ТРУДНАЯ СУДЬБА СОЛДАТ

Рубрика в газете: В бой идут одни старики, № 2018 / 17, 10.05.2018, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

За свой первый роман «Солдат» Михаил Алексеев взялся почти сразу после войны, когда проходил службу военным журналистом в Вене в газете советских оккупированных войск «За честь Родины». Весной 1949 года он закончил первую часть и повёз рукописи в Москву, в редакцию журнала «Знамя» и издательство «Молодая гвардия».

В журнале к рукописи бывшего фронтовика благосклонно отнёсся заведующий отделом прозы Василий Катинов, но он предложил кое-что переделать. Вернувшись в Австрию, Алексеев продолжил работу над романом. В архиве сохранилась переписка редактора и писателя.

20 июля 1949 года Катинов сообщил Алексееву:

 

«Дорогой Михаил Николаевич!

Вы пишете о трудностях, возникших при доработке романа. Откровенно говоря, меня это не пугает, сделано Вами уже так много, что Вы, непременно, найдёте в себе силы внести в роман необходимые исправления.

Самое важное, чтобы сейчас Вы дописывали рукопись с твёрдым ощущением и сознанием того, что Вы смотрите на былые события с позиций 1949 года. Это значит, что надо учитывать не только те процессы, которые происходят в нашей стране, но также и те отношения, которые сложились на международной арене.

Нам только что положил на стол свой роман Эм. Казакевич. Роман интересный и талантливый, но эту рукопись пришлось вер­нуть ему на серьёзную доработку, только потому, что в ней недостаточно было учтено время, подумайте об этом, Михаил Николаевич.

Роман Ваш мы ждём не позже 15 августа, никак не позже. Если этот срок Вы выдержите, мы сумеем напечатать Ваш роман в этом году.

Непременно напишите мне, как идут дела.

Буду ждать Вашего письма.

Искренне желаю Вам удачи. Жму руку» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, л. 1).

 

В ответ Алексеев 28 июля написал:

 

«Уважаемый Василий Васильевич!

Решил информировать Вас о ходе работы над рукописью. Делаю это смело, потому что работа эта приближается к концу. Так что к 15 августа, как и условились, а, может быть, даже немножко раньше рукопись будет лежать на Вашем столе. Вероятно, не всё удалось мне сделать так, как бы Вам и мне хотелось, но одно можно сказать с уверенностью: второй вариант будет всё же лучше первого. Вначале было трудно, не знал, как подступиться к этим поправкам, но потом постепенно дело наладилось, и работа медленно, но уверенно пошла вперёд. Пришлось написать ряд новых совершенно глав.

«Молодая Гвардия» вознамерилась было сдать рукопись в произ­водство уже в августе, но я попросил издательство задержаться до получения от меня варианта, который я готовлю для Вашего журнала.

Так что теперь при любых обстоятельствах Вы выйдете с романом раньше, чем «Молодая Гвардия», разумеется, если у Вас не изменится к нему отношение.

Отошлю Вам скоро первую книгу и немедленно возьмусь за вторую, которая вчерне у меня уже закончена. 
А к весне постараюсь завершить работу над третьей, завершающий роман книгой. Таковы мои планы.

Надеюсь в ближайшее время с Вами встретиться и поговорить подробнее. Когда будете вызывать меня к себе, указывайте, на какой срок. Это очень важно знать для оформления пропуска. Лучше всего, если Вы пошлёте мне телеграмму. Только надо слова написать латин­скими буквами. Вот так:

Wena, 1, Flejschmarkt, 14, kwartira 6. Alekseew Mihail Nikolaewicsch.

По-русски это будет так: Вена, 1. Фляйшмаркт, 14, кв. 6. Алексееву Михаилу Николаевичу.

Адрес и текст телеграммы напишите латинскими буквами – и всё. Такие телеграммы из Москвы мы получаем. Я сам их посылал.

Вот, собственно, и всё, что я хотел Вам сообщить. Желал бы и от Вас получить письмецо. Оно бы заставило меня немножко приободриться. Честно говоря, трудновато мне. Газетная работа отнимает львиную долю времени. Приходится над романом сидеть по ночам, в выходные дни, вставать задолго до рассвета. Вероятно, я скоро буду просить Вас о большой помощи. Я уже более пяти лет сижу заграницей. Мне нужно по крайней мере перебраться в какой-то внутренний округ, а без Вашей помощи меня отсюда из газеты не отпустят. А мне крайне необходимо быть поближе к работникам литературы.

Ну, да обо всём этом поговорим при встрече.

