Но тут проснулся Куксов…

№ 2009 / 23, 23.02.2015

Были времена, когда в Центральный дом литераторов стремились попасть не только литераторы, но и актёры, архитекторы, музыканты и прочие носители высокой культуры и пошатнувшейся морали.

Были времена, когда в Центральный дом литераторов стремились попасть не только литераторы, но и актёры, архитекторы, музыканты и прочие носители высокой культуры и пошатнувшейся морали. В те далёкие времена действительно было куда стремиться – Дубовый зал ресторана, Пёстрый зал, Верхний буфет, Нижний буфет…


Всё кончилось. Чтобы провести вечерок в Дубовом зале, не хватит тебе, дорогой литератор, никакого гонорара. Так что заруби себе на носу, если на нём ещё осталось место для зарубок, – нет больше в твоей жизни Дубового зала, нет у тебя в бестолковом твоём существовании Пёстрого зала, и остался у тебя в качестве слабого утешения только Нижний буфет. Так что утри слёзы с небритых своих мордас, возьми у Раи пятьдесят грамм водки, отойди в уголок, присядь к круглому столику спиной к залу…


И утешься.


Но, заканчивая на этом печальные свои строки, должен сказать, что Нижний буфет – это не так уж мало, для понимающего человека он вполне заменяет и Дубовый зал, и Пёстрый зал, и прочие угасшие прелести ЦДЛа. Многие над Нижним буфетом и над хмельными его обитателями открыто посмеиваются, самолюбиво и глупо полагая, что уж они-то достойны большего. Но что-то не встречал я этих глумливо хихикающих ни в Дубовом зале, ни в Пёстром… Впрочем, может быть, потому и не встречал, что не бываю там сам.


Так вот, Нижний буфет – это не просто сборище, лежбище или урочище, это своеобразная и очень развитая цивилизация, которая может поразить нового человека и высотой суждений, и отчаянной удалью афоризмов, а то и безудержной щедростью, что бывает, кстати, редко, да и то далеко не со всеми. С кем именно случаются приступы щедрости, говорить не буду, чтобы не ставить этих благородных людей в положение сложное, а то и разорительное.


Но о ком нельзя не сказать, так это о Куксове – о Юрии Васильевиче Куксове, талантливом поэте, любителе болот, лягушек и прочей, неприрученной ещё живности, добром лешем Нижнего буфета, о существе трепетном, незлобивом и хмельном. Чего уж там темнить – бывает Нижний буфет тусклым, скучным, а то и угрюмым. Но появляется в дверях Куксов – и всё преображается. Вспоминаются забавные случаи, розыгрыши, неожиданно находится в кармане лишняя сотня – как раз на три рюмки по пятьдесят грамм. Я знаю о чём пишу – всё испытано на собственной шкуре, и неоднажды меня окатывала тёплая волна дружеского куксовского расположения, а то и угощения. Да, случается, а с кем не бывает – вздремнёт Юрий Васильевич за дружеским застольем, но через десять минут он снова трезв, свеж, и клочковатая его борода снова топорщится жизнеутверждающим задором.


Отметил недавно Юра своё совершеннолетие – семьдесят стукнуло мужику, и всё прогрессивное человечество поздравило Поэта и Мыслителя с красивым юбилеем. Думаю, не грех и нам присоединиться к этим поздравлениям. Конечно, не всё, что приписывается этому гиганту мысли, действительно принадлежит ему, но народная молва щедра к классику, и, право же, никому не жаль подарить такому человеку любимую свою шаловливую мыслишку.


Куксову слово!


Виктор ПРОНИН,


обитатель Нижнего буфета




Фольклор Нижнего буфета



– Юра, – как-то обратился я к классику, дождавшись очередного его пробуждения за столом. – Что ты думаешь о женщинах?


– Женщина – не дура! – убеждённо ответил Куксов. – Она только придуривается. Но ум женщины в её глупости. Если, конечно, она не умничает. А вот если начнёт вдруг что-то такое этакое произносить, вот тогда её глупость становится совершенно непереносимой. Но с другой стороны, – призадумался поэт, – это сколько же нужно женщине ума, тонкости мышления, всесторонней образованности, чтобы успешно скрывать свою глупость!






– Знаешь, – поделился со мной как-то Куксов в хмельную минуту откровенности, – непрочитанные книги всегда кажутся в чём-то выше прочитанных. А дарёные книги вообще вызывают в душе неуловимую нотку сомнений. Стоит с самым талантливым писателем выпить по рюмке водки – и он уже не кажется непревзойдённым. Делаю вывод: рюмка водки есть великое средство по установлению равных отношений между людьми.



