ДУХОВНИК НАШИХ ПИСАТЕЛЕЙ

№ 2008 / 27, 23.02.2015


Я впервые услышал достаточно подробно об отце Димитрии Дудко в начале 90-х годов, в редакции газеты «Московский церковный вестник», в которой я сделал две публикации, от его сына Михаила Дудко, бывшего тогда сотрудником редакции. До этого же я, человек не религиозный и не церковный, имел о нём очень смутное представление – что-то такое слышал о его аресте в 1980 году, о предъявленных ему обвинениях в антисоветской деятельности, растлении и развращении молодёжи, о вынужденном его публичном покаянии по телевидению.
А познакомился я с ним осенью 1994 года, когда во время прогулки забрёл на церковный двор старинного села Черкизова возле Коломны – в тамошней церкви отец Димитрий служил в течение ряда лет. Помню, как подъехала откуда-то легковая машина и из неё неторопливо вышел небольшого роста пожилой человек с седой бородой, в подряснике и шапочке, в руке он держал старый поношенный портфель. Когда я подошёл к нему и поздоровался, он приветливо улыбнулся, подал мне руку и сказал: «Ну что ж, заходите к нам в гости».
В церковной сторожке за длинным столом собралось много народу – была там и молодёжь, и люди среднего возраста. В основном это были, как я понял, духовные дети священника. Пили чай с карамельками, отец Димитрий задавал присутствующим очень непринуждённо и просто различные вопросы религиозно-нравственного характера. Я не заметил, как стемнело – мне пора было возвращаться в Коломну.
«Приезжайте к нам ещё, пожалуйста!» – услышал я доброе и приветливое напутствие. В этот же раз он мне подарил свою книгу «Христос в нашей жизни» с надписью: «С пожеланием почаще встречаться». Впоследствии отец Димитрий не раз дарил мне свои многочисленные книги – и церковную прозу, и сборники стихов. Правда, надо заметить, что литературный дар у него был не столь значительный и, кажется, он не совсем отдавал себе в этом отчёт, но жить он без этого не мог.
Как отмечают многие, от отца Димитрия исходила какая-то трудно выразимая словами благодать. После общения с этим добродушным, слегка лукавым священником, человеком очень умным и образованным, в то же время очень простым и естественным в поведении, становилось легче на душе: различные жизненные невзгоды и трудности начинали казаться легче преодолимыми. Однажды он, услыхав, что я некрещёный, страшно изумился и прямо-таки вскричал: «Обязательно креститесь! Приходите ко мне, я вас окрещу!» И вот, созвонившись с ним по телефону в Москве, я предзимним ноябрьским вечером отправился на «Речной вокзал», а оттуда в сторону Химок, на улицу Дыбенко (очень скучная, кстати сказать, улица в смысле застройки и архитектуры) к отцу Димитрию. В тесноватой, совершенно советской квартирке, завешанной иконами, заставленной всевозможной церковной утварью и, главным образом, книгами, которых у отца Димитрия было великое множество (а свою комнату, служившую ему кабинетом, он называл «пещерой»), и произошло это событие в моей жизни. Мне было тогда от роду сорок один год. Я становился в купель, отец Димитрий водил меня вокруг аналоя, совершал помазание, читал надо мной молитвы, говоря: «А вы повторяйте за мной», потом надел на меня принесённый мной с собой крест с цепочкой («Хороший, старинный крест», – заметил он) и сердечно поздравил меня. И глаза у него были при этом какие-то лучистые.
Однако церковным сколько-нибудь человеком я не стал, церковные службы почти не посещал, но с отцом Димитрием тем не менее общался регулярно. Он всё это видел, понимал, но никогда ни на чём не настаивал, Никогда ни за что не осуждал.
Очень запомнился мне факт великолепного знания литературы отцом Димитрием. И сам он был, конечно, литературным человеком, невзирая на отсутствие значительного литературного дарования. Это подтверждается прежде всего тем, что он знал очень многих людей из мира литературы и искусства. Следует назвать такие имена, как Евгений Борисович Пастернак, сын. Б.Л. Пастернака; Анастасия Александровна Андреева, вдова известного поэта и философа-мистика Даниила Андреева (эта элегантная красивая дама с чудачествами и резкими угловатостями в поведении, иногда не совсем приятными), много пережившая на своём веку, была глубоко религиозным человеком; Елена Ивановна Гольденвейзер, вдова крупнейшего музыканта А.Б. Голденвейзера; Олег Николаевич Михайлов, когда-то крестившийся у Дудко и близко с ним общавшийся; литературовед Пётр Васильевич Палиевский; крупнейший современный поэт Юрий Михайлович Кублановский, бывший в 70-х – начале 80-х годов диссидентом, в полной мере испытавший на себе гонения властей, ещё совсем молодым, никому неизвестным, плохо одетым церковным сторожем, приносил отцу Димитрию свои стихи, которые сделали его всесветно знаменитым. И этот перечень, очевидно, ещё долго можно было бы продолжать. И не будет преувеличением сказать, что в среде московской литературно-художественной интеллигенции отца Димитрия знали буквально все, и очень многие у него крестились.
