ЕЩЁ РАЗ О ДРУГЕ

№ 2007 / 41, 23.02.2015

Подвижный и крепкий, постоянно занятый: то сажает махонькую берёзку и окапывает её, прихлопывая лопатой свежую землю, то вокруг деревянного домика чинит и подкрашивает забор
Россия! Мы все у тебя в долгу.
Дмитрий Кедрин
Подвижный и крепкий, постоянно занятый: то сажает махонькую берёзку и окапывает её, прихлопывая лопатой свежую землю, то вокруг деревянного домика чинит и подкрашивает забор, вечерами – чтение книг, восхищение классической музыкой и песней народной. Так жил, творил и мыслил выдающийся русский писатель – Акулов Иван Иванович.
Чайковский и Толстой, Пушкин и Суворов, Есенин и Жуков, да разве всех назовёшь, перед кем Иван Иванович благоговел? Один из самых его любимый писателей – Тургенев. И судьба: шёл бой наших войск с фашистами рядом с усадьбой Ивана Сергеевича Тургенева. Юный тёзка Тургенева, уралец Иван Акулов, в атаке был ранен – пуля пронзила ему горло и вышла, а он, солдат-доброволец, падая, потерял сознание рядом с тем знаменитым дубом, под которым когда-то сиживал классик…
Акулов студентом техникума добровольно шагнул на поле битвы, а вернулся офицером, да с медалями и орденами на груди. После – пединститут и Высшие литературные курсы. Русский, добрый, голубоглазый и насмешливый, он трагически переживал предательский горбачёвский напор:
– Валя, Валентин, глянь, как хозяйски уверенно Рейган приструнивает нашего словоблуда в Рейкьявике, глянь! Что наш словоблуд ему передал, а? Валя, что-то жуткое совершили они, жуткое!
Акулов сверлил глазами экран телевизора. Сверлил, кипел, а глаза плакали. Фронтовик. Защитник. Мог ли он реагировать иначе? Включал магнитофон. Лидия Русланова помогала ему врачующим голосом. Русская родная песня лилась в распахнутое окошко. Тут же звучали стихи Есенина:
Чёрт бы взял тебя, скверный гость!
Наша песня с тобой не сживётся.
Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце.
И вздыхал:
– Утопят они нас, Валя, утопят, Рейган и Горбачёв, утопят!
Писатель Иван Акулов – действительно сын России, защитник СССР, художник и мастер слова. Герои его рассказов, повестей и романов – сильные, благородные, трудолюбивые и несказанно верные традициям и целям Отечества. Пахари, врачи, металлурги, шахтёры, пчеловоды, учителя и конструкторы, они – родные они – наши, они – мы!..
В сентябре текущего года Ивану Ивановичу Акулову исполнилось бы восемьдесят пять лет. Умер он в начале проклятой перестройки. Он слышал, чувствовал, он проклинал надвигающуюся катастрофу:
– Валь, не только землю и фабрики, даже песню продадут, песню!
– А как, Иван Иванович, песню продать?
– А перестать петь, выключить с экрана, а потом из души поколений!
Да, иногда я думаю: Бог сильно любил Акулова. Бог не разрешил ему увидеть уничтожение нашего национального мира. Песню русскую лихая колонна заменила визгом и марихуановым хрипом, мотив, мелодию песни, а слова русские – «клёвым, приоргазным, крутым, оторванным», короче – разбойным хамством. И разве не так? Разве народ поёт сексуальную попсу?
Звон бутылок и устрашающие дзенькания кружек, стаканов, тарелок, шипение пива и блеск водки. Но подаётся хитро: то – свадьба, то – юбилей, то – праздник, то – спортпобеда и т.д… Даллес прав: разврат и дебилизация – угробит самый непокорный народ на планете. Лихая колонна под видом новаций в танце и музыке, в творчестве слова и языка вредит каждому народу России, вредит не только культурам народом России и общей многонациональной культуре России, но лихая колонна губит здоровье и надежду каждого народа и каждого представителя народов.
Где теперь вера в самого себя и свой народ?
Где беззаветная вера в страну, в её армию?
Где вера в красоту и крылатость семьи?
Где красота и счастье, тайна и свет любви?
Впечатление: будто пропагандистам блуда, морфия, измены, пьянства, предательства, грабежа и убийства здорово кто-то платит, а кто, кто же? Кто же заказал эту погибельную свистопляску? И почему терпим её мы? Терпим циничную ненависть распоясавшихся хохмачей и воющих сексуалок…
Особой любовью Ивана Ивановича Акулова отмечалось творчество Некрасова. Иван Иванович привставал, распрямлялся и декламировал:
Кому назначено орлом
Парить над русским миром,
Быть русских юношей вождём
И русских дев кумиром,
Кто носит истину в груди,
Кто честно любит брата –
Тому с тернистого пути
Покуда нет возврата.
