали за него?! Ведь никто же не возражал Урану Абрамовичу… Так не должно быть! Вы должны были встать и заявить свою позицию – что вы его поддерживаете!». А Вадим Валерианович Кожинов так спокойно стоял рядом с Николаем Константиновичем Геем, и его таким вот образом тогда переаттестовали. Тогда я, собственно, первый раз и запомнила Кожинова. Потому что времена были достаточно жёсткие. Это происходило в начале 1980-х годов, и критика в газете «Правда» была довольно серьёзной вещью. Позже я узнала, что, оказывается, Кожинов накануне написал какую-то статью о народности, и как-то в ней якобы «неправильно» эту самую народность понял…
А потом уже я познакомилась с Вадимом Валериановичем, когда пошла в Отдел теории. Он, надо сказать, довольно редко ходил на заседания. Но каждое его выступление я помню, как вчера. Потому что Вадим Валерианович был, конечно, прекрасный совершенно оратор. И я считаю большой потерей то, что он никогда, по крайней мере, на моих глазах, не преподавал. Но в те времена человека с такой репутацией преподавать никто бы и не взял: то «Правда» его отругает, то он ещё что-то «неправильное» напишет…
Как известно, в отделе теории ИМЛИ (это было уже на моей памяти) издавалось собрание сочинений М.М. Бахтина. И у нас работали все три основных наследника Бахтина – это Леонтина Сергеевна Мелихова, Сергей Георгиевич Бочаров и Вадим Валерианович Кожинов (они были очень между собой дружны). И иногда на какое-то утверждение томов Вадим Валерианович приходил. Из его наиболее ярких выступлений мне запомнилось обсуждение некой диссертации по «деревенской прозе». Диссертация была сама по себе довольно слабая, и, собственно, Вадим Валерианович пришёл только для того, чтобы её горячо поддержать. А это он умел делать со страстью! Все как-то вяло говорили, что диссертация, мол, не очень… не тянет… И тут встаёт Вадим Валерианович и начинает свой удивительный рассказ… Причём к диссертации это уже не имело практически никакого отношения. Это была история самой «деревенской прозы»: как она складывалась, какие там персонажи были, как он познакомился с Василием Беловым, как побывал у него в Тимонихе… и всё, всё, всё… И про поэта Анатолия Передреева, и про всех деревенщиков… Кроме, кстати сказать, Астафьева. Лично я никогда не слышала его хвалебных отзывов об этом писателе. Как-то он немножко был от него в стороне. И Распутин тоже как-то меньше упоминался. А вот Белов – это был его герой … И, вы знаете, я до сих пор жалею, что никто (включая аспирантку, чья диссертация обсуждалась) не догадался тогда записать то, что говорил Вадим Валерианович. Потому что это было из серии «не повторяется такое никогда». Ведь он знал эту всю историю с фактами, она вся происходила на его глазах и с его участием. И очень жалко, что это и ушло вместе с ним…
Надо сказать, что статьи и выступления Вадима Валериановича показывали, насколько это был образованный человек. Вообще, всё то поколение – и Сергей Георгиевич Бочаров, и Пётр Васильевич Палиевский, и Виталий Дмитриевич Сквозников… По поводу этих людей можно сказать, что они «диалектику учили по Гегелю». То есть они это всё читали. И когда Вадим Валерианович говорил о современной поэзии, то явственно ощущалось, что это говорил человек, который досконально знал и Пушкина, и Фета, и Блока, – всё это было в его голове, всё это было вовремя им прочитано. В общем, то поколение – это, конечно, абсолютно уходящая натура…
– Как вы считаете, актуальны ли до сих пор литературоведческие работы Кожинова? Насколько весом его вклад в филологическую науку?
– Я не могу сказать, что когда-то считала Вадима Валериановича выдающимся учёным. Учёным он не был именно по темпераменту, именно потому, что Вадим Валерианович любой темой увлекался и уходил в неё с головой. Причём это могли быть темы совершенно разные. И, мне кажется, этот темперамент мешал его усидчивости над какой-то одной темой. Потому что его сразу звало что-то другое. Я бы его назвала всё-таки скорее критиком.
