Виктор Астафьев: «я пишу неправильно»

№ 2009 / 7, 23.02.2015

Наверное, одним из самых знаменитых выпускников Литинститута можно назвать прозаика Виктора Астафьева. И сам писатель очень высоко оценивал годы своей учёбы на ВЛК


Наверное, одним из самых знаменитых выпускников Литинститута можно назвать прозаика Виктора Астафьева. И сам писатель очень высоко оценивал годы своей учёбы на ВЛК, довольно часто и с удовольствием вспоминал ту пору жизни. Однажды я предложил ему побывать в его alma mater, поговорить с новым поколением студентов-писателей. Астафьев согласился.


Встреча состоялась 17 декабря 1985 года. Предлагаем вниманию читателей фрагменты того разговора прозаика с молодыми коллегами.



Каждый день


что-то открывали…



– Учёба на ВЛК – лучшие и святые мои годы, – этими словами начал разговор с молодым поколением писателей Виктор Астафьев. – Я пришёл сюда с шестью группами образования и житейским багажом. Только учёба в Москве помогла мне сбить провинциальную штукатурку, помогла преодолеть тот разрыв в образовании и культуре, который я имел и на преодоление которого – в одиночку – мне пришлось бы лет двадцать корпеть.


К счастью, почти все мои однокурсники были такие же: из провинции. Заносчивости и спеси столичной меж нами не водилось, мы не критиковали и не снисходили до окружающего, а каждый день что-то открывали.


Именно в те годы я посмотрел основной репертуар московских театров. Счастлив, что застал ещё наших великих стариков из МХАТа.


Видел грандиозные «Мёртвые души», видел спектакль «Дни Турбиных» с Михаилом Яншиным в роли Лариосика.


Пользуетесь ли вы той возможностью, что вам предоставляет жизнь в Москве?! – обращается прозаик к слушателям. Неопределённое, напряжённое молчание. После многозначительной паузы Виктор Петрович продолжил:


– Я как сделал: взял шоколадку, букет цветов и пошёл к билетной будке возле метро «Новослободская». Представился кассирше: так, мол, и так, неотёсанный мужик из Перми приехал в столицу уму-разуму поднабраться…


Милая женщина, там работавшая, снабжала меня билетами на все стоящие спектакли все годы учёбы. Впрочем, заглядывал я к ней и в более поздние времена. Сделайте и вы так. Попробуете?..


Писателю никак не обойтись без культуры. Нужна она и художникам. Я вот в воскресенье побывал на выставке в Манеже. Удручающее впечатление. Выравненное мастерство. Будто писалось всё одной рукой. Кто прежде писал хуже, чуть поднялся, а прежние мастера остались на своём уровне. Ни одна картина не берёт за сердце.


Люблю Кугача. Но то, что показано им, вещь проходная, не выше Кугача прежних лет. Картина Мальцева, посвящённая памяти Фёдора Абрамова, по-моему, не вполне удалась. Нет подлинного трагизма этой утраты.


Вы должны всё видеть, знать и всё обсуждать.


Может, конечно, нам было легче?


В то время в Литинституте училась группа оригинальных людей: Николай Рубцов, Ольга Фокина, Василий Белов, братья Сафоновы.


У нас, на ВЛК, – Евгений Носов, Сергей Викулов, и другие пытливые ребята. Этих двоих вспомнил, как говорится, навскидку. Таким образом, у нас существовала широкая, питательная среда общения.



О преподавателях



– Кто-то из преподавателей вам запомнился? – задаю ему вопрос, чтобы вовлечь в разговор студентов.


– Благодарен многим, но, прежде всего, назову Нину Михайловну Молеву. Она читала нам историю искусств, а по сути говорила обо всём. Мы, дураки, не сразу оценили её. Случалось, гасили свет перед лекцией.


– И что же?..






Сергей Элоян. Иллюстрация к книге В.П. Астафьева «Царь-рыба»
Сергей Элоян. Иллюстрация к книге В.П. Астафьева «Царь-рыба»

– Не обращала на это внимание, читала свои лекции в полной темноте. На наше счастье она занималась с нами целых два года! Какие лекции?! Значительно позже я узнал, что эта хрупкая, изящная женщина – не только крупный специалист и великолепный лектор, но и ветеран войны, бывший санинструктор. Что она носит осколок в сердце. Как стыдно мне за прошлое ребячество взрослых мужиков.