Передайте привет Евгению Даниловичу <Суркову>, Людмиле Ивановне Скорино, тов. Разумовской (не знаю, как её звать) и всем другим работникам редакции. Получил пятую книгу Вашего журнала. Замечательную статью написала Людмила Ивановна «Философия «обезьяны»! Прочёл и повесть моего дружка Виктора Александровича Старикова. Напишу ему подробно о ней…

Журналу Вашему, Василий Васильевич, желаю успехов больших-пребольших, а так же и всем, кто участвует в его сотворении.

Жду от вас письма.

С искренним уважением

М. Алексеев

28.7.49 г.

Адрес: Полевая почта 21561» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, лл. 2, 2 об.).

 

 

Однако новый вариант «Солдат» не во всём устроил редакцию «Знамени». 30 августа 1949 года Катинов проинформировал Алексеева:

«Рукопись Вашу мы получили 10 августа.

Я сразу же прочитал роман, но не писал Вам о своих впечатлениях, так как ждал мнений В.М. Кожевникова и Т.З. Сёмушкина.

Экземпляры рукописи всё ещё у них. Они читают роман, но ещё его не прочли.

Мне Ваш роман по-прежнему нравится. За эти месяцы Вы сделали немало – появился исторический фон, масштаб событий, вторая сюжетная линия (линия генерала).

Но сделано, на мой взгляд, ещё далеко не всё необходимое. Думаю, что Вам придётся ещё поработать. Надеюсь, что удастся вызвать Вас в Москву для работы в тесном контакте с нами.

Надеюсь, что в ближайшие дни Кожевников и Сёмушкин дочитают роман. Как только определится позиция редакции – я сразу Вам пошлю наиподробнейшее письмо» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, л. 9).

 

Алексеев, получив письмо Катинова, заволновался: а вдруг в «Знамени» откажутся от него.

 

«Дорогой Василий Васильевич! – написал он Катинову 10 сентября 1949 года. – Получил от Вас письмецо, которое я, действительно, ждал с превеликим нетерпением. Я очень многое отдал моим «Солдатам» и так дороги они мне, что их судьба меня сильно беспокоит. Я понимаю, что вещь во многих отношениях ещё далеко несовершенна, и поэтому работа в тесном контакте с Вами, в Москве, была бы для меня более чем необходимой и полезной и, конечно, продуктивной.

В «Молодой Гвардии» также получен второй вариант рукописи, на который я уже получил положительную оценку. Сейчас там готовятся к редактированию романа. Книга включена в издательско-редакционный план на 1949 год и, как мне сообщают, должна увидеть свет в первых месяцах будущего года.

По-прежнему с большим нетерпением и волнением я жду решения судьбы романа в Вашей редакции. Разгром рукописи был бы для меня тяжёлым ударом. Но если речь пойдёт только о дальнейшей доработке и поправках, я, разумеется, готов за них взяться немедленно. Но мне нужна Ваша помощь и поддержка: ведь это моя первая вещь, и литератор я ещё очень неопытный; как вам известно, всю войну я был командиром батареи, и за литературную работу взялся только в 1946 году, когда начал наброски моих «Солдат».

Сейчас у меня наступила небольшая пауза в работе над романом. Закончил третью часть книги. Основная её идея – показ того, как под влиянием освободительного похода Советской Армии пробуждались и зрели те силы, которые затем составили фундамент нынешним народ­но-демократическим режимам. В частности, в книге рассказывается о тех сложных процессах расслоения, которые происходили в румынской армии в дни, когда она повернула оружие против немцев, когда новые, демократические элементы в борьбе с реакционным старым офицерством побеждали в румынской армии.

Таким образом, сюжетные линии романа (где он наиболее уловим) получили дальнейшее развитие. Эту рукопись я захвачу с собой, когда выеду в Москву по Вашему вызову. Если этот вызов затрудняется финансовой проблемой, то пусть эта сторона дела Вас не беспокоит. Деньги у меня пока есть, и полтора-два месяца я могу жить в Москве без Вашей финансовой помощи. Но, повторяю, работа поблизости от Вас и под Вашим присмотром оказалась бы для меня исключительно полезной, мне удалось бы скорее приблизить рукопись к желаемому результату.

Сейчас собираю материал и готовлюсь к самой трудной части своей работы над романом. В четвёртой части я намерен рассказать о послевоенном периоде жизни нашей армии за рубежом родной земли, а также об окружающем её буржуазном мире так, как он представляется глазам советских лютей, живущих за границей. Немало злых глав будет отведе­но разоблачению англо-американских империалистов. Вот коротко о моих планах. Удастся ли мне осуществить их – это другой вопрос, на который ответит время.

