ЗАГНАННАЯ В ПОДПОЛЬЕ ПРОБЛЕМА

Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 38, 14.10.2020, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Зачем Кремль в 1973 году посылал в Грозный председателя
правительства России Соломенцева

16 января 1973 года тревожная обстановка возникла в Грозном. В город в 27-градусный мороз прибыли даже не сотни, а тысячи ингушей. В десять утра они начали митинг.
Сохранилось свидетельство жителя Грозного, историка Фёдора Бокова.

«Я, – рассказывал он, – жил на окраине Грозного, на Окружной. Кто-то сказал мне, что на площади митингуют ингуши. И я сразу же направился на площадь. Сейчас и сам не могу сказать почему. Возможно, поначалу это был интерес историка, преподающего историю партии. Все знали, что прошёл ХХ-й съезд компартии СССР и ингушам и чеченцам разрешили вернуться на родину. Что же ещё, грубо говоря, нужно?..
Митинга, как такового, на площади я не увидел. Были лозунги – «Да здравствует советская власть», «Да здравствует ленинская национальная политика», «Да здравствует ленинский «Декрет о земле» – эсеровский, на самом деле, – замечает Фёдор Павлович, – декрет, который Ленин озвучил в ходе второго Съезда Советов с поправкой – главное не то, кто его составлял, главное то, кто готов исполнить намеченное в Декрете… И другие, политически грамотные, лозунги, которые приятно удивили меня» (цитирую по изданию: Сердало. 2012. 1 июня).

Фёдор Боков подчёркивал, что не было никакого экстремизма.

«Я, – вспоминал он, – не услышал ни единого националистического высказывания, ни одной экстремистской выходки, только исключительно организованность и порядок в среде митингующих».

Здесь важно отметить, что Фёдор Боков был по национальности русским и мог беспристрастно судить о вспыхнувшем конфликте.
Однако местные власти вышедших на площадь ингушей очень испугались. По согласованию с Москвой они стали подтягивать к Грозному войска. И утром 19 января начальство решилось на силовой разгон митингующих.
Одновременно Кремль направил в Грозный председателя правительства России Михаила Соломенцева. Увы, московский эмиссар оказался очень глупым и ограниченным человеком. Выступая 21 января в Грозном на партхозактиве, он заявил: «…ингуши не реабилитированы, помилованы».
Что после этого можно было ожидать? Только нового всплеска недовольства людей. Неудивительно, что вскоре группа ингушей обратилась за поддержкой к председателю КГБ Юрию Андропову.
Главный чекист страны оказался хитёр. Зачем ему надо было брать на себя решение политических проблем? Для этого существовал ЦК. Правда, ЦК тогда не имел структур, которые отвечали бы за проведение национальной политики. Поэтому Андропов сделал ход конём: 23 января 1973 года он поступившее ему от ингушей письмо переправил заведующему общим отделом ЦК Константину Черненко. Главный чекист не сомневался, что тот найдёт, с кем посоветоваться по событиям в Грозном, и решит, стоит ли во всё посвящать самого Брежнева или достаточно передать материалы в один из отделов ЦК. Черненко же всё доложил Михаилу Суслову, который главным исполнителем по национальным вопросам назначил секретаря ЦК по кадрам Ивана Капитонова.

Именно Капитонов должен был разобраться со случившимися в январе 1973 года событиями в Грозном.
Но конкретные оценки произошедшему Москва дала лишь весной. 13 марта 1973 года секретариат ЦК КПСС сообщил:

«В городе Грозном 16–19 января с.г. имели место спровоцированные националистическими элементами антиобщественные проявления, в которых приняло участие значительное число граждан ингушской национальности, проживающих в Назрановском, Малгобекском, Сунженском районах Чечено-Ингушской АССР и Пригородном районе Северо-Осетинской АССР. Демагогически спекулируя на национальных и религиозных чувствах отдельной, политически незрелой части ингушского населения, организаторы выступлений выдвигали необоснованные требования о передаче Пригородного района из Северной Осетии в Чечено-Ингушскую АССР, заселении его ингушами, допускали оскорбительные выпады против других национальностей.
Эти антиобщественные националистические проявления стали возможными вследствие того, что Чечено-Ингушский и Северо-Осетинский обкомы КПСС допускают серьёзные недостатки и ошибки в идейно-политическом воспитании трудящихся, особенно ингушской национальности, в кадровой работе, либерально относятся к проявлениям национализма» (РГАНИ, ф. 4, оп. 22, д. 1060, л. 52).