Впрочем, эта мудрая женщина, полагаю, понимала ситуацию лучше нас самих. Ведь мои сокурсники, да и сам я, не имели отрочества и юности, не перебесились, не покуролесили своё, практически из детства ушли на войну. И вот, оказавшись снова за партой, – кой в ком вдруг взыграло ребячество…


Нам Архипов читал историю литературы XIX века. Приходит к нам и сразу спрашивает: «Ну, как работаем?» Все кричат: «Без перерыва!» Его лекции о Николае Некрасове до сих пор в памяти, будто вчера мною слышаны. Особенно блистательная лекция – об Иване Сергеевиче Тургеневе, которого он, кстати сказать, не любил.


Не любил! И потому не считал себя вправе проявить какую-то личную предвзятость. Готовился к ней с особой тщательностью. Этот подход Архипова к нелюбимому им Тургеневу имел для нас большой нравственный смысл. Мы поняли, что писателя ведь нельзя трактовать одномерно, и только из личных симпатий. Писатель ведь не доска, а древо, живое и плодоносящее, которое чтобы знать и хорошенько разглядеть, нужно не раз и не два обойти со всех сторон. А доску, конечно, можно просто перевернуть, чтобы убедиться: вот она доска и есть.



А сама Москва?



Разговор о днях, прожитых в годы учёбы в Москве, не только воспоминания. Для меня это настоятельная потребность осознать для себя не такое уж далёкое прошлое, крепко связав его с настоящим. Мне это нетрудно сделать. Ведь и на недавнем съезде писателей России встречал однокурсников, настоящих своих друзей. Наша дружба прошла проверку общей работой в литературе, тесным общением за истекшие два десятилетия.


Я много езжу по стране. Бывало со мною и так, что собираюсь, лечу в один город, а из-за непогоды попадаю в другой. Так однажды оказался в Краснодаре. Ночь. В аэропорту многолюдно, неуютно, голову негде преклонить. Но ведь Виктор Логинов – краснодарец. Еду через ночь к нему. Ломлюсь в дверь. На пороге появляется и невозмутимо говорит: «О, Витя, кореш мой, заходи. Рад тебя видеть и согреть». Подобную братскую встречу я пережил и в гостях у воронежского писателя Юрия Гончарова.


Сам тоже радуюсь, когда вижу у себя в Красноярске родную душу.


Вы должны сделать всё, чтобы сдружиться. Вы – писатели, только вошедшие в литературу. Вам ещё много лет корпеть над словом, дружить, помогать друг другу. Поднимается творческое настроение, когда испытываешь счастье от встречи со своей юностью.



О текущем



– Чем вы могли бы объяснить, что самые яркие выступления, прозвучавшие на VI съезде писателей РСФСР, были посвящены не литературным проблемам?


– Вопрос, на мой взгляд, поставлен неправильно.


Почти нет чисто литературных вопросов. Если идёт разговор о жизни, то, значит, мы говорим и о литературе. Внутрицеховые рассуждения – схоластика, которая отвлекает писателя от насущного, наболевшего в жизни страны.


Писатель – человек общественный. Проблемы экологии, например, которым посвятили свои выступления Валентин Распутин, Василий Белов и ряд других писателей, – важнейшие для нашего бытия.


– Сейчас обсуждается решение о переброске северных рек на юг. Каково ваше мнение по этому вопросу?


– Я противник всяких перебросок, строительства плотин. Это пройденный этап человеческой деятельности. Насыпная плотина, придуманная первобытным человеком, анахронизм. Но по всему видно, что государство пойдёт на это, вновь и вновь… Некогда передохнуть человечеству и природе. Со временем изо всех сибирских рек сделают подобие Енисея. Будет много луж.


– Но разве разговор о положении писателя в обществе не актуален? Многим начинающим, да и не только, просто не удаётся дожить до выхода книги, до нормального гонорара…


– Да, согласен, писателю трудно выживать. Голодный первичный этап прошёл и я сам, и всё моё поколение. По сути, это удел каждого писателя, который не ищет благодеяний от власти. Горжусь тем, что среди моих товарищей нет автора романа (произнёс с ударением на первом слоге. – Ю.Р.) вроде «Кавалера Золотой Звезды». Именно на провинциалах упражняются столичные критиканы и рецензенты, сколько талантов им удалось буквально загрызть. Но правильно написал Николай Глазков:






Никакие бредни рецензента


Не заменят светлый


гонорар.


Изменить что-то очень сложно. Только работа, качественная и на результат, от которого общество не сможет отмахнуться. Потому-то и нужна нам культура. Она поможет устоять, будет поддержкой. Без опоры на опыт предшественников трудно выдержать бой за себя, своё слово.


– А когда вам легче работалось: двадцать лет назад или теперь?


– Чем дальше, тем трудней, это я вам обещаю.


– В смысле мастерства или в сборе материала?


– И того и другого.