А пока что с прежним нетерпением и со днями с всё более усиливающимся беспокойством жду вашего окончательного решения.

Желаю Вам, дорогой Василий Васильевич, успехов.

Крепко жму Вашу руку

М. Алексеев

Beна, 10 сент. 1949 г.» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, лл. 10, 10 об.).

 

 

Тем временем в редакции «Знамени» решили, что дальнейшую работу над рукописью лучше делать вместе с автором, и Алексееву организовали вызов в Москву. Однако вырваться в столицу у молодого писателя не получилось.

Не желая терять перспективного автора, тогдашний ответственный секретарь журнала Евгений Сурков задумался над тем, как всё-таки довести рукопись «Солдат» до ума. 28 октября 1949 года он подготовил новый отзыв.

 

«При втором чтении романа Алексеева, – писал Сурков, – я ещё более отчётливо почувствовал, что перед нами способный, многообещающий в будущем молодой писатель. Его несомненное достоинство: искренность, наблюдательность, умение безыскусственно просто, сердечно, убедительно рассказывать о пережитом, о людях, с которыми сталкивала автора жизнь. Роман патриотичен. В нём раскрывается простая, глубокая и мужественная душа русских солдат – героев великой вой­ны 1941–45 г.г. Образы Акима, Шахаева, Пичугина запоминаются, как живые – так много умеет сообщить о них читателю автор. Хо­рош и Сенька, но его реплики надо основательно чистить – в них много мусору, ерунды мельчайшей и даже вульгаризирующей образ мужественного, неутомимо весёлого разведчика. Светел и чист об­раз Наташи.

К сожалению, после большой беседы, которая у вас была в редакции с автором весной, тов. Алексеев почти ничего не сумел сделать. Мне приходится поэтому повторить все те советы и замечания, которые я уже делал автору в ту встречу. Главное из них сводится к необходимости более активно выписать военно-исто­рический тон, придать повествованию большую историческую содержательность. Тов. Алексеев попытался сделать это, но ограничил­ся чисто формальными выписками. Таковы страницы, содержащие ха­рактеристику приближения фронта. Очень плохи главы, посвящённые описанию деятельности штабов, генералов, больших офицеров, и т.д. Здесь нет ни одного портрета, ни одной значительной мысли. В один из введённых автором мотивов – забывчивость нач. штаба, из-за которой поставлен под угрозу поиск разведчиков – представляется мне абсолютно идейно неприемлемым и должен быть устранён.

Роман по-прежнему топчется на месте и композиционно плохо организован. Надо, чтобы сюжет не сводился <к> простому раскрытию приключений разведчиков, а был подчинён ведущей идее. В ходе романа должен раскрываться идейный и военный рост основных ге­роев романа, отражающих общий рост нашей армии, достигнутый в процессе войны. Об этом с автором тоже приходилось уже гово­рить, но он воспользовался полученными советами крайне недостаточно.

Очевидно, он нуждается в более оперативном и конкретном ру­ководстве. Я рекомендовал бы редколлегии прикрепить к тов. Алексееву специального редактора, который смог бы детально помочь автору перестроить его рукопись. Я уже не говорю о том, что рукопись нуждается в тщательной стилистической правке. Сделать это (т.е. выделить редактора) необходимо, т.к. тов. Алексеев принадлежит к числу авторов, которым необходимо помочь, за ко­торых необходимо бороться» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, лл. 13–14).

 

По просьбе Суркова рукопись Алексеева потом просмотрел генерал В. Андреев. В своём отзыве генерал отметил:

 

«В основу сюжетной канвы романа А.Алексеева [М.Алексеева] положен конкретный материал, давно уже ставший историей. Это роман о замечательном сражении в Курской дуге на участке одной дивизии, затем о боях дивизии за Днепровские
плацдармы и движении её к юго-западным границам нашей страны. Автор обнаружил глубокое знание материала до мельчайших дета­лей и умело воспроизвёл отдельные картинки боёв, сцены дея­тельности командования и солдат в периоды подготовки опера­ций и проведения их.

Перед читателем возникают яркие, красочные и волнующие картины важнейших этапов движения дивизии и жизни боевого коллектива. От первого совещания в блиндаже генерала Сизова до последней страницы романа писатель последовательно прослеживает шаг за шагом движение дивизии, преодолевающей колос­сальные трудности. В романе очень хорошо показана несокруши­мая сила советского человека в военном обмундировании – носителя передовых идей, явно представляющего себе цель и достигающего её в напряжённом ратном труде с исключительной самоотверженно­стью. Патриотические подвиги простых советских людей, объеди­нённых в монолитный боевой коллектив, живущих своеобразной, тяжёлой, но полнокровной жизнью и руководимых партией больше­виков, – превосходно, показаны писателем и представляют собой лучшие страницы романа.