Но в реальности, как выяснилось потом, всё было гораздо сложнее.

Растерянность бывшего нефтяника

Первый разбор полётов Кремль провёл 6 февраля 1973 года на одном из заседаний Секретариата ЦК. Председательствовавший на заседании Михаил Суслов потребовал доклада от тогдашнего первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС Семёна Апряткина.
Кто такой был Апряткин? Хороший мужик, пахарь. Это он после войны поднял в Грозном всю нефтянку. Не случайно его ценил Сталин. Вождь в конце 40-х годов лично распорядился дать Апряткину звезду Героя Труда и Сталинскую премию. Но идеолог из Апряткина оказался никакой. Как говрили, жил авторитетный нефтяник, несмотря на высокий пост, весьма скромно, занимал всего лишь трёхкомнатную квартиру в обычной пятиэтажке, которая была никакой. Отчитываясь перед Кремлём, Апряткин всю вину за митинги свалил на тунеядцев и примкнувшие к ним националистические элементы.

«Выступления начались с того, – заявил Апряткин, – что они [безработные и националисты. – В.О.] высказали своё отрицательное мнение относительно лиц русской национальности, находящихся на руководящей работе республики. Когда это не дало должного результата, выступили с лозунгом о необходимости присоединения к Чечено-Ингушской АССР Пригородного района» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 38).

Как утверждал Апряткин, недовольные обманули часть населения, привлекли на свою сторону и собрали на улице 5–6 тысяч человек. В реальности на площади вышло куда больше народа.
Член Политбюро ЦК Андрей Кириленко поинтересовался: «Где идейные истоки этого дела?» Но Апряткин дал уклончивый ответ. Он вспомнил националистические выступления 1958 года, правда, меньшего масштаба, но ничего не сказал о том, что спровоцировало те митинги. А проблема уходила корнями в войну, к незаконной депортации во время войны ингушей, которые после восстановления справедливости и возвращения на малую родину обнаружили, что их родовые земли заселили соседи.
Всё это хорошо знал другой секретарь ЦК – Михаил Суслов, на глазах которого в 1944 году проходило насильственное выселение другого народа Кавказа – карачаевцев.
Между Сусловым и Апряткиным завязался диалог.

«СУСЛОВ. Сколько ингушей было выселено из Пригородного района?
АПРЯТКИН. Было 30 тысяч. Сейчас там 11 тысяч ингушей, но трудоустроено около 5 тысяч человек» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 38).

В коротком ответе Апряткина и скрывались главные причины конфликта. Мало того, что часть ингушей после возвращения в 1958 году из насильственной ссылки оказалась без родного очага, многие попросту не могли найти работу и фактически остались без средств к существованию. Чтобы хоть как-то снять напряжение, власть потом взялась за строительство небольших предприятий. Но это сильно ситуацию не изменило. Подтверждение тому – всё тот же диалог между Сусловым и Апряткиным.

«СУСЛОВ: Почему женщины не хотят работать на текстильной фабрике в Назрани?
АПРЯТКИН. Они очень мало зарабатывают там, а девушки не хотят работать главным образом под влиянием верующих. У нас очень многочисленные секты верующих. Они построены на военный лад, у них военная дисциплина. Никто из верующих не может отказаться от исполнения того или иного приказания или религиозного обряда» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 39).

Кириленко потребовал от Апряткина объяснений. А что мог ему ответить первый секретарь регионального обкома партии?

«Мы, – доложил он, – приняли ряд мер: проводим атеистическую работу, построили новые заводы, пытаемся занять людей, молодёжь, организуем клубную работу и т.д. Но должен сказать, что в Чечено-Ингушетии очень сильно религиозное влияние. Даже трудно представить себе, насколько крепка дисциплина среди верующих и насколько велик авторитет главарей религиозных сект» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 39).

Эти оправдания Апряткина московское начальство только разозлили. Его тут же обвинили в притуплении политической бдительности.

