Дымы отечества

№ 2009 / 12, 23.02.2015

Русь, Рос­сия. Ка­луж­ская гу­бер­ния. Бе­ре­га Оки, при­то­ков её. По­том­ки сла­вян­ско­го пле­ме­ни по­лян…
Афо­ни­ны. Ша­мар­ди­ны. Бру­со­вы. По­ст­ни­ко­вы. Го­род­ни­ще­вы.

Попутешествуешь, воротишься домой…


А. Грибоедов.


Любовь к родному пепелищу…


А. Пушкин.


Любовь к родному краю меня томила…


С. Есенин.







Василий АФОНИН
Василий АФОНИН

Русь, Россия. Калужская губерния. Берега Оки, притоков её. Потомки славянского племени полян…


Афонины. Шамардины. Брусовы. Постниковы. Городнищевы. Пять родов постепенно соединились в один, основной – род Афониных.


Сибирь. Алтайский край. Северо-Запад Новосибирской области. Исток речки Шегарки, левобережного притока Оби…


Лично для меня всё началось именно там, у истока речного, но и гораздо раньше, дальше гораздо: жизненные истоки рода начались за Уралом, средь Руси, по берегам самой русской реки – реки Оки, берегам притоков её, где века и века назад образовались – возникли селения Жиздра, Шамардино, куда пришли, проявившись из тьмы тысячелетий земных, славяне – поляне, одно из племён славянских.


Кто они, откуда и зачем. И где бродили-селились-существовали, пока не оказались на Балканах, пока не спустились в правобережье Днепра, продвигаясь – расселяясь во все стороны, заполняя и пойму Оки, и более северных рек, определив Новгородские, Псковские, Вятские места – земли, а над ними – Вологодско-Архангельское пространство, омываемое северными водами – морями.


Познавать историю Руси – России трудно, тяжело… Грусть-печаль заполняет, боль душевная, слёзы. И боль эту, боль Отечества своего, станешь постоянно в себе носить, ибо вся история – кровь. Кровь своя, славянская. Века и века долгие – кровь, потому вся история Отечества есть… единый Спас-на-Крови.


Но познавать историю просто необходимо, каждому россиянину следует иметь совершенно ясное представление, а что оно собой являет на земле – Отечество твоё, а в нём – край твой, откуда всё и начиналось для тебя.


И снова на столе сочинения самых серьёзных историков, и заново погружаешься в содержание страниц – глав томов, в далёкое прошлое погружаешься, когда ещё не было и первых зыбких соединений – княжеств, а лишь… беспрерывное движение племён, пытаясь представить мысленно и зримо, а какими они были – праславяне, прародители твои, как выглядели внешне и как звались, и где и как определялись фамилии родов твоих, основного рода, давшего и тебе фамилию. И откуда брались, каким образом определялись имена. И почему главным мужским именем, повторяясь и повторяясь, стало имя Егор, а женскими – Алёны и Дуни…


Город Калуга, Калужская губерния, в ней Жиздра и Шамардино. Селения эти упомянуты в произведениях Ивана Тургенева, но Тургенев – это уже век 19-й, а до него чего только не было, чего только не происходило по Руси-России, если начинать хотя бы с века 9-го, когда историки принимаются с некоторой уверенностью рассуждать о приднепровских славянах и первых княжествах.


А время стремительно. И вот уже начало века 20-го, российское правительство возглавляет Пётр Столыпин, человек удивительный в истории страны, главная и первая для тебя фигура, самая уважаемая. И намеченная им программа реформ – преобразований. Начало преобразований. И вот уже едут прародители мои от берегов Оки к берегам Оби, Иртыша, в Сибирь едут, где вольные земли, где всё как бы заново, по телегам – нажитое добро, а среди ящиков, сумок и узлов – ещё и книги, потому как деды-прадеды из просвещённых крестьян, в семьях всегда была книга хорошая, светская книга, наряду с божественными изданиями, книги читались, ценились, сберегались, являясь частью домашних библиотек.


Алтай, степные речки и озёра, селения и хутора, саманная хата, крытая камышом, пол – утрамбованная глина, печь, сундуки и лавки, кровати деревянные, книги на полках, необходимое хозяйство, скотные дворы, огород и поля, кизяки вместо дров. И – постепенное обживание в новых местах, привыкание. Поездки ежегодные в Барнаул на ярмарки, товары и продукты, продажа-купля, обязательно – книги, пополнявшие библиотеку, начатую в… Калуцской губернии.