Что касается теоретико-литературных работ Кожинова, то я, по большому счёту, знаю одну – это «Происхождение романа». У него на эту тему и монография, и диссертация. И мне кажется, что эта работа совершенно не устарела. Но она такая, как бы – пробахтинистская. И она не устарела именно в той мере, в какой не устарел Бахтин. Не то чтобы она как-то списана у Бахтина, но это то, что идёт именно в этой струе и в этой традиции. А сейчас, между прочим, о том, что такое роман, и вообще на тему жанра просто невозможно себе даже представить какую-то работу, написанную отдельным автором. Это как бы ушло из фокуса литературоведения. Но вряд ли ушло навсегда. И я не думаю, что эти работы (в частности, и работы Бахтина), после такого сумасшедшего успеха, который им сопутствовал, обречены на забвение. Они вовсе не перестали быть актуальными. Просто, видимо, наука, совершив некий круг, вернётся к ним снова.
– А можно ли, на ваш взгляд, рекомендовать молодым исследователям работы Кожинова в методологическом плане – как своего рода образец литературоведения и литературной критики? Дескать, вот как надо писать о литературе!
– Дело в том, что Вадим Валерианович был из тех учёных, которые сами создавали свой жанр. Там не было методологии, которую он у кого-либо усвоил. Он эту методологию создавал сам. Создавал своей страстностью, своей эрудицией, своим умением обобщать. И я не знаю людей, которые могли бы пойти за ним следом. Но сам он как литературовед очень многим увлекался.
Вот, допустим, у нас в аспирантуре учился Андрей Битов. Ни в одной его биографии я не встречала упоминания о том, что устроил его туда именно Кожинов. Кожинов был страстным поклонником его романа «Пушкинский Дом», и он убедил Битова поступить в нашу аспирантуру. Он три года здесь учился, и очень тесно общался и с нами, и с Вадимом Валериановичем, но потом как-то это всё отринул и ушёл на другие пути…
Нечто подобное, я помню, было с Михаилом Эпштейном. Тоже Вадим Валерианович приводил его в наш отдел. По-моему, Миша тогда занимался современными поэтами. И Кожинов как-то пытался его устроить в аспирантуру ИМЛИ. Не помню, чем это кончилось…
Были и ещё увлечения какими-то темами, вне его лежащими. Но, в результате, к сожалению, на моих глазах Вадим Валерианович никаких серьёзных статей уже не писал…
– Что, на ваш взгляд, из творческого наследия Кожинова наиболее ценно? Он ведь много занимался ещё и историей…
– Я всё-таки убеждена, что он, прежде всего – критик. Потому что он умел в литературе нечто полюбить со страстью, почти такой же, как Белинский, и в этом смысле был «неистовый Вадим». Например, поэта Владимира Соколова. Носился с ним, в буквальном смысле сделал его известным (хотя тот и снял потом со своих стихов все посвящения Кожинову). Потом Василия Белова, Рубцова, наконец, Юрия Кузнецова. В их славе всегда есть что-то, чем они обязаны Вадиму Валериановичу, он ведь и им самим помогал открыть глаза на собственный талант. Мне кажется, любовь к литературе есть условие, без которого нет критика, иначе он – чиновник при писателях или при журналах. В этом смысле Кожинов был настоящим критиком, даже идеологом «деревенской прозы».
Хотя при этом у меня есть личные свидетельства его, действительно, увлечения историей. Когда я, например, шла иногда после заседаний отдела (а у нас заседания начинались в 11 часов утра) в Ленинку, то по пути заходила в «Дом книги», и там всегда видела Вадима Валериановича, который, как охотник, обнюхивал книги, обычно уже держа какие-то из них под мышкой. Он был страстный читатель! И особенно его интересовала, действительно, история, в частности, советская история. Собственно, этим темам его последние книги и посвящены. Но мне кажется, повторяю, что для историка он был слишком пристрастен, слишком увлекался какими-то идеями.
Однако в этой пристрастности была и своя сила. И одно из свидетельств тому – его похороны. Из всех похорон, которые я пережила в институте (мы иногда помогали организовывать поминки), единственными по-настоящему народными похоронами были у Вадима Валериановича и у Жени Лебедева (Евгений Николаевич Лебедев (1941–1997) – историк русской литературы, переводчик, профессор Литинститута, в последние годы жизни – замдиректора Института мировой литературы. – Прим. ред.). Тогда в институт было паломничество – с огромным количеством людей. Конечно, это нельзя сравнивать с похоронами Сталина, но на похороны какого-то современного популярного артиста – вполне тянуло. Потому что волна, которая шла по институтской лестнице вверх и спускалась вниз, была огромная. Никто в институте этого не ожидал. То есть у него была целая армия почитателей. А что может быть лучше для критика?