Акулов – честный, бесстрашный писатель. Автор горчайшего и справедливейшего романа «В вечном долгу», посвящённого разорённой войною уральской деревне, вдовам, крестьянам погибшим, сиротам, нищете, из которой поднималась израненная Россия. Акулов посвятил роман «Ошибись, милуя» трагедиям тех, кого безвинно судили и расстреливали в чёрные годы расказачиваний и раскулачиваний. И роман «Касьян Остудный» Иван Иванович посвятил тем, кто строил фабрики и заводы, поднимал Россию и вселял дух стойкости в её народы. Русские, татары, марийцы, мордва, коми, башкиры, чуваши – уральцы и сибиряки, ныне строят Россию, а завтра – защищают её. И знаменитый роман «Крещение» – молитва и гимн, слеза и песня победителям, героям бессмертного Праздника Победы!
И 9 Мая в кругу близких и друзей Иван Иванович, платочком утерев светлое и доброе своё лицо, запевал:
Расцветали яблони и груши,
Проплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Но где теперь песни на слова Михаила Исаковского? Где поэма Александра Твардовского «Василий Тёркин»? Где стихи Владимира Луговского и Дмитрия Кедрина, Павла Шубина и Александра Прокофьева, Бориса Ручьёва и Алексея Недогонова? Кто распоряжается в «Год Русского Языка» нашим русским словом и совестью нашей? Почему отобрали у нас песню нашу? Песня – слово русское. Песня – память русская. Песня – здоровье и верность. Песня – человек и Родина. Песня – красота жизни.
Зачем навязали мне голую и наглую попсу:
Вася-я-я,
Ва-с-ё-к,
Не хватай
За сосок,
Хуш я
И молчу,
Но я тя-я-я
Ни-и х-ха-ч-чу-у!
Я часто прихожу, один или с женою, с друзьями, на могилку Ивана Ивановича Акулова, что приютилась под Сергиевым Посадом. Скромная и тихая. Упокоился. Рядом – упокоилась его жена. Тихо. Уютно. Тихо, тихо. А далеко – Урал. Седой и могучий край. Урал, чья сверкающая сталь разгромила армии чёрных палачей, мечтавших поднять на вершину Земли бесноватого чёлкообразного фюрера. Урал. Родной город Ирбит. А упокоились Акулова под Лаврой. Жена Акулова, Галина Григорьевна, – украинка, он – русский. Зачем нас лихая колонна сегодня сталкивает лбами, нас, русских и украинцев, нас, мусульман и славян, опять у лихой колонны тоска по бескрайней крови и бездонному горю нашему?!
Акулов аплодировал татарской песне. Я ликовал перед башкирским народным танцем. Мы с ним склоняли головы перед верностью и отвагой белорусских партизан. Кому нужны раздоры?
Иван Акулов, Виктор Астафьев, Валентин Пикуль, Константин Воробьёв, Борис Можаев, Фёдор Абрамов, эх, какие же они честные, какие же они бескорыстные и талантливые писатели! А Яшин Александр! Но нет их имён на устах лжепророков нынешних от культуры. И спасибо Господу. Стряхнёт Россия осклизлую саранчу, и свет национальных гениев народов России вновь разбудит и вдохновит святые просторы её. Так будет.
Переделкино. Дом творчества. На даче – у Василия Дмитриевича Фёдорова засиделись за беседой, спорами, ответами, поисками истины и дружелюбия седеющие классики – Виктор Астафьев, Владимир Чивилихин, Евгений Носов, Иван Акулов, Борис Можаев, лось мой глубокоуважаемый.
Иван Иванович возбуждённо читает стихи Николая Клюева и кручинно спрашивает, повествуя:
– Господи, сколько же он пережил, перестрадал? Ложь, оскорбления, доносы, аресты, допросы, а вся вина – русская боль и русская честность русского слова! – Одобрительная пауза.
Ему отвечает, прижавшись к стенке, аж стул под ним заскрипел, широкоплечий Евгений Носов:
– Иван, а Иван, ты про себя, про себя, про горло, пулей перерезанное, нам расскажи!..
Все поднялись. Братски столпились.
