ГЕРМАН – НЕ РЕВИЗИОНИСТ

№ 2018 / 10, 16.03.2018, автор: Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Эта книга начинается «с вешалки» – в том смысле, что хочется повеситься после аннотации. Уж не знаю, было ли это авторской прихотью (не дай бог) или всё же такова была воля монополистки Шубиной, но из аннотации я узнал, что Герман Садулаев – писатель-постмодернист. Честно говоря, на этом можно было бы и закрыть книгу, поскольку не то что «мы любим его не только за это», а любим-то, любили-то мы в Садулаеве реалиста, считали своим, Новым. А тут вдруг такой финтель…

Конечно, игры в казаки-разбойники, в новреалисты-постмодернисты давно вроде бы закончились, но закончились чем, чьей победой? Тем, что глумливая жижа постмодернизма усилиями нескольких «знаковых» премий стала обтекать утёс нового реализма и подавлять даже на самой вершине его находящихся своим крайне неприятным запахом. Если следите за моими мыслями и публикациями на эту тему – переломным стал 2012-й год и «Русский садизм», ревизионистское произведение, не относимое к постмодернизму, конечно, но ставшее возможным как итог взрыхления им исторической почвы в слабеньких умах «креативного класса». А вот Герман не ревизионист, он многое рассказал нам о современной Чечне – а представляете вы себе, что о Чечне мог бы рассказать писатель-постмодернист?! Впрочем, кое-где там постмодернистский троллинг и срабатывает – но явно не как способ повествования.

Герман входил в большую и молодую литературу как писатель, которых раньше некоторые коллеги грубо в простонаречии именовали националами. Не случайно же Илья Кормильцев настоял на названии первой его книги: «Я – чеченец!»… Кстати, не изложить ли нам всё это в стиле финала «Ауслендера»? Где главный герой превращён в миф и не важно, жив ли он, важно, что от его имени высказываются некие истины, вычерпанные из древних книг и учений. Итак, кто же такой этот главный герой, а заодно и автор?
Герман, как подумалось мне с первых страниц (а треть книги я прочёл с удовольствием узнавания – и стиля, и иронии, и «отражающей способности»), решил проанализировать «Болотный период», когда он и вступил в КПРФ – а было это в том самом, 2012-м. Для известного писателя это шаг существенный. И вот в этом Ауслендер ему – «бог в помощь», очень подходящий персонаж, рыхловатый, но умный, и потому смахивающий на тот самый мифический «креативный класс», который якобы и был двигателем «болотной революции» (а именно таковой считает её в своей книге её непосредственный участник Алексей Сахнин, мозг и координатор Левого Фронта). Университетский преподаватель, дресс-код которого Герман зачем-то описывает с щепетильностью «Модного приговора», – не очень любим студентами, но вдруг, выступив на одном из митингов рассерженных горожан – со всеми либеральными наивностями, но становится едва ли не умом и честью Постэпохи. Говорит он действительно хорошо – что всегда хорошо у Германа, так прямая речь. Навык убедительной прямой речи – причём именно в печатной графике, это фирменное, это, можно сказать, Садулаев и есть («писатель-постмодернист»?!).

Далее Ауслендера ждёт череда разочарований, но без серьёзных последствий. Красивые речи на митингах не сменяются красивыми переменами в жизни – наоборот, как наблюдатель на президентских выборах Иван Ауслендер становится свидетелем апокалипсиса. Это, пожалуй, кульминационный эпизод той части книги, которую читать интересно и последовательно (то есть важ-
на хронологика) – ужасы прогрессивной интеллигенции перед дресс-кодом поколения своих бабушек, которые и выстроили город Ленинград в понынешнем виде, люди рабочие и законопослушные, а потому голосующие, конечно же, за Путина. Исторический парадокс: строители социализма строем голосуют за гарант его неизбежной утилизации, уже вполне явивший оскал капитализма в Ленинграде и области (где проживает Ауслендер). Вот это ярко, это реалистично и, может, это как-то в голове-компьютере Шубиной и проассоциировалось с Пелевиным в его лучшие годы, а потому «ответкой 90-х» прилетело в аннотацию «писатель-постмодернист». Но за такие шутки – бывают в мыслях промежутки…
Вернёмся к герою. Он выпукло блёкл – такое ощущение, что беглый портрет постсоветской интеллигенции раздражает самого художника. Имеющая массу знаний, но не имеющая идейности (революционности), интеллигенция мгновенно оказывается в арьергарде протеста, который сама же и начала. Вот на этом феномене 2012-го стоило бы остановиться, однако движимый заурядной судьбою героя, Герман проскакивает самое важное: анализа-то и не даёт, походя показав убожество и пенсионера-пролетариата, и интеллигенции-набл