Изворотливость Билара Кабалоева

Коллега Апряткина – первый секретарь Северо-Осетинского обкома партии Кабалоев оказался похитрее и поизворотливей. Сказывалась партийная выучка. Он ведь настоящего дела никогда не знал, с юности ошивался на комсомольской и партийной работе. Тем же обкомом этот поднаторевший в интригах аппаратчик рулил с 1961 года.
Во-первых, Кабалоев сразу отверг все обвинения в плохом отношении властей своей республики к ингушам.

«…к лицам ингушской национальности, – заявил он, – мы относимся с особой внимательностью» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 40).

Но, по мнению Кабалоева, не все ингуши, проживавшие в Пригородном районе, вели себя правильно.

«Но, очевидно, отдельные факты тунеядства, – сообщил он, – имеются. Некоторая часть ингушского населения, проживающая в Пригородном районе, плохо влияет на остальное население. Очевидно, это объясняется тем, что они травмированы тем, что в своё время высылались. Почти все мужчины из числа ингушей, за исключением небольшого числа, не работают. Есть хозяйства, в которых имеется большая собственность. Могу сказать, есть даже по 2–3 лошади в хозяйстве. Немало ингушей, у которых имеется огнестрельное оружие.
Проводимая нами массово-политическая работа очень незначительная. Отдельные факты нездоровых разговоров известны нам были год тому назад» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 40).

А дальше Кабалоев ловко всю ответственность за протестные настроения переложил на коллег из Чечено-Ингушкого обкома. Он подчеркнул: «Основные организаторы всех этих антиобщественных выступлений проживают в Назранском районе». То есть не в Северной Осетии. И тут же Кабалоев добавил, что зачинщики давно установлены поимённо, но до сих пор все на свободе и к ответственности не привлечены. Это был уже кивок в сторону правоохранителей.

Неназванные идеологи протестов

Важная деталь: во время обсуждения вопроса о несанкционированном митинге в Грозном на секретариате ЦК ни Апряткин, ни Кабалоев так и не назвали поимённо идеологов протестов, как и организаторов массовых выступлений. Они ещё не знали, куда повернёт Центр и что скажут чекисты. Это потом одним из вдохновителей скандальной акции партаппаратчики назвали ингушского писателя Идриса Базоркина, который подарил читающему миру замечательный роман «Из тьмы веков».
Но Базоркин никогда не был подстрекателем или провокатором. Другое дело что он уже много лет всех предупреждал, что надо менять подходы к национальной политике, иначе могло всё полыхнуть. Но ни в Грозном, ни в тогдашнем Орджоникидзе начальство его и слышать не хотело.
Важно подчеркнуть: Базоркин был не единственным ингушом, кто настаивал на восстановлении справедливости. Ещё весной 1972 года 23 коммуниста-ингуша направили в Москву в ЦК письмо на 75 страницах «О нарушениях ленинской национальной политики КПСС в Чечено-Ингушской АССР». Но это сильно возмутило Апряткина. По его команде срочно был созван пленум обкома, на котором второй секретарь обкома Хажбикар Боков назвал письмо земляков «очернением советской действительности». Потом прошёл ещё партхозактив в Назрани. На нём власть заклеймила «националистов, искусственно раздувавших проблемы Пригородного района».
Видя такое отношение местного руководства к насущным вопросам, ингуши в ноябре 1972 года образовали несколько групп, которые должны были лично донести боль своего народа до Кремля. Но по звонку из Грозного милиция одну из групп перехватила на станции Скуратово. До Москвы добралась лишь группа Джабраила Картоева, в которую входили ещё четыре ингуша: Идрис Базоркин, Султан Плиев, Ахмед Газдиев и Ахмед Куштов. 8 декабря посланца ингушского народа по поручению советского руководства принял заместитель заведующего отделом оргпартработы ЦК Евгений Разумов. Но влиятельный партаппаратчик пояснил собеседникам, что их требования расходятся с линией партии.
Впоследствии некоторые партфункционеры попытались объявить пятерых ходоков в Москву главными организаторами и идеологами ингушских протестов в январе 1973 года. Но руководители Чечено-Ингушского обкома Семён Апряткин и Хажбикар Боков прекрасно знали, что на главную площадь Грозного людей вывел отнюдь не Базоркин.
Есть версия, что народ на протесты подняли совсем другие силы, которые преследовали цели, никак не связанные с интересами ингушского народа. На это не раз намекал тогдашний главный чекист страны Андропов. Якобы эта сила втёмную использовала ингушскую интеллигенцию. Но так ли это, достоверно установить пока не удалось. На этот счёт неплохо было бы полистать дела в архивах ФСБ.

