СМЕРТЬ ПАТРИАРХА

№ 2008 / 51, 23.02.2015

Позвонил друг и поведал, что ещё рано утром появились в интернете сообщения о смерти Патриарха. В горле стоял комок. Говорить не хотелось. О чём можно было толковать даже с близким человеком, когда рухнул, обломился некий духовный столп, может быть, удерживающий наше относительное благополучие духовный механизм. Не хотелось вдаваться в детали, хотя я знал, что названные сроки его смерти неверны, что умер он около 11 или в начале 12-го. В общем-то, это не важно. Мелочи… Но по прошествии времени созрело решение написать о Патриархе, вернее, о моменте его смерти. Ведь всё, что касается этого человека, имеет историческое значение. По стечению обстоятельств, мы оказались пусть не в центре печальных событий, а рядом, пусть на периферии происходившего, а возле… И вот то, что увидели в щёлочку, то, что почувствовали, то и опишу…
Мы жили в прославленном писателями подмосковном Переделкине, где течёт река Сетунь (какие говорящие названия и посёлка, и реки!). На переделкинском кладбище похоронены Пастернак, Фадеев, Чуковский, Тарковский и многие другие знаменитые деятели словесности. Ещё этот посёлок известен находящимся здесь Патриаршим подворьем Троице-Сергиевой лавры. Стояла сумрачная слезливая погода, скорее октябрьская, чем декабрьская. И 4 декабря, на великий праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, тоже было хмуро и промозгло. Мы с супругой присутствовали на второй утренней службе в Преображенской церкви, что примыкает к подворью. Говорят, скоро этот старый храм закроется для прихожан и войдёт в чертог подворья. Несмотря на рабочий день, молящихся было много. В это время Патриарх служил литургию в Успенском соборе Кремля.
Поздно вечером мы топали от железнодорожной станции, возвращаясь из гостей, и возле кладбища нам навстречу пронёсся кортеж тёмных иномарок, впереди машина охраны с мигалкой. Не Патриарх ли возвращался в свою загородную резиденцию?
На следующий день в храме Христа Спасителя проходила соборная встреча, посвящённая 50-летию Союза писателей России. Выстояв небольшую очередь приглашённых и миновав металлоискатель, мы оказались в великолепном золотисто-красном зале. Действо начиналось. На сцене появились известные церковные иерархи во главе с митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом, писатели, политики, деятели культуры. Ждали Патриарха. В зале тоже собрался народ интересный и яркий. Мелькали знакомые по изданиям и телеэкранам лица. Офицерские и казачьи погоны. Приятно было видеть десяток молодых весёлых кадетов в эмчээсовской серо-голубой форме. Солидная дата, солидное мероприятие. Подразумевались речи, обращения, награждения, концерт. Мы радовались встрече с давними знакомцами, которых не видели годами, делились новостями… Время открытия встречи затягивалось. Патриарх не появлялся. Митрополит Кирилл, почти всё время беседовавший по мобильнику, поспешно поднялся и вышел. Председатель Союза писателей Валерий Ганичев открыл мероприятие. При исполнении гимна России все встали. Затем на экранах по бокам сцены показывали фильм о создании союза и его советских буднях. Начались выступления…
К ведущему встречу ректору Московской духовной академии архиепископу Верейскому Евгению подошёл распорядитель мероприятия (высокий человек с длинным лицом) и что-то сказал на ухо. На трибуне началось некоторое волнение.
«Дорогие друзья, только что пришло сообщение, что скончался Святейший Патриарх. Пропоём «Вечную память», – обратился к собравшимся архиерей. Все на мгновение замерли, а затем по залу будто прошёл ветер, все как один выдохнули. Затем зал поднялся и хором пропел краткую заупокойную молитву по Алексию II.
Что происходило дальше, было не важно. Не хотелось вслушиваться, не хотелось общаться, не хотелось воспринимать окружающее. Восприятие смазалось, будто оптика, потерявшая фокус. Почему? Ведь это событие пусть и не рядовое, но вполне обыденное, ожидаемое… Человеку почти восемьдесят лет, позади напряжённая жизнь, тяжёлая ноша патриаршества в переломный период Российской истории. И вообще, для церковного человека смерть – переход в мир иной, и всё… Но почему ощущение потери родного человека? Почему жалко не только его, а и себя? Откуда такое чувство сиротства? Какая между нами была связь? Выходит, была?
И вспомнилось, что за пятнадцать минут до сообщения о смерти сильно заболело сердце. Так сильно, что я на секунду испугался. Но боль так же внезапно, как и началась, – прошла. Теперь я просто не мог поверить, что это было предчувствие. Хотелось спросить окружающих: а вы, вы почувствовали?..
Так чем же всё-таки объяснить мои переживания? Я давно знаю, что мне необыкновенно повезло с крёстным – выдающимся священником второй половины ХХ века, имеющим, как и Патриарх Алексий, родовые немецкие корни. Я так же хорошо понимаю, что я – недостойное чадо, и если бы не промысел Божий во время моего «случайного» крещения, то я бы не получил такого молитвенного защитника и помощника, давно уже находящегося на небесах, а мой ангел один с таким человеческим экземпляром, как я, не справился бы. И с нынешним духовным отцом мне повезло, как полагаю, опять же благодаря крёстному, но и сейчас я всё так же далёк от идеального образа истинного православного… А мой крёстный был хорошо знаком с Патриархом, и, может статься, он сумел включить меня в число «опекаемых» им по наследству чад? А значит, связь всё-таки была?.. Иначе я действительно не могу объяснить, почему такое неожиданно огромное ощущение потери. Понимаю, что не у меня одного. Может быть, у половины страны. И всё же…Вероятно, таких «опекаемых» и не десятки тысяч, и не сотни, а в каждом роду есть свои представители и по какой-то незримой цепочке: через духовных отцов – старцев – монахов – мирских, крепких молитвенников, неведомых миру, – духовные связи поддерживаются и с живыми, и с умершими… Этому есть свидетельства…

Утром мы пришли в Преображенскую церковь. Поставили несколько свеч за упокой новопреставленного Патриарха Алексия. А он лежал неподалёку, может быть, в ста метрах, в своей резиденции… Затем с толпой прихожан у ворот нарядного Подворья мы обретались в зыбкой надежде, что нас пропустят попрощаться. Кто-то плакал, кто-то пел молитвы, кто-то угрюмо молчал. В тот день мы уезжали, и, если не проститься сейчас, то в храм Христа Спасителя на официальное прощание мы уже точно не попадём.
Орава телевизионщиков снимала, как нашу жидкую толпу теснят от ворот милиционеры.
Над Переделкиным стояла удивительная погода: какая-то южная, тихая, с нежным воздухом, высоким, синеющим через дымку, небом и неярким, в белых космах, солнцем.
К вечеру зарядил на несколько дней дождь. Плач… Печаль… Прощание…Константин СМОРОДИН