Эдуар Харитонов. Русь многострадальная
Эдуар Харитонов. Русь многострадальная

И много позже, когда я был уже подростком, юношей, взрослым человеком, отец мой, Егор Михайлович Афонин, подкулачник, познавший годы заключения и ссылки, познавший войну, откуда возвратился на костылях, – отец, вспоминая на берегах шегарских запах степной полыни, вспоминая прошлое, спрашивал в пространство, обращаясь к активистам власти советской, отнявшей в 30-м всё, спрашивал, рассуждая:


– А куда ж книги-то подевали они? Те, с наганами, кто колхозы организовывал? Это они ведь мне руки за спиной стягивали проволокой! Куда ж книги-то, вот интересно?! Да неужто сожгли, уничтожили! Злые такие! Записывайся в колхоз и всё тут! А чуть что им не так ответил, он сразу хватается за наган! Ах, какая библиотека! Ни у кого по всему селу не было равной, даже у священника!


– В кулаки нас не зачислили, пожалели, – скажет грустно мама, покачивая головой. – Корова, овцы, поросёнок. Ну и куры ещё. А лошадь – одна. Кобыла. Ста-арая, полуслепая, спотыкливая. Огород засаживали картошкой-овощами. И в полях сеяли немного ржи-овса-пшеницы. Лён обязательно. Кормились же отхожим промыслом. Шерстобиты-пимокаты были мужики наши. Ходили по ближайшим селениям, заказы брали. А мы, девки-бабы, домашнюю работу справляли. Так и жили. Подкулачники, да. За это и угодили на Шегарку. Осенью поздней пригнали, при дождях. Большая партия, все крестьяне. А уже и до нас один поток был, годом раньше. С 29-го начали ссылать сюда. Принялись копать-рыть землянки, а земля сырая. Спасибо, хоть лопаты выдала комендатура, а то… разгребай руками.


Первую землянку на поляне береговой рыли-копали обе мои бабушки, мама и тётя, отцова сестра. И отец в это время тоже рыл-копал землю, вывозя в тачках, но не землянку, а котлован большой… Когда же отбыл срок лагерный, его переправили к семье, и тогда уже все они, выбрав место повыше, обустроили новую землянку, более просторную, более удобную.


Сам я родился в амбаре, брошенном в 28-м неким старожилом, пришедшим в Сибирь давным-давно, после завоеваний Ермаком зауральских просторов. Подремонтированный отцом амбар, отданный на каких-то условиях комендатурой нашей семье. И это был мой первый дом, первая изба, первое жильё. Бревенчатое, с окнами и топчанами, сенками и кладовкой, печью русской, на которой так уютно было спать осенне-зимне-весенними ночами, слыша в печном чувале и трубе шум ветров.


Да, отсюда, от истока речного, и началось всё: жизнь сама, земля, край, родина, Отечество, страна, государство. Русь-Россия начиналась. Здесь впервые вдохнул я дымы Отечества, почувствовал горькую сладость их. Здесь, среди родного пепелища, над могилами сосланных в течение двадцати пяти лет сограждан моих, а те, кто выжил, те и оставили собой, после себя пепелище, отстраняясь от зоны в разные стороны; здесь, над могилами трёх сестёр, умерших голодной смертью…


Согры. Перелески. Просёлочные, полевые дороги. И – дымы костров. Луговые костры, береговые. Усадебные, когда веснами собирают кучами, сжигают по огородам картофельную ботву, будылья подсолнуха. Вот последние дни апреля, тёплый вечер, до-о-олгий закат солнца. И дымы костров по деревне. Подворья Дорофеевых и Безменовых, Патрушевых и Панковых, а дальше – Третьяковы, Спояловы, Самарины, Глуховы, Маляновы, Климовы, Васюковы… И по их огородам дымы. Тебе тринадцать, опершись на вилы, стоишь подле костра, глядя на огонь, и думаешь, думаешь…


И просвещение твоё начинается тут же, в начальной деревенской школе, классах её, с книжек библиотечки её. Букварь. Рассказы-повести Гайдара. Рассказы-повести Пришвина. «Рассказы для детей» Чехова.


А семиклассная школа – за шесть вёрст по течению речному. Интернат при ней. Школьная библиотека, сельская. Средняя школа – очень далеко, в районном селе на самом краю стовёрстной комендатурской зоны. И никак не попасть в неё тебе, не получить аттестата зрелости по времени своему. Вместо восьмого класса – стадо телят, стадо коров. Обучение продляет сама жизнь. Родители. Ссыльные всех потоков. Особенно – лагерники, отбывшие по северо-восточным лагерям десятилетний срок, перемещённые к истоку Шегарки на… вечное поселение.