Очевидно, ещё кое-кого придётся посадить

На секретариате ЦК все ждали, что же скажет председатель КГБ Юрий Андропов, как он воспринял события в Грозном. Главный чекист страны отмалчиваться не стал.

 

«Оперативная обстановка в Чечено-Ингушской АССР, – признал он, – очень сложная. Подобные выступления мы предсказывали ранее.
Многие выселенные вернулись в Чечено-Ингушетию с нездоровыми настроениями, особенно много было нездоровых настроений среди работников районного звена, даже коммунисты и секретари райкомов были неправильно настроены. Многие из них и сейчас настаивают на том, чтобы возвратить Пригородный район из Северо-Осетинской АССР в Чечено-Ингушскую.
Из общего числа взрослого населения – 113 тыс. человек в Чечено-Ингушетии – примерно 30 тысяч человек не работает. Следовательно, каждый шестой человек отлынивает от работы. Требование возвращения Пригородного района – это только предлог, а по существу своему дело значительно глубже.
Очень сильны в Чечено-Ингушетии религиозные предрассудки. Там и до сих пор жизнь идёт по шариату. Местная власть авторитетом по существу не пользуется. Действительная же власть находится у руководителей сект.
По нашей линии немало было посажено. Очевидно, ещё кое-кого придётся посадить. Но не в этом суть дела. Мы не сумели разложить подполье. Оно сохранилось и ведёт активную работу.
Нужно сказать, что большое влияние на чечено-ингушское население оказывают ингуши, находящиеся за границей. Их там около 200 тысяч человек. Они ведут большую работу. Должен сказать, что сейчас на чечено-ингушском языке ведётся радиовещание из зарубежных стран.
В Чечено-Ингушетии у нас 16 райотделов КГБ со штатом по 3 человека. Это очень мало. Я бы просил увеличить штаты существующих райотделов и иметь райотделы в других районах. Кроме того, следует укрепить и республиканский аппарат. Надо принять меры к тому, чтобы серьёзно укрепить советскую власть и партийную дисциплину в партийных организациях Чечено-Ингушетии.
Может быть, следует подумать о посылке в Чечено-Ингушетию из других областей 400–500 человек учителей, наметить и осуществить мероприятия по работе со старейшинами.
Я бы внёс предложение ужесточить несколько паспортный режим, выявить всех неработающих и, может быть, принудить их работать в административном порядке.
Если будет поручено нам с т. Капитоновым и т. Щёлоковым разработать эти меры, то мы могли бы соответствующие предложения подготовить.
Я считаю, что следует разместить на территории республики некоторые воинские подразделения и войска внутренней службы» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, лл. 41–42).

Позиция главного кадровика партии

Андропов не случайно в своём выступлении упомянул Ивана Капитонова. Как секретарь ЦК этот человек курировал партийные кадры. Но так получилось, что он глубже других из партийной верхушки вникал в суть межнациональных проблем в стране.
В отличие от коллег по секретариату ЦК Капитонов не юлил и многие вещи называл своими именами. Выступая на секретариате, он отметил:

«Корни антиобщественных выступлений в Чечено-Ингушетии лежат значительно глубже, чем требование о присоединении Пригородного района. С 1924 по 1934 г.г., как известно, существовала Ингушская автономная область. Ингуши и до сих пор считают это время «золотым веком». Теперь ингуши вынашивают мысль снова создать Ингушскую автономную область с центром в правобережной части г. Орджоникидзе. Т.т. Апряткин и Кабалоев почему-то не говорят об этом и обкомы партии не делают соответствующих выводов.
В Чечено-Ингушской АССР в партийных органах руководящие работники из ингушей назначаются единицами. В то же время руководящий состав в республике должен соответствовать национальному составу населения.
Выступление т. Апряткина является либеральным. Вы, т. Апряткин, кроме того допустили ошибку, когда собрали 600 человек из числа выступавших на площади и вместо того, чтобы разъяснить им вред этого выступления, обещали довести требования антиобщественных элементов до сведения ЦК и Совета Министров СССР.
В Чечено-Ингушской АССР очень много преступлений. Борьбы с преступностью должной не ведётся.
Тов. Кабалоев также не занимается должным образом кадрами. У них на основных постах в областном и районном звене находятся работники главным образом из числа русских, а осетины насчитываются единицами. Должен сказать, что ни один человек из числа осетин за последний год не был принят в партию.
В Пригородном районе людей, особенно из числа ингушей, встречают очень неприветливо. Работники Северо-Осетинского обкома не имеют должных контактов с ингушами, нет согласованности в работе между Северо-Осетинским и Чечено-Ингушским обкомами партии, наблюдается ослабление партийной и государственной дисциплины, особенно это характерно для Чечено-Ингушской АССР.
Я считаю, что нужно укрепить кадрами районы как в Чечено-Ингушетии, так и в Северной Осетии» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, лл. 42–43).

