Вразброд
Рубрика в газете: Отцы и дети, № 2020 / 31, 27.08.2020, автор: Николай ЮРЛОВ (г. КРАСНОЯРСК)
Скажи-ка, дядя…
(У истоков русской новеллы)
Сюжет как таковой в произведении ещё не самое главное (сюжета в нём вообще может не быть), гораздо важнее герой, которого открыл для читателя автор, – вот в чём значимость для всей последующей русской литературы новеллистической прозы Лермонтова.
У классика всё как в жизни: никто ничего не выдумывает, даже в мыслях такого нет – просто с героем происходят самые разные случаи; о них мы узнаём из уст любезного рассказчика, который хоть и появляется по воле господина сочинителя, но всё же подтверждает для нас достоверность случившегося.
Проза по дням недели
(Тургенев в миниатюре)
Родоначальник короткого жанра в нашей литературе, каким по праву можно считать Тургенева, советовал читать его «Стихотворения в прозе» вразброд. То есть не проглатывать всё сразу, подряд, а растягивать удовольствие по дням недели и не пресыщаться мгновенно. Может быть, тогда что-то и ляжет на душу, скромничал топовый писатель (по нынешним меркам, конечно).
И мечтательные тургеневские барышни (а другого массового литературного потребителя в те времена и не было) своего воздыхателя слушались.
Прислушаться бы и нам и намотать на ус, тем более что миниатюра нынче пошла резко в гору: жанр этот действительно обладает подённым притяжением, особенно когда вокруг разброд и шатания…
Птица его героя
(Сорока и Сорочинцы)
Встретил сороку-белобоку, и вот какие мысли возникли в связи с этой птичкой, болтающей на деревце о том о сём. У неё не только длинный хвост-планировщик, но ещё и длиннющий язык. Трещит без умолку, и ведь не запретишь – хочешь не хочешь, а приходится слушать эти пустые разговоры.
Гоголь, как мне кажется, в полном объёме унаследовал «птичью» фамилию, да к тому же удосужился родиться в Сорочинцах, под самым что ни на есть сорочьим знаком. Как тут не станешь автором «Ревизора» с его бравым столичным хвастуном, вечно живым Иваном Александровичем Хлестаковым!
Лучше всех литературных героев болтает и порхает, порхает как сорока по Руси-матушке: «Я везде, везде…»
Бунин и его галерея
(Юбилейный год Мастера)
Бунин не писатель захватывающей фабулы – он писатель картинный. В его почти бессюжетном творчестве так много портретов и пейзажей, что они составят, пожалуй, целую художественную галерею, созданную большей частью вдали от родной земли, – в этом случае автору не оставалось ничего иного, как полагаться на свою память. Потому в изображённых им деталях нет того натурализма, свойственного более ранним произведениям, а есть отборная проза, уже просеянная через взыскательное авторское ситечко, звучащая как стихи; есть и ностальгические нотки писателя о том, что «была когда-то Россия»…
Только не стоит торопиться в тот самый зал, где расположилась «Деревня»: здесь другой Бунин, он пророчествует, предрекая скорое появление Октября и его рабочего инструмента – пролетария. Точно невеста, ждёт и страшится деревня неизвестного хозяина, который мог бы, как прежде, за всех всё решить и подсказать, когда общине пахать, когда сеять. Вскоре он явится из города, этот хозяин, пока ещё вкушающий запретный книжный плод о роли «пролетарията» в России, и задавит в колхозах до последнего, закрепостив мужика ещё сильнее прежнего барина. И это уже будет окончательная и бесповоротная гибель русской деревни.
Вышедшую повесть Бунина критика громила, причём с не меньшей силой, чем это делали крестьяне, когда палили помещичьи усадьбы в 1905-м. Всё верно, всё объяснимо: найдётся ли у нас пророк в своём-то Отечестве?
Так сказал Лихтенберг!
(Афоризм в устах зека)
Бывает, достаточно одной-единственной фразы или какого-нибудь кусочка текста, чтобы автор буквально пленил мастерством, и вот уже его творчество тиражируется на окололитературных посиделках. В том, разумеется, случае, если разговорная ситуация подходящая и мужская обстановка требует.
Именно так и произошло с афоризмом немецкого острослова Георга Кристофа Лихтенберга. И не только у меня одного – у Василия Макаровича Шукшина, между прочим, тоже. Более того, образец изысканной прозы писатель даже включил в свой бесспорный литературный шедевр – киноповесть «Калина красная».
Сцену решительного отказа «заочницы» Любы избраннику Егору Прокудину в момент очного знакомства и последующего обустройства на ночлег писатель решил вдруг усилить цитатой Лихтенберга:
«Её нижняя юбка была в широкую красную и синюю полоску и казалась сделанной из театрального занавеса. Я много бы дал, чтобы получить первое место, но спектакль не состоялся».
Конечно, вряд ли только что освободившийся «фраер со справкой» был знаком с творчеством великого немца. Разве что посредством «сильно образованных» заключённых. Правда, Лихтенберг в его устах фигурирует как «француз» – у нас это слово использовалось в прошлом столетии на многие случаи жизни. Но даже луна, которая «появилась в окошки», тоже, я думаю, сильно удивилась. Вот это зека!
А как иначе можно было намекнуть советскому читателю на классика житейской мудрости? Взяв в руки киноповесть, наиболее любопытные срочно бежали в библиотеки – всем страшно захотелось разыскать того самого остряка…
Нашёл его со временем на книжных полках и я, и ГеоргКристоф Лихтенберг, записные книжки которого принесли ему посмертную литературную славу, заблистал всеми гранями таланта, не хуже Шопенгауэра, между прочим…
И всё же цветастый «юбочный» эпизод, вполне допустимый в литературном произведении, из художественного фильма режиссёр Шукшин исключил. Казалось бы, вопреки тому, что утверждал его кумир эпохи Просвещения:
«Будущее должно быть заложено в настоящем. Это называется планом. Без него ничто в мире не может быть хорошим».
Так сказал Лихтенберг! Но даже в самый хороший план, будь то строительство коммунизма или создание другого рая на одной шестой части суши (для богатых, естественно!), суровая наша действительность неизбежно вносит свои корректировки. Может, потому и рвутся люди срочно занять место в первом ряду, пока ещё не кончилось представление?..
Ну. то, что вытворяет сегодня шукшинская семейка, не в сказке, как говорится, не написать, ни хомутом не образумить. По-моему. Василий Макарович от “проказ” своих супруги и дочурок уже не просто устал в гробу переворачиваться- он в нём вертится как юла.
Это в повестях Лермонтова сюжета нет? Да ты их читал, мужик с головой?
Забытый романист 1880-х гг. Шеллер опубликовал в ту допотопную пору суперроман “Вразброд”.