К числу удач автора следует также отнести умелый показ ярких штрихов процесса формирования советского воина, вышед­шего из различных слоёв советского общества. Особенно удач­ны в этом плане намечены Забаров, Ванин, интеллигент Аким, Пинчук и др.

Вера в советского человека, проникнутого чувством безграничной любви к Родине, вера в его безмерные потенциальные возможности и способности побеждать не щадя жизни за светлое будущее, о котором герои не только мечтают и говорят, но и строят это будущее, ещё не освободив рук от оружия (Пинчук на побывке в колхозе и др.) – является главной особенностью романа.

Роман Алексеева отличается от других хороших романов о войне (Некрасова, Гончара, Казакевича и др.) ещё и тем, что этот роман рассказывает нам именно о солдатах, расска­зывает с большим знанием солдатской души, формируемой и сформированной большевиками. Он вполне заслуживает того, чтобы редакция нашего журнала работала над ним и помогла бы молодому автору довести его до конца.

Правда, роман не без недостатков.

1. Превращение, вернее сказать, перерождение лейтенанта Марченко из боевого всеми любимого командира в убаюканного былой славой зазнайку, а наконец и труса утверждено декларативно и потому
неубедительно, несмотря на попытку автора вскрыть закономерность данного явления. Марченко надо доделать.

2. Разговоры о товарище Сталине солдат и колхозников надо дать значительно серьёзнее, как разговор души советских людей. Пока что эти разговоры чрезвычайно примитивны, а порой звучат двусмысленно (разговоры о колхозах), и кажутся притянутыми на страницы лишь потому, что не говорить об этом человеке нельзя.

3. Разгрузить роман от повторов. Прекрасная идея – армия и народ, воплощённая в картинках борьбы за Днепровские плац­дармы (случай с лодками и с участием населения), в весеннюю распутицу на юге Украины выглядит уже карикатурно. Между тем такой элемент народной войны, как партизанское движение, автором забыт. Упоминание о Ковпаке в ряде случаев не даёт ещё представления о взаимодействии партизан с армией. А именно как раз в той оси движения дивизии от Курской дуги до Прута включительно действовали очень сильные партизанские соединения. Показ взаимодействия партизан с армией очень выгодно отличал бы роман Алексеева от других романов о войне. Это вовсе не означает того, что автор должен коренным образом переделать свой роман. Идея этого намечена с первых же страниц. Демин, видимо, не случайно напоминает разведчикам о том, что рвать дорогу они будут одновременно с партизанами, не случай­но разведчики встречаются в тылу врага и с партизанскими представителями. Взаимодействие армии не просто с населением, а с населением и партизанами на Днепре и на юго-западе Украины во время весенней распутицы звучало бы убедительнее.

Украинской речи и румынского акцента автор не знает. Их следует исправить. Роман требует ещё и работы автора, и литературной редакции. Однако основное сделано. Я голо­сую – «за» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, лл. 16–18).

 

Алексеев потом дослал в редакцию кое-какие переработанные куски романа, но это было всё не то. Руководство «Знамени» – и прежде всего главред Вадим Кожевников – стало склоняться к тому, чтобы от «Солдат» отказаться.

Узнав об этом, Катинов решил хоть как-то помочь Алексееву и порекомендовал рукопись военного журналиста Воениздату, а также забросил по поводу «Солдат» удочку в «Новый мир».

Алексеев не понимал, почему вдруг в «Знамени» от него отказались.

 

«Чьё слово оказалось решающим? – поинтересовался он 30 марта 1950 года у Катинова. – Ведь Вы были за, генерал Андреев – тоже, т. Чимишкан – тоже, т. Сурков – за» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, лл. 33, 33 об.).

 

Чуть позже, 20 апреля 1950 года, уже немного успокоившись, Алексеев написал Катинову:

 

«Дорогой Василий Васильевич!

Получил Ваше сердечное письмецо и бесконечно был рад ему. Я уж полагал, что Вы осерчали на меня, а потому и не ответите мне. Вы сообщаете, что получили моё злое письмо, которое, по-видимому, Вам сильно не понравилось. Но Вы поймёте меня, если будете иметь в виду, что я никогда не думал, чтобы с редакцией журнала «Знамя» произошла такая резкая метаморфоза в отношении моего сочинения.