Особое мнение члена Политбюро Кириленко

Очень противоречиво повёл себя на секретариате ЦК член Политбюро Кириленко. С одной стороны, он не скрывал своего недовольства руководителями Чечено-Ингушского и Северо-Осетинского обкомов партии. По его мнению, два лидера показали свою неспособность решать сложнейшие вопросы. И тот, и другой всё забалтывали. Итог: Апряткин и Кабалоев сами постоянно загоняли острейший конфликт в подполье.
А что с другой стороны? Кириленко позволил себе весьма некорректные высказывания – и это очень мягко сказано – о целых народах. Смотрите, как он отозвался об ингушах.

«Надо иметь в виду, – заявил Кириленко, – что ингуши, в отличие от других национальностей, отличаются большей реакционностью и антисоветизмом» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 44).

Ну что за глупость?

Выводы Михаила Суслова

Итоги обсуждения подвёл председательствовавший на секретариате ЦК Суслов.

«Я также не удовлетворён докладами т.т. Апряткина и Кабалоева. Они всё дело свели к наличию группы антисоветски настроенных людей и всё. А то, что за этими людьми стоят значительные слои населения, об этом ничего не сказали. Значит, политическая работа в республиках не носит наступательного, боевого характера. Националистические проявления, жульничество, взяточничество – всё это процветает и должной борьбы с этим злом не ведётся.
Главное состоит в том, что руководство областных партийных организаций не находится на должном уровне, как-то товарищи смирились с обстановкой. Нет у них должной бдительности. Нет также должной требовательности в органах КГБ и МВД.
Тов. Кабалоев неправильно показал, что у него только выступления в одном Пригородном районе, высказал какое-то высокомерие. Это совершенно неправильно.
Я считаю, что проект должен быть переработан. Если он будет возвращён, то можно было бы поручить т.т. Капитонову, Андропову, Соломенцеву, Георгадзе и Шумилину с участием т.т. Апряткина и Кабалоева, а также соответствующих отделов ЦК переработать проект постановления по данному вопросу с учётом обсуждения его на заседании Секретариата ЦК.
Срок 7 дней» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 11, л. 44).

Какие пункты попали в тайную особую папку ЦК

Надо отметить, что дискуссия на секретариате ЦК закончилась ничем. Внесённый партаппаратом проект постановления никого не удовлетворил.
Новый проект секретариат ЦК рассмотрел 15 февраля. Но и он мало кого устроил. Окончательное решение было принято лишь 13 марта 1973 года. Постановление было названо так: «Об антиобщественных националистических проявлениях в г. Грозном».
Но и этот документ свёлся в основном к словоблудию.
Впрочем, что-то мы до сих пор не знаем. В архиве исследователям пока доступны лишь преамбула к постановлению ЦК и 11 пунктов, а пункты 12 и 13 ещё в 1973 году были выделены в особую папку, которая и поныне не рассекречена и историкам не выдаётся.