Вопросы задавал Евгений БОГАЧКОВ
Богата отечественная гуманитарная культура;один из её выдающихся представителей-Вадим Валерианович Кожинов,творчество которого следует серьезно изучать…
Анатолий Хомяков
Цитата: «По поводу этих людей можно сказать, что они «диалектику учили по Гегелю».
Подлинник: “Мы диалектику учили НЕ по Гегелю” (В. Маяковский).
Давайте исправим, а?
До сих пор помню картинку телепоединка Кожинова и Сергея Станкевича. На любое утверждение бывшего вице-мэра (так и не очистившегося от клейма взяточника, или даже вора) у Кожинова был убийственный контр-аргумент. Телезрители стали свидетелями того, как светоча либеральной мысли (одного из) размазали по стенке. И еще пришло осознание, что деляги чубайсовско-гайдаровского розлива (Станкевич–из этого помета, как и , не к ночи будь помянут Сергей Пивоваров, прославившийся пожаром в руководимой им библиотеке да еще “открытием” в биографии Александра Невского) убедительны только тогда, когда беседуют между собой, опровергая то, что сами и изобретут. К сожалению., сейчас нет личности сравнимой с Кожиновым
СПАСИБО ГАЗЕТЕ, ЧТО ВСПОМНИЛИ В.В.КОЖИНОВА!
К сожалению, не был с ним знаком лично. НО имел честь слушать его выступления. Потрясающе интересные. Два или три раза он приходил на студию “Луч” к И.Волгину. Это в МГУ.Его рассказы о А.Т.Твардовском. Таинственные.Он так и говорил, что о многом он не может рассказать- сам ещё разбирается в сути. Приятно, что именно В.Кажинов отобрал для публикации в журнале ” Студенческий меридиан”мои стихи .Он сидел в кабинете зав отделом литературы. Я его видел , но не узнал.И даже не предполагал. что именно он это отбирает именно мои стихи из груды для публикации.Большое видится на расстоянии.С гордостью сегодня имею личный факт, что предисловие к первой моей книжечке стихов написал любимчик В.Кожинова, прекрасный советский поэт Владимир Соколов. Горд, что именно в “ЛР” напечатано моё интервью с ним. Вообще не помню- В.Соколов давал кому-либо интервью для печати…
Вспоминая в эти дни незабвенного Вадима Кожинова, не могу пройти мимо его участия в студии замечательного подвижника русской музыки и песни, поэта, композитора, организатора известной студии и музыкального коллектива – Александра Васина-Макарова. Вадим Кожинов был постоянным участником вечеров и собраний этого коллектива. А на домашних посиделках с друзьями он исполнял романсы на стихи русских классиков. От него гости узнавали историю русского романса. В Сети много записей вечеров студии Васина-Макарова, куда Вадим Валерианович приводил поэтов, там бывал Николай Тряпкин и исполнял свои стихи, там чтили творчество А.Передреева и выпустили его книгу. На сайте студии много интересных материалов. Тесную связь со студией поддерживает вдова Вадима Валериановича. Они тепло отмечали ее юбилей. В День Победы студийцы приезжали к Большому театру и исполняли военные песни.
1. На фоне легковесных ответов ведущего научного сотрудника ИМЛИ РАН Евгении Ивановой сложно высказаться о содержании творчества В.В.Кожинова (не упомянуты по наименованиям основные статьи и книги В.В.К.).
2. Цитирую Е.Иванову: «И когда Вадим Валерианович говорил о современной поэзии, то явственно ощущалось, что это говорил человек, который досконально знал и Пушкина, и Фета, и Блока, – всё это было в его голове, всё это было вовремя им прочитано. В общем, то поколение – это, конечно, абсолютно уходящая натура…» Вопрос: А к кому относится «уходящая натура»? К поэтам-классикам или к В.Кожинову? А кто «перспективная натура»?
3. Цитирую ещё Е.Иванову в связи с похоронами В.Кожинова: «Конечно, это (похороны — прим. Ю.К.) нельзя сравнивать с похоронами Сталина, но на похороны какого-то современного популярного артиста – вполне тянуло».
Жаргончик «вполне тянуло» — это лексический уровень вед. науч. сотрудника ИМЛИ РАН?