Я догадываюсь, что благосклонное намерение Военного Издате­льства к моему роману, – следствие Ваших хлопотов, Василий Васильевич, за что приношу Вам свою большую-пребольшую благодарность. Тов. Козлов перед Вашим письмом сообщил мне буквально следующее: «Вопрос с изданием «Солдаты» в Военном Издательстве решается положительно. В ближайшее время постараемся вызвать Вас в Москву. Более подробно, видимо, написал Вам тов. Катинов».

В Вене сейчас – грязь, дождь, гниль, – вообще какая-то мерзость идёт всё время. Поэтому Ваше упоминание о солнце Москвы до слёз растревожило меня. Когда уж я совсем вернусь в СССР?..

Вы пишете, дорогой Василий Васильевич, что в «Новом Мире» роман читается. На счёт этого органа, признаюсь, я не питаю совершенно ни­каких иллюзий. Не только потому, что мне пришлось горько разочаровать­ся уже в одном журнале, а главное потому, что «Н.М.», по-видимому, завален рукописями известных авторов, которым, конечно, отдадут предпочтение раньше всего. Так что из «Нового Мира» я не жду добрых, обнадёживающих вестей.

Вчера поставил последнюю точку под романом «Свет с востока». Воспользовавшись Вашим советом, сосредоточил всё своё внимание на Румынии, и вышло, кажется, не дурно. А, впрочем, сам судить боюсь.

Вот и всё, дорогой Василий Васильевич!» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 145, л. 34).

Спустя год Алексеев получил приглашение на 2-е Всесоюзное совещание молодых писателей. Его включили в семинар Василия Гроссмана и Андрея Пришвина. Но у этих мастеров тоже оказалось немало замечаний к «Солдатам». Во всяком случае в «Новый мир» они рекомендовать рукопись не стали. Взялся печатать «Солдат» лишь журнал «Сибирские огни». Ну а потом роман вышел отдельным изданием в Воениздате.

Спустя полвека, делясь с критиком Владимиром Бондаренко своими мыслями о правде и вымысле в творчестве, Алексеев признался, что в «Солдатах» он «…оставил героем реального полковника Павлова, начальника артиллерии, которого знал со времени формирования дивизии и который … перевёл его из миномётчиков в артиллерийскую батарею на Курской дуге. А другого героя, полковника Дёмина, я придумал, но имел в виду полковника Денисова, которого очень хорошо знал. Который, собственно говоря, спас меня, наверное, когда уже перевёл из артиллеристов в армейскую газету».

В 1952 году Алексеев, как он заявлял в многочисленных интервью, за первую книгу романа «Солдаты» был выдвинут на соискание Сталинской премии, но в последний момент Сталин якобы получил телеграмму от Сергеева-Ценского с просьбой поддержать роман «Семья Рубанюк» Евгения Поповкина. Ходила такая байка, будто Симонов, узнав о телеграмме, предложил Сталину убрать из списка претендентов Алексеева (благо был предлог – писатель планировал подготовить к печати вторую книгу «Солдат») и заменить его Поповкиным. Но в реальности, похоже, всё обстояло иначе. Просто кому-то было выгодно придумать красивую легенду.

11 июня 1955 года Алексеев, уволившись в звании подполковника из армии, подал заявление директору Литинститута Д.Поликарпову, тому самому, который вскоре стал заведующим отделом культуры ЦК КПСС.

 

«Прошу Вас, – писал он, – зачислить меня слушателем Высших Литературных курсов при Литинституте им. А.М. Горького. Молодой писатель, я очень нуждаюсь в повышении своего литературного образования.

Все необходимые документы находятся в Литинституте, где я обучался заочно и был вынужден оставить занятия, так как служебные обязанности лишали меня необходимого для учёбы времени.

Коротко о себе: родился в 1918 году, член КПСС, писать стал с 1946 года» (РГАЛИ, ф. 632, оп. 5, д. 16, л. 1).

 

По окончании Высших литкурсов в 1957 году Алексеев по приглашению Всеволода Кочетова вошёл в редколлегию «Литгазеты» и стал вести в этом издании раздел русской литературы. Однако после ухода Кочетова по болезни в отставку новый редактор газеты С.С. Смирнов не захотел раздел литературы оставлять у охранителей и передал его Юрию Бондареву, который тогда стоял на умеренно либеральных позициях. Ну а Алексеев стал сначала первым заместителем главного редактора журнала «Огонёк», затем заместителем руководителя Союза писателей России, а потом главредом журнала «Москва».