ВЫСОКИЕ НОТЫ

Рубрика в газете: Воплощённая классика, № 2019 / 16, 26.04.2019, автор: Александр БАЛТИН

Отражения в зеркалах двоятся, троятся, и метафизическая тропа, прочерченная между ними, приведёт к неизвестно какому результату.
Одинокий художник, что «вял и толст, как шекспировский Гамлет», не сможет изобрести способ истребления тирана – спасёт только смех, но, сквозь призму его, изломами обозначится признание правителя правителей, столпа солнца.
Бедный, бледный актёр Лик, спустившийся к морю, живущему своею, особенной, таинственной жизнью, избавится от сердечной боли, заговорив ненадолго шип смерти, но вспомнит, что забыл новые белые туфли у нищего дурака-резонёра: человека, бывшего когда-то адским кошмаром его детства; и, пройдя сложным лабиринтом нищих кварталов, найдёт его застрелившимся посреди убогой комнаты, в новых туфлях…

Два брата – Антон и Густав – воплощение кондовой, мещанской, фашистской пошлости – изведут тощего Романтовского, про которого автор думал, что он поэт – изведут, а потом убьют несчастного, забавного королька-фальшивомонетчика…
Рассказы у Набокова работают много серьёзнее романов, ибо избыток словесной игры, вмещённый в большое пространство текста, превращает игру эту в самодовлеющее явление, когда оттенки антрацитового бока рояля становятся куда важнее психологических нюансов героя… Впрочем, и герои вполне себе в рост: с натуральных людей – глядите-ка: снова Годунов-Чердынцев спорит с Кончеевым под огромным деревом, обсуждая поэзию так замысловато, что не всякий рафинированный читатель сразу разберётся.
И всё же рассказы – более концентрированы, насыщены мыслью, и все словесные кучерявости-витиеватости роскошными виньетками обрамляют тёплое, влажное, мерцающее, как богатое набоковское детство, содержание.
Каллы стихов раскрывались нежно – и всегда очень конкретно: как очерчены лепестки этих цветов – с геометрической чёткостью…
Набокову не хватает многого до громады Толстого: всевидения, глобальности, больной совести. Недостаёт и до столь не любимого им Достоевского: всеобщего брата, провидца и мученика, или до кристаллов ясности Чехова, равно, как и до взвихрённой, сверх-выразительной стилистически, но порою отступающей от привычной грамотности прозы великолепного Гоголя – но едва ли кто-то писал по-русски более роскошно, чем Владимир Набоков.