– За нас, за Иванов, не помнящих родства! – шутил Фёдоров, угощая гостей чаем. Астафьев и Чивилихин кивнули друг другу чашечками…
А я, тогда ещё молодой, любовался ими, чутко вслушиваясь в них, гордился ими: ведь они, все, давно идут впереди меня в жизни, в творчестве и в гражданской своей отваге. За каждым из них – знаменитые их книги, поступки, и каждый из них – опора для меня и для моего поколения, вступившего в шестидесятые годы на литературную стезю.
Дверь распахнулась! И… богатырская фигура Петра Проскурина выросла, а за ней – улыбающийся Владимир Солоухин:
– Вы, антисоветчики, значит, сговорились? Какую гадость изобретаете против ЦК, ну?! – Мужской, громкий, свободный, дружный хохот потряс домишко, где мы толпились, и сильно пошатнул калитку… Ни хмеля, ни грубостей.
Не жаловались, а размышляли. Не препирались, а приветствовали эту встречу – встречу талантливых, встречу работающих на Россию, на СССР, встречу, за которой – подвиг народа и державы, встречу, где звенит святая речь русская, встречу, где утверждается неколебимая память о воинах и о том пути ратном, по сторонам которого горят обелиски, и вечная слава реет над ними! Размышляли о прошлом и о грядущем.
Давно вас нет среди нас, братья наши старшие. А мне всё кажется – вы здесь. Вы рядом. Вы около нас. Вы меня слышите. Спасибо вам, родные. Знайте – и мы идём рядом с вами. Помним вас. И благодарим вас.
А пока – я стою у тихой и скромной могилы друга. Стою, а рядом берёзка. И на макушке у неё – соловьёныш прилип. Прилип и тренируется звонко, звонко запеть. Ведь тут – гнездо его. Тут – трава его. Тут – небо его серебристое. Стою.
И вслух, как бы помогая соловьёнышу, читаю строки Некрасова, которые ежедневно повторял Иван Акулов, друг мой старший:
Стихи мои! Свидетели живые
      За мир пролитых слёз!
Родители вы в минуты роковые
       Душевных гроз
И бьётесь о сердца людские,
       Как волны об утёс.
На Урале у Ивана Акулова, известного писателя России, отношения с Борисом Николаевичем Ельциным, первым секретарём Свердловского обкома, были «на ты», но в Москве поднатянулись. Однажды в квартире Акулова раздался звонок телефона. Акулов быстро побледнел…
– Ты, Борис, чего мелешь? Я боюсь поехать с тобой в Свердловск? Я не боюсь. Я слушать не могу твой надоевший рёв с трибун, с базаров, со сцен, с детских площадок и с инвалидных колясок. Надоел, наворотил ссор и страхов, а теперь – к землякам, на Урал захотелось тебе! – Иван Иванович повернулся ко мне: – Валентин, Горбачёв продажный, а Борис охломон. Прёт к власти, с перепоя, как бизон, ужаленный гадюкой в хвост. А я – сопровождай его? За какие заслуги? Валя, Валя, мы их избирём, а они надуваются, накачиваются дурью: газовые баллоны! Яков Свердлов опостылел, и этот лезет в гениальные, ну, кто он? Убери его с должностей депутатских и привет Пиночету! – …Акулов трус. Смешно.
Заканчивая очерк, разговор малый, об Акулове, я вновь заявляю. О, если бы все вот так себя держали бы, как держал себя храбрый писатель Иван Акулов, – разве бы из наших рук выбили страну грабители?
Песни счастья теперь не поются,
Через пламя шагнувшие вброд,
Архитекторы хапреволюций
Растранжирили русский народ.
Поле пусто и небо высоко,
Разорённые избы пусты,
А за ними – скрипят одиноко
Позабытые всеми кресты.
У дороги святая старушка
Продаёт сиротливо укроп,
Мать седая, считай, – побирушка,
Собирает копейки на гроб.
Юг и Север, и ветры густые,
Ну, а в Лондоне тёплый туман:
Из Чукотки дожди золотые
Абрамовичу льются в карман.
Где вы, Разин, Матросов, Чапаев,
Вы нужны нам сегодня и впредь,
Хищный клюв олигарховых баев
Не давали мы клятву терпеть.
Их улыбки и речи их лживы,
И законы их лживы давно,
Эти кланы жратвы и наживы –
Пляска дьяволов, пропастей дно.
Эти фабрики, эти одёжи,
Эти джипы,
       дворцы,
              пироги…
Неужели не видишь ты, Боже,
Как, ликуя, глумятся враги?!
И стою я, стою у тихой и скромной могилы друга. Ведь честность, доброта и отвага не умирают. В минуты тоски и горя друг слышит меня. Он рядом, рядом со мною. И я ничего не боюсь.
Валентин СОРОКИН