юдательницы, вчера бывшей совокупно революционной, а завтра впадающей во все разновидности мировоззренческого эскапизма (в случае Ауслендера – помогают ему его же знания санскрита). Для писателя, официально ставшего коммунистом в 2012-м, неплохо бы какой-то классовый анализ дать, что ли. Но «писатель-постмодернист» тут остаётся в рамках критического реализма, в быстро движущихся рамках (как тот питерский трамвай из «Брата» первого, на котором спасается от погони Данила)…
Ауслендера однако уволили из преподавателей (что, кстати, как типичная кара за вольнодумство встречается и поныне в вузах Сибири, например), но старая дружба и
знания помогают найти более доходное место в бизнесе (креативный класс имеет предпочтения в пище – «здоровой» в том смысле, что желательно из Индии и посушОнее, поаюрвЕднее). Вот тут мы находим важный проблеск реальности: какова торговля и её кредитная история в РФ, насколько условны доходы от торговли и неизбежен её крах как лишь атрибута обобщения реальности по схеме «товар-деньги-товар» (извините за марксизм, шри Ауслендер). Сцена садо-мазо-общения с таможней неплохая и речистая. Далее, как и полагается интеллигенции-отщепенке, Ауслендер немного катается по заграницам, но испытывает там муки, поскольку и здоровье подкачало, и скоро важная операция, после которой останется ли жив, неизвестно… Финальный и забавный в фабуле эпизод – это общение интеллигента с «опером» в ФСБ. И вот тут-то как раз можно разглядеть то ли постмодернизм, то ли радикальный реализм, в описании своего путешествия, где Иван Борисович Ауслендер говорит о недостойных мелочах, но в конце концов приходит к некоему аварийному патриотизму, к пониманию ненужности путешествий.
Что? Вот и вся книга, если вас интересует сюжет. Короткий проблеск «тёплого года ледникового периода» и – аллес капут. Вам интересно дальнейшее? Если ирония автора заключалась в том, чтобы на две трети книги рассеять бедный сюжет и скромные события, а одну треть посвятить «прогрузу» (термин художников-постмодернистов: они перед началом выставок так фильтруют аудиторию, кто не выдерживает этого этапа, сбегает, а вот потом начинается перформанс), то таки да, книга (хохма) удалась. Но удалась ли она как книга? По-моему, нет. Это худшая книга из читанных мной у Германа, и неоправданно большая, кстати – прямо как «Информация» у Сенчина.

Вещающий откуда-то из загробного мира или даже вовсе не сам вещающий, словно Ошо Шри Раджниш, этот наш Ауслендер (или за него вещает кто-то, целый цех: по намёку автора, под самый конец блёклой деятельности у Аслендера откуда-то взялись последователи-санскритологи – я намеренно не разбираюсь тут в направлениях умственных регрессов) – вот итог исканий интеллигенции, как я понял. Наверное, там уже явлен не текст как текст, который нужно читать, а текст, как неумолимый бред, который самовоспроизводится в трактовках, перетрактовках – и вот это таки отличный постмодернизм…
Что запомнилось из незагробной жизни главного героя? «Никакие» отношения с женой? Его счастливое советское детство на набережной Ленинграда? Его яркие речи в «болотном потоке»? Его страх и ужас перед заграницей (немного напомнивший уэльбековскую «Карту и территорию» и путешествие к кремации в ту же Швейцарию)? Фамилию героя я изначально ассоциировал с названием братковского внедорожника – «аутлендер». Продолжая мутацию фамилии, читаем – «аутизм», бегство, вне-жизненность, вне-временность…
То ли дело «Шалинский рейд»! Книга чеченца (хот этнически и идеологически Садулаев типичный советский патриот), книга-монолит, книга-поступок (хоть и запоздалый). Тот ли это писал автор? Или за него «Ауслендера» написала Шубина, как за Ауслендера писали убедительным слогом бредок последователи?
Тот ли это, в отличие от зажавших носы и рты на своём утёсе новреализма «мэтров» Шаргунова и Прилепина, не боящийся прямых высказываний Садулаев, что недавно метал молнии в «Небо славян», в Константина Кинчева, в Ельцина, в Лимонова? (И всё справедливые молнии-то!) Книга-пичалька какая-то…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