КОГДА НЕТ ГЛАВНОГО АКТЁРА

№ 2006 / 39, 23.02.2015

Когда актриса Елена Ксенофонтова ушла из театра Иосифа Райхельгауза, сказала: «Мне не нравится, когда на афишах пишут имена только больших актёров, а рядом – и «др.» – другие. Я не хочу быть «др.».
На днях посмотрела в «Мастерской Фоменко» два спектакля: «Дом, где разбиваются сердца» Евгения Каменьковича и «Гедду Габлер» Миндаугаса Карбаускиса и поняла, что «др.» у Петра Наумовича нет и никогда не будет. Его желание воспитать уникального, самодостаточного актёра вырастает в абсолют: в спектакле «Гедда Габлер», который «фоменки» отыграли на прошлой неделе в последний раз, на сцене появляется даже вахтёр Нина Птицына в роли служанки Берты. Птицына произносит всего-то несколько фраз, правда, появляясь чаще как некое молчаливое связующее начало. Но во время её экспрессивных проходок ловишь себя на том, что не хочется, чтобы она уходила. Не знаю, как она попала в театр Фоменко, было ли её актёрство вытесненным желанием, детской мечтой, наконец реализовавшейся, но вахтёром после всего увиденного назвать её трудно. Актрисой – да, подозреваю даже, что трагикомической. Идеальной для немого кино, настолько пластична она, колоритна, незабываема. Как видим, актёры Фоменко не ищут в жизни лёгких путей: Карен Бадалов до ГИТИСа окончил Московский институт стали и сплавов. Анн-Домин Кретта приехала к нам из Швейцарии…
У меня появилась мысль, конечно, спорная, как и идея деления на театр формы и театр содержания или на театр слова и театр жеста, любая труппа, по сути, может существовать в двух парадигмах. Первую можно назвать «стахановской», когда в забое один, а остальные работают на него. Вторая – полифоническая, когда главный каждый или никто. В постановке «Бесов» Анжея Вайды в «Современнике» это тоже чувствовалось. В программке перечислялись имена актёров не по «рангу», а по очерёдности появления на сцене. Так, Матрёша и Рассказчик оказалась первее Петра Верховенского или Варвары Петровны.
«Полифония» – это и про «фоменок» тоже. Пётр Наумович часто выбирает ансамблевые пьесы: «Дом, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу, «Три сестры» Чехова, «Египетские ночи» по Пушкину… Бывает, конечно, что спектакль ставится «на», как «Белые ночи» на Полину Агурееву…
Любому художнику куда проще идти по первому пути. Так сделал и Марк Шагал, когда написал в 1910 году «Рождение». Картина распадалась на две части: на «женскую», где изображалась роженица и повитуха, держащая младенца, и «мужскую» – наблюдателей. Через два года Шагал переписал картину, где смешал в композиционном круге мужчин, женщин, кровать, ширму, окна и праздничный стол, изменив её тональность, перейдя из минора в мажор, но и сказал, что главное здесь не люди, а тайна сопричастности к рождению.
Дело не в том, что Фоменко выбирает многоголосие, чтобы всем было что играть. Кама Гинкас, который считается чеховедом (примечательно, что любит ставить не драматургию, а рассказы Антона Павловича), объяснил бы это так: в неправильных пьесах (он ещё их называет «антипьесами»), в пьесах без главного героя, какими являются и «Чайка», и «Три сестры», главный герой всё же есть. Его глазами не увидишь. Гинкас в интервью журналу «Театр» сказал: «Чеховскими героями двигает Время, Которое Проходит». Говорят, Чехов брал у Ибсена. Упрекнуть Шоу в том, что он последователь Чехова, нельзя, но всё же пьеса «Дом, где разбиваются сердца» очень чеховская. Ну, чем капитан Шотоверн не дядя Ваня? А милая мисс Элли Дэн не Соня? Не зря названа она «фантазией в русском стиле на английские темы». И не зря английская публика отнеслась к ней прохладно.
«Фоменки» и в костюмах уходят от акцентов. Наталия Курдюбова в роли Гедды вообще почти весь спектакль играет в одном платье, добавляя к нему разные жакеты. Художник Мария Митрофанова в той сцене, где Тесман, Бракк и Левборг собираются на пирушку, одела героев в одинаковые полосатые «тройки». Понятно, что эта одинаковость не только для комического эффекта. Специалист, Асессор и Сочинитель хорошо продающейся книги, конечно, очень разные, но одинаково пустые, никчёмные. В «Доме…» Каменьковича эта идея утрируется. Здесь каждый герой не равен самому себе. В конце спектакля Полина Кутепова-Ариадна снимает свой шикарный рыжеволосый парик и отдаёт его Курдюбовой-Гесионе, в свою очередь получая две длиннющие чёрные косы. «Где разбиваются сердца» звучит, согласитесь, мелодраматично. «Где теряются лица и имена» – эмоция уже сильнее.
Увиденные спектакли представляются мне теми двумя поездами из школьного учебника, которые неслись навстречу друг к другу. Один – премьерный, другой – прощальный. Сказать, что разминулись они, нельзя, потому что послевкусие после них одно. Наверное, клоны и призраки из дома Капитана Шотовера и особняка Тесманов ещё долго будут мерещиться друг другу…
Валерия ОЛЮНИНА