Отец Димитрий прямо-таки обожал Пушкина, очень хорошо знал его наизусть, часто с восхищением его цитировал. «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…» – эта строчка из «Онегина» приводила его в восторг. А однажды он с большим чувством, благоговейно, как молитву, прочитал наизусть «Отцы пустынники и жёны непорочны…»
Как-то в его присутствии я прочёл кусок из «Реквиема» А.Н. Апухтина. Последняя строчка:Скоро нещадное, грозное тление
Ляжет печатью на нём роковой.
Дай ему, Боже, грехов отпущение,
Дай ему вечный покой.
– особенно понравилась ему. «Ах, какие прекрасные стихи! – воскликнул отец Димитрий. – И подлинно религиозные. Я совсем забыл эту вещь. Надо обязательно перечитать Апухтина».
Но бывали случаи, когда с суждениями отца Димитрия на литературные темы согласиться было трудно. Быть может, он подходил к некоторым литературным явлениям со слишком ортодоксально-православной точки зрения. Так, об образе Христа в поэме А.Блока «Двенадцать» он сказал, что «так написать о Христе мог только хулиган».
Заведя как-то речь в связи с чем-то о К.И. Чуковском, он вспомнил рассказанный кем-то ему следующий забавный случай, произошедший со знаменитым писателем. Во время революции 1917 года К.Чуковский опубликовал широко впоследствии известные «Воспоминания» А.Я. Панаевой. И в том петроградском издательстве, где вышла книга, ему выплатили гонорар за вступительную статью, комментарии и, по недоразумению, за сам текст мемуаров. Вскоре Чуковский получил записку от кого-то из работников издательства, где содержались следующие стихи:Панаеву – невинность юных лет.
Некрасову – любви безумный бред.
Головачёву родила детей на шею,
А деньги отдала Чуковскому Корнею.
И очень долго смеялся понравившемуся ему анекдоту.
Кажется, в 1997 году я прочитал незадолго перед тем вышедший роман из церковной жизни отца Димитрия «Волною морскою». Более всего меня в нём поразило то, что отец Димитрий, для которого Вера и Церковь были дороже всего на свете, что он и подтвердил всей своей многострадальной, трагической жизнью, счёл возможным пером писателя-беллетриста приоткрыть завесу над малопривлекательными сторонами жизни церкви, нравов современного духовенства и духовенства недавнего прошлого. И в этом смысле, как мне представляется, он во многом продолжил классическую литературную традицию, идущую от Н.С. Лескова, Г.И. Успенского, писателя-восьмидесятника М.Н. Альбова, Л.Андреева, отчасти, быть может, мемуарной книги Г.П. Гилярова-Платонова «Из пережитого», в которой также достаточно нелицеприятно описаны быт и нравы провинциального духовенства середины XIX века. Однако в сочинении отца Димитрия всё это выступает значительно более резко, выпукло, подчёркнуто, и самое главное, что отличает его от предшественников, – книга эта написана человеком ХХ века, имевшим такой опыт за плечами, которого не имели и не могли даже представить себе писатели XIX столетия. Я говорил, помнится, об этом отцу Димитрию, и это не вызвало у него возражений.
Несколько раз я был на службах отца Димитрия. Эти службы, так же как и проповеди с амвона, он проводил очень интересно и своеобычно. И сам он менялся, даже когда просто молился перед образом. Его лицо и в особенности глаза принимали какое-то особенное выражение, которое невозможно забыть, увидев хотя бы один раз. В жизни же ему всегда были присущи подлинно христианское терпимость и снисходительность к людям, к человеческим слабостям, которых он, по всей вероятности, как любой живой человек, и сам не был лишён. Но это не мешало ему бывать в иных случаях очень строгим и непримиримым.
Я никогда не бывал в тульской деревне Байдино, неподалёку от небольшого городка Арсеньева, где отец Димитрий обычно проводил летние месяцы, не видел воочию всех красот этих толстовско-тургеневских мест, хотя отец Димитрий не раз приглашал меня туда. Но я легко могу себе их представить. И в моём сознании отец Димитрий никак неотделим от сельского среднерусского пейзажа – деревенских лугов, полей и лесов, деревянных домишек, уютной старинной церкви. Так он мне и запомнился гораздо больше, нежели в московском антураже. И неотступно приходят на память пронзительные стихи Ивана Бунина, написанные им летом 1918 года, в разгар событий, перевернувших течение русской истории:И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я всё – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
– И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным коленам припав.Александр РУДНЕВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.