ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ

Размышления о типологии сюжетных архетипов и обманчивой привычности литературных образов

Рубрика в газете: Из вечности в вечность , № 2018 / 30, 10.08.2018, автор: Илья РЯБЦЕВ

В известном смысле все книги имеют определённое сходство друг с другом. И связано это с тем, что для написания подавляющего большинства книг используется определённое количество сюжетных архетипов или драматических шаблонов. От времён баснословной древности – вплоть до нашей информационно-технологической эпохи. И, как бы ни спорили писатели и литературоведы о конечном, формальном количестве этих драматических клише, в одном они, безусловно, сходятся: число возможных сюжетных линий ограничено.

 

Одним из первых этот вопрос попытался осмыслить знаменитый константинопольский писатель и энциклопедически образованный учёный-богослов Патриарх Фотий. В IX веке им был составлен «Мириобиблион» – компактный свод описаний произведений античных и византийских авторов всех существовавших на тот момент трёх литературных направлений: церковного, светского и исторического. Прошло почти 1000 лет, прежде чем этот вопрос вновь обратил на себя пристальное внимание профессионалов писательского цеха и рядовых читателей.

 

В 1895 году французский театровед Жорж Польти опубликовал работу, в которой утверждал, что изучив 1200 произведений мировой литературы, он пришёл к выводу, что типологически любое драматическое произведение основывается на одной из 36 выделенных им сюжетных завязок. Идея подсчитать и зафиксировать количество возможных сюжетных коллизий неожиданно стала актуальной и даже популярной. Курт Воннегут обнаружил восемь сюжетных завязок, а Кристофер Букер семь. Недавно группа американских исследователей на материале анализа 1737 литературных произведений пришла к выводу о том, что в мировой литературе существует всего шесть взаимно переплетающихся сюжетных линий. Наиболее радикально высказался по этому поводу крупнейший аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес, и вовсе выделивший всего четыре возможных архетипических сюжета.

 

Мне же кажется, что все эти протоструктуралистские штудии, принудительный поиск типологического сходства имеют вполне отчётливый спекулятивный характер. С таким же успехом, можно сказать, а, возможно, так оно и есть, что в мировой литературе, в сущности, существует всего один сюжет, который можно условно назвать «путешествием Одиссея», как вариант, «Возвращение блудного сына».

 

И ведь действительно, любой сюжет протекает во времени и пространстве (движение из пункта А в пункт Б) – будь то сказка о Красной Шапочка Перо, история «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского» Сервантеса, интеллектуальное приключение «Улисса» – Леопольда Блума описанное Джойсом или путешествие самого времени в «Сто лет одиночества» Маркеса. Даже если это путешествие проходит в плане интеллектуальном, этическом или эстетическом, в зависимости от того или иного литературного жанра, в любом случае мы можем наблюдать один и тот же маршрут: от утраченной невинности, через неизбежные искушение, разочарование, раскаяние – к всепримиряющему финалу. Теряющийся в бездне времён Уроборос, кусающий себя за хвост. «Путь всея земли». Вечное возвращение – один из основополагающих концептов философии жизни Фридриха Ницше. Рождение из точки сингулярности, мытарства земной жизни и схлопывание, возвращение в вечность. Прямо или косвенно мы видим это повсюду: и в «Царе Эдипе» Софокла, и в шекспировском Гамлете, и в «Фаусте» Гёте, и в «Преступлении и наказании» Достоевского, и в «Войне и мире» Толстого, и даже в «Тихом Доне» Шолохова. В этом и есть, собственно, основное, онтологическое содержание «Путешествия Одиссея». Вероятно, потому, что эта программа, этот софт изначально присущ всем нам, а мы, как известно, не способны создать ничего, что изначально уже не содержалось бы в нас.

 

“Иов многострадальный” Д. Хомяков (х/м), 1994

 

Всем нам свойственно стремление постигать мир, облекая его в доступные, шаблонные формы. Ведь это такой экономный и удобный инструмент познания. Но он таит в себе опасность серьёзной ошибки: упрощение, ведущее к искажению и, в конечном итоге, окостенению живого образа. Возьмём, например, историю хитроумного Одиссея. Подавляющее большинство из нас знают о нём благодаря эпической гомеровской Одиссее. Десять лет длилась троянская война, десять лет длились странствия Одиссея перед возвращением на родную Итаку. И всё это время верная жена Пенелопа и любимый сын Телемах ждали мужа и отца, который, вернувшись, сурово наказал обнаглевших женихов и вернул принадлежащее ему по праву. Классический сюжет в духе: Добро побеждает зло.

 

К сожалению или к счастью, жизнь неизмеримо богаче наших клишированных представлений о ней. Реальный, ставший прообразом литературного, Одиссей прожил совсем иную, куда более драматичную жизнь. Родители погибших женихов добились десятилетнего и теперь уже фактически окончательного изгнания Одиссея, передавшего царский скипетр своему сыну Телемаху. На этот раз Одиссей вынужденно расстаётся с Пенелопой уже навсегда. Впоследствии он вновь женится на царице феспротов Каллидике, а спустя некоторое время он умрёт на чужбине, по существу, так и не вернувшись на родную Итаку… Это трагическая история несбывшихся надежд, потерь и разочарования.

 

Почему же Гомер, наверняка знавший как всё было на самом деле, так упростил историю жизни легендарного Одиссея? Потому что реальность, как это ни удивительно, выглядит подчас куда фантастичнее и неправдоподобнее любого вымысла. Лично для меня история Одиссея удивительно, хотя и не столь очевидно, перекликается с историей библейского Иова многострадального. И это история о каждом из нас. Независимо от того, осознаём мы это или нет. Путешествие из точки Альфа в точку Омега. Из вечности в вечность…

 

Один комментарий на «“ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ”»

  1. В Сети можно прочитать работы Сергея Бочарова “Сюжеты русской литературы” и “Филологические сюжеты”.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.