Университет – ещё дальше. И долог, и труден будет путь твой до него. Но ты дойдёшь, откроешь двери аудиторий слушать лекции, откроешь двери читального зала университетской библиотеки, примешься познавать историю Руси-России, историю самых древних земных цивилизаций: Крит, Междуречье, Египет, Греция и Рим. Европа. Англия. Скандинавия. Америка…


Но сначала – Отечество своё. Вот Киевская Русь и первые князья её… Владимир Святой, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах. И – Всеволод Большое Гнездо. И – Даниил Галицкий. Вот князья-цари-императоры Московской Руси, всея Руси, а над ними всеми высоко – князь Александр, Александр Ярославич, Александр Невский.


Князь Александр Невский, воин и дипломат, проживший всего сорок три года, – далеко, очень далеко. А ближе по времени, воззрениям, наполнению внутреннему, достоинствам всяческим, – Пётр Столыпин, единой крови с Лермонтовым. И как бы ты желал видеть его государем – Петра Столыпина, долго – государем России, а нет, не государь он, всего лишь глава правительства, государь – подле, но он мелок, он жалок и двоедушен, он не придёт и на похороны Петра Аркадьевича, жизнь кого так рано, так внезапно и страшно закончится…


Университет. Аудитории, библиотека. Ты учишься, делаешься грамотнее, взрослеешь и меняешься, иначе уже осмысливаешь прошлое своё, прошлое Отечества, настоящее осмысливаешь, пытаясь предугадать и будущее. И ты уже гордишься молча славянством своим, российством своим, родословной крестьянской.


Раздумья о судьбе Отечества не оставляют и никогда не оставят. И стыд за многие периоды исторического развития Руси-России, развития государственности. И боль за напрасно пролитую кровь. Свою, славянскую. Пролитую в результате… этого самого развития. И не о войнах частых со всесторонними противниками речь, а – внутренняя беда, распри. Постоянная – беспрерывная борьба за власть, захват-передел земель, ложь, предательства, доносы, подкуп, уничтожение друг друга, сознательное уничтожение сограждан, людей, народа российского. До князя Александра Невского, после него…


В 1761 году Михайло Ломоносов, гордость великая всей истории нашей, работая в Академии, нижайше подал Ивану Шувалову, влиятельному вельможе императрицы Елизаветы Петровны, «Письмо о размножении и сохранении народа российского», надеясь на внимательное прочтение и качественные изменения в государстве. Но нет, никого не заинтересовало содержание «Письма», никто и не прислушался к пожеланиям учёного. Кровь лилась, впитывалась землёй. Продолжалось сознательное уничтожение населения. До Ломоносова, после. До Столыпина, после. Продолжается и по сию пору.


Самый страшный период истории России, самый кровавый, начался 1917 годом. На дворе уже 21-й век, а ничего не меняется: сотни-сотни-сотни тысяч, составляя миллионы неохватные, россиян сваливаются ежегодно в бездну, если вести счёт хотя бы последних двух десятилетий. Хотя бы двух. А с 1917-го?..


Сохраняют себя, а не сограждан, самосохранением заняты лишь те, кто занял и удерживает за собой годы протяжные кабинеты властные, основу земного благополучия, не смущаясь, не стыдясь, не каясь ни в чём…


Но всё это – университет, библиотеки, размышления – позже, а пока ты у истока сибирской речки Шегарки, в деревне своей, усадьбе родительской. И сколько горя будет собрано здесь, сколько слёз, дней голодных и заплатанных штанов. Сколько страданий своих и чужих вберёшь, заполняясь невероятной печалью. Сколько сосланных разных потоков похоронишь, отмечая могилы сосновыми крестами. А ещё и сестёр…


Но где бы ни был потом, чем бы ни занимался, какие бы люди и природы ни окружали тебя, горько-сладкий дым огородно-береговых костров не выветривается из груди и памяти, любовь к родному краю будет томить с возрастающей силой, родное пепелище – звать, и вот настаёт день, когда делается совсем невыносимо, и ты бросаешь всё, садишься в кузов грузовика, вагон поезда, салон самолёта, идёшь пешком туда, где бывшая комендатурская зона, определённая для сограждан своих новой властью, властью большевиков, самой кроваво-лживо-подлой в истории земных цивилизаций, и нет ничего для тебя на этой самой земле дороже истока Шегарки, последних вёрст просёлочной дороги, полей, перелесков, стогов по сенокосам.

Ва­си­лий АФО­НИН
г. ТОМСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.