Но, конечно, полно бумагомарателей, которые не испытывают никаких затруднений. Сейчас я буквально завален рукописями. Причём плохими, бессодержательными. Мелкотемье!






Сергей Элоян. Иллюстрация к книге В.П. Астафьева «Царь-рыба»
Сергей Элоян. Иллюстрация к книге В.П. Астафьева «Царь-рыба»

Посмотрите, какие мы серьёзные вопросы ставили и обсуждали на писательском съезде. А молодые и не очень уже молодые писатели отягощают собственное сознание, тратят бумагу на изложение своих отпускных интрижек. Недавно я отослал одну такую рукопись товарищу с Дальнего Востока. Отругал его за мелкотравчатость.


Дальневосточнику ли браться за описание случайных страстишек, грешков на старости лет. Между прочим, написал ему и о том, что после «Солнечного удара», после «Чистого понедельника» нельзя походя браться за эту тему.


Спустя месяц он ответил, что разыскал названные мною «образцовыми» рассказы и прочитал их. Первый – да, ничего, но второй…


«Чистый понедельник» он разнёс в дым! В заключение написал мне так: ты не собьёшь меня с толку сомнительными образцами. Вот так. Этому автору, конечно, всегда будет легко творить.


Если же говорить серьёзно, то трудностей в нашей работе масса. И хотя сама технология ремесла для меня упростилась, вещи я научился делать, – запросто опишу вам ветку или дождевую лужу, но не хватит ли нам в литературе описывать лужи? Но стоит отказаться от красивостей, как теряешься, испытываешь настоящий страх перед чистым листом. В самом деле, о чём и как писать?!


Кроме того, как говорит мой друг Евгений Носов, приходится и «фирмой» дорожить. Не хочется, чтобы читатель получал халтуру, подписанную твоим именем. Как видите, начинаются ещё более сложные отношения с жизнью.



Опять о культуре



Ещё аспект, которого не раз касался, но обойти не могу: знания, культура.


Поверьте мне хоть на слово! Чем дольше живёшь, тем острее ощущаешь недостаток культуры.


Современному писаке хорошо бы хоть пару языков знать. На одном читать, на другом – читать и общаться. Кроме того, древнюю философию, богословие… Там много человеческого материала.


Освоение наследия прошлого помогает человеку достичь высот в профессии. В этом убеждён. Именно отсутствием культуры подлинной объясняю тот факт, что большинство писателей не могут сами себя редактировать. Это серьёзный минус.


Помните у Эзопа – крольчиха упрекала львицу, что та носит в чреве львёнка два года, в то время как она, крольчиха, ежегодно производит на свет два потомства десятками. На что ей львица ответила: да, я вынашиваю своего детёныша долго, но зато рожаю льва.


Вот нам с вами важно давать читателю не однодневки, а глубоко выношенные, выстраданные произведения.



Этапы жизни



– Почему вы вдруг возвратились в родные края?


– Если кратко отвечать: вернулся помирать.


Я покинул свою родину – деревеньку Овсянка – очень, очень давно, и не по своей воле. С войны поехал на Урал, на родину жены. Там прожил 24 года. 18 лет – в Чусовом, шесть – в Перми.


На Урале я встретил замечательных людей, они помогли стать писателем. Это были фронтовики, навёрстывавшие упущенное из-за войны время. Жили в дружеском соперничестве. Я хоть и молодой, а тыристый был. О тех годах много мною написано, посмотрите, кому интересно, публицистику.


Но постепенно как-то стал уставать от треска, от утверждений, дескать, Урал – авангард русской земли, там живут лучшие мастеровые люди, и тому подобные декларации. А что делать, пока не понимал. Повезло: позвали на ВЛК.


На Высших литературных курсах, в этих вот аудиториях, я сдружился с теми людьми, которых уже упоминал.


Сергей Викулов, кстати, был старостой нашей группы, а ещё рядом учились – поэты Александр Романов и чуть позже – Виктор Коротаев.



О Вологде



Один мудрый человек советовал каждому найти свою поляну. Я её нашёл в Вологде. Вообще русский Север, когда я приехал туда, покорил сразу.


Поразили своею красотой северные пейзажи. Ничего подобного ни в Сибири, ни на Урале не видел. Не знаю, насколько всё это увиденное и пережитое обогащает перо, но душу несомненно.


К тому же, в Вологде была и есть одарённая писательская организация.


В дружеском кругу я многому научился, многое понял. И главное, – что надо быть с Родиной, – понял именно в Вологде.


Кроме того, стало просто не хватать наездов в родную деревню, запасы памяти истощились. Вдруг заметил, что забываю коренной, деревенский язык своей малой Родины – Овсянки.