Проблема осталась нерешённой

Спустя несколько месяцев в Кремль посыпались доклады о проделанной в Грозном и Орджоникидзе работе по устранению причин, способствовавших разжиганию в регионах нездоровых настроений. Первым отчитался председатель правительства России Михаил Соломенцев. Он сообщил, что направил в Грозный кучу заместителей разных министров и начальников главков, которые должны были поставить экономику Чечено-Ингушетии на новые рельсы.
Затем доложился о поездке на Кавказ заместителю заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Юрий Скляров, который ни черта в кавказских реалиях не разбирался.
Потом отчёт на 12 страницах прислал Апряткин. Он сообщил, что 28 человек за участие в антиобщественных националистических проявлениях были исключены из партии. В частности, партбилета лишился писатель Идрис Базоркин. Обком снял с работы министра сельского хозяйства автономной республики, редактора газеты «Грозненский рабочий», других проштрафившихся функционеров. В заслугу себе Апряткин поставил и борьбу с хуторскими поселениями (он считал, что хутора пробуждали у коренного населения нездоровые инстинкты).
Апряткин пытался создать впечатление, что большую часть проблемы он решил. А в реальности всё оставалось плохо. Как и предсказывал Кириленко, вопрос был загнан в подполье.
Кабалоев поступил похитрее. В его отчёте акцент был сделан не на репрессии, а на пропаганду в сёлах Пригородного района ингушского языка и культуры. Хотя на деле местные власти продолжали отдавать приоритет совсем другим проблемам.
В общем, перемены оказались лишь на бумагах. Это отчётливо видел председатель КГБ Андропов. 27 ноября 1973 года он направил в ЦК по этому вопросу новую записку. Главный чекист констатировал:

«…определённая часть ингушского населения продолжает оставаться на прежних националистических позициях».

Андропов писал:

«Особое беспокойство вызывает подстрекательская деятельность некоторых экстремистских элементов, призывающих ингушей любыми путями добывать оружие и использовать его в случае, если Пригородный район не будет в конечном счёте возвращён в состав Чечено-Ингушской АССР».

И как на эту записку отреагировали в ЦК? 6 февраля 1974 года кто-то из партаппаратчиков дал справку: «Выполнение решения ЦК КПСС по данному вопросу находится под контролем отделов ЦК».
Чуть позже Кремль всё-таки решился на кадровые перемены.
Сначала в Грозном убрали председателя президиума верховного совета Чечено-Ингушской АССР Курейша Оздоева. Вместо него власть поставила Хажбикара Бокова, который не раз демонстрировал угодничество Москве. А потом дошла очередь и до бывшего нефтяника Апряткина. Его отправили на пенсию. Новым секретарём обкома партии стал инспектор ЦК КПСС Александр Власов. Считалось, что он-то уж точно разберётся со всеми проблемами. В его пользу говорило то, что в своё время он семь лет работал в Якутии и нашёл там подходы к национальным элитам. Но Северный Кавказ – это не Якутия, и Власову на новом месте не всё оказалось по зубам. Впрочем, надо всё-таки отдать должное Власову. В отличие от своего предшественника Апряткина он оказался чуть гибче и в каких-то вещах пошёл ингушам навстречу.
Два слова о дальнейшей судьбе Апряткина. После вынужденной отставки Апряткин приболел. Но в Грозном хороших больниц не было. Апряткин сам в этом оказался виноват. Будучи первым секретарём обкома, он все силы отдавал нефтянке, а на социалку у него ни времени не оставалось, ни денег. Вылечить его могла лишь Кремлёвка. Апряткин попросил у Кремля разрешения перебраться вместе с семьёй в Москву. И как поступила партийная верхушка? Она стала сомневаться, давать ли добро.

«Согласен, – заявил 30 сентября 1975 года на секретариате ЦК КПСС Михаил Соломенцев, – что не следует везти сюда [в Москву. – В.О.] всю семью, но самого Апряткина можно было бы переселить в Москву, учитывая обстановку, создавшуюся вокруг него в республике» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 16, л. 56).

Главный партийный кадровик Иван Капитонов проинформировал коллег, что Апряткин после восстановления здоровья хотел бы устроиться в Москве на работу в Министерство нефтяной и газовой промышленности СССР. Другой секретарь ЦК – Владимир Долгих – согласился, что, да, Апряткину в Грозном трудоустроиться будет невозможно. После этого он сказал:

«Думается, что и его [Апряткина. – В.О.] и жену можно было бы переселить в Москву» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 16, л. 56).

Добавлю: после переезда в Москву Апряткин протянул всего год.
Что поразительно: Кабалоева же Москва не тронула, хотя он был более других виноват в случившихся скандалах. У того оказалось в Центре немало покровителей. Неудивительно, что Кабалоев продолжил пускать пыль в глаза.
Проблема же никуда не исчезла. Она, сошлюсь ещё раз на Кириленко, просто ушла в подполье. Значит, надо было ждать, когда снова всё всполохнёт. Новые массовые протесты случились уже в 1981 году.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.