Куксов в запальчивости:


– Хороший, доброжелательный писатель всегда найдёт в моих книгах то, о чём я и помыслить не смел! Как, впрочем, и завистливый, и бездарный.



Куксов, изрядно захмелев:


– Так иногда, Витя, хочется похвастаться перед тобой!


– За чем же дело стало?


– А нечем!



– Ты видел когда-нибудь голую женщину? – доверительно спросил Куксов у начинающего сатирика Кокаинникова.


– Ну… Случалось, – растерялся тот.


– Всю?!


– М… м… м… Бывало.


– А я – нет. – Поэт с тяжким вздохом откинулся на спинку стула. – То одеяло мешало, то подушка… Иногда темнота кромешная… А так, чтобы сразу, всю от ушей до пяток… Бог не дал.


– Ну, увидел бы, и что? – Кокаинников никак не мог понять причину грусти собутыльника.


– Я бы ей стихи посвятил, – признался классик и промокнул глаза салфеткой.



Как-то Куксов в хмельную минуту воскликнул озарённо:


– Как всё-таки легко и приятно быть честным, порядочным и бескорыстным, когда в кармане нет ни рубля! И всем я рад, всех люблю, перед каждым готов вывернуть свой кошелёк наизнанку! Единственно, чего мне не хватает в такие минуты, это взаимности! – И мыслитель требовательно посмотрел каждому в глаза.



– Скажи, Юра, – обратился я как-то к поэту после первой рюмки, – а бывает у тебя такое, чтобы выпить не хотелось?


– Редко.


– Но иногда все-таки хочется глоточек-другой пропустить?


– Когда водка есть! – Куксов немного подумал и, тяжко вздохнув, добавил: – И когда её нет.



– Вы все могли бы прослыть философами, мыслителями, открывателями, если бы не ленились записывать за столом мои пьяные бредни, – как-то самолюбиво заявил однажды Куксов. И, подумав, добавил: – И я бы тоже прослыл… Если бы больше ценил ваш трёп.



Пощупав как-то ткань нового пиджака Пети Редькина, Куксов произнёс:


– Наши цели в жизни определяют обновки ближних.


Куксов о юной поэтессе:


– Какая бы восхитительная распутница получилась из этой скромницы, будь у неё мордочка поприятней. А так… Другая судьба. И что самое печальное – стихи другие. Настоящие стихи пишут оторвы, а скромницы продолжают выполнять школьные задания.



Из подслушанного.


– Юра, ты знаком с Прутковым?


– Не очень… Водку с ним не пил… Но ведь нельзя же объять необъятное! – весело воскликнул классик.



«Настоящая ложь – это ложь из подлости или из корысти. Всё остальное – невинные шалости игривого ума».


Ю.В. Куксов, поэт.



– Она уже хотела сказать мне «да», – как-то разоткровенничался мыслитель, – но я воспользовался её заминкой и успел произнести «жаль», – и Куксов с лукавой беспомощностью развёл руки в стороны – дескать, тут уж ничего не поделаешь, не судьба.



– Хотите поделюсь, – как-то пригорюнившись, предложил классик, подперев бороду сухонькими кулачками. – Есть, оказывается, женщины, которые прекрасно умеют делать из нас, простодушных, деньги. Особенно хорошо это у них получается, когда у меня в кармане нет ни копейки. Как им это удаётся, в каких таких складках нашего тела или наших штанов они всегда могут нащупать тысячную купюру – загадка природы.



Однажды, пробудившись ото сна, Куксов долго смотрел на пустую рюмку и я, воспользовавшись его беспомощным состоянием, задал вопрос на засыпку:


– Юра, ты часто лжешь женщинам?


– Женщинам вообще не нужна правда! – мгновенно пробудившись, запальчиво вскричал поэт. – Ни о чём и ни о ком! Ни о моём кармане пустом или полном, ни о моих мечтах трезвых или пьяных, ни о моих стихах хороших или плохих! Правда их раздражает! Понял?! Как, впрочем, и ложь! – добавил Куксов, подумав.


– Что же им нужно?


– Благозвучие! только благозвучие!



– Хочешь, открою истину? – спросил меня однажды Куксов, устанавливая на столе две рюмки по пятьдесят граммов.


– Конечно, Юра! – воскликнул я.


– Человечество делится на две категории… Одни играют, а другие фигуры расставляют.



– Всё зависит от техники исполнения, – поделился как-то Куксов со студентами Литературного института. – В написании стихов, в ухаживании за женщиной, в выборе напитков… Даже пробку из бутылки надо уметь выдернуть убедительно и достойно! – Поэт помолчал некоторое время в смущении и добавил: – Впрочем, пробки свинчиваются.

Услышал, записал и литературно оформил, убрав непотребные слова, постоянный обитатель Нижнего буфета Виктор Пронин

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.