В общем, точно сказано: в гостях – хорошо, а дома – лучше.


Ну, и та причина, о которой сразу упомянул – быть ближе к родному погосту, – немаловажная. Это нам завещал ещё Пушкин, сказав:


А всё же ближе к милому пределу


Душе хотелось почивать…



О профессионализме



– Когда, при каких обстоятельствах вы сели дома и стали жить как профессиональный писатель?


– Во-первых, в Союз вступать не торопился. Хотел поступить наверняка. Если бы меня вдруг не приняли, то больше бы и притязать не стал. Здесь, в Москве, есть писатель, которого поначалу не приняли, а теперь он сам не подаёт заявление. Со мною было бы то же самое, если б прокатили.


Членом СП СССР стал в 1958 году, отдав восемь лет литературе. Но лишь с 1962 года живу только литературным трудом. До того приходилось и в газетёнке покрутиться, и на радио. Но до чего же тяжко совмещать две столь близкие и равнодалёкие деятельности: писательскую и журналистскую.


– Может ли человек, сам не воевавший, писать о войне, имеет ли на это право?


– Каждый автор сам решает, о чём писать. Он может касаться любой темы.


– В своей статье в газете «Правда» вы упомянули о романе, который пишете. В какой он сейчас стадии работы?


– Я пишу неправильно, не так, как надо бы, как учит опыт литературы. Вспомните подробнейшие планы, которые составлял себе Достоевский.


У меня с романом такая ситуация. Почти готова третья книга. Наполовину – вторая, и нет – начала. Когда напишу, пока не знаю.


Из-за неправильности работы – говорю вам серьёзно и без утайки – даже рассказы мои получаются с прогибом. Сгибаются, как пила. Это слабость, беда моя.



О наградах



– Считаете ли, что вас обошли в наградах?


– Писатель не нуждается в наградах. Самая высокая радость – сама писанина, если она получается. Всё остальное – мишура.


Впрочем, наград у меня достаточно, а самая дорогая – солдатская медаль «За отвагу».


– Довольны ли своим читателем, читателями вообще?


– Прежде всего, не доволен собою как читателем. Только год назад по-настоящему вник в Гоголя, по сути, открыл его для себя!


Сдаётся мне, что он, увы, до сих пор не прочитан. Не только в России, но и в мире.


Читатели у нас есть, но качественно читатель растёт медленно. Этому свидетельством те перегибы в книжных увлечениях, которые мы видим. Торжествует невзыскательность вкусов.


Она распространяется уже и на самих писателей. Они начинают подлаживаться под усреднённое восприятие. Мало работают над словом. Вообще я должен с горечью признать, что средний литератор работает значительно меньше, чем хороший. Тревожное явление. Впрочем, ещё Горький заметил, что русский писатель не любит, когда ему мешают, но радуется этому.


– Не много ли у вас общественных нагрузок?


– Нет, полагаю. Недавно вот детдом ещё себе навесил. Всё это нужно писателю как личности.



О чтении



– Устраивает ли вас сегодняшнее состояние поэзии?


– Нет, конечно. Отсутствие ярких имён в поэзии наша общая беда. Ведь именно в поэтическом слове, прежде всего, находит выражение современность. Если в поэзии безвременье, плохой признак. Мне очень не хватает поэтического слова, наследующего традиции русской культуры.


– Вы сказали о том, что вам не хватает культуры, сожалеете об утраченных возможностях… Сейчас вы компенсируете её недостаток чтением. Какой процент в вашем чтении занимает западная литература?


– Я довольно плохой читатель. Одним глазом много не прочитаешь. Поэтому беру в руки только проверенные временем вещи. Модную литературу не читаю. Из последних произведений западных авторов самое сильное впечатление – роман Джонсона* «Только позови». Люблю Д.Лондона, М.Твена, Т.Драйзера…


– Есть ли у ваших героев прототипы?


– Редко. Не зря, по-моему, раньше нас называли сочинителями. Мы стали это забывать. Далеко не всегда есть прототипы. В интересе к так называемым прототипам со стороны исследователей и читателей я вижу сильный перебор.



1985 год



* ДЖОНС Джеймс (1921 – 1977), американский писатель. Антимилитаристские романы «Отныне и во веки веков» (1951), «Тонкая красная линия» (1962). «Только позови» (1978) – роман о трагической судьбе бывших фронтовиков и извечном круге обречённости: «кровь рождает кровь». Роман «Весёлый месяц май» (1971) развенчивает леваческий анархизм. Мемуары «Вторая мировая война» (1975).



Юрий РОС­ТОВ­ЦЕВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.