Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым
№ 2009 / 26, 23.02.2015
Странное послевкусие от стихов красноярского поэта Антона Нечаева. Вроде бы тебе предложили что-то съесть или выпить, но при этом закрыть глаза. Вот и думаешь: а не отраву ли подсунули? Не мутагенный ли, на худой конец, продукт?
Звено в поэтической цепочке
Странное послевкусие от стихов красноярского поэта Антона Нечаева. Вроде бы тебе предложили что-то съесть или выпить, но при этом закрыть глаза. Вот и думаешь: а не отраву ли подсунули? Не мутагенный ли, на худой конец, продукт? Нет, кажется, обошлось, и не такое едали. Вспомним Кибирова, лауреата премии «Поэт» и немецкой пушкинской, с его «Есть упоение в говне…». Или «Гарики» Губермана с наскучившим уже ему самому матом. Да много их, физиологических и ассенизирующих стихоборцев, чей «лик ужасен» только для них самих перед зеркалом. А так-то уже и не смешно даже. Скучно.
Я к Богу – голым несу глаголы. За мной – приколы, и кто-то голым ещё заметнее, чем я… Ах, это моя семья. |
Как это верно сказано на подсознательно-самооценочном уровне. Особенно, про великую и могучую семью уродов. А вот ещё:
В идиотизм рабочих телефонов сбежать от ненадёванных гондонов, от неотрепетированных стонов. И плакаться бесстыдно в микрофон: мне холодно, меня зовут Антон… |
Тоже славно, и про гондоны, и про идиотизм. Да и про бесстыдство тоже. От того-то и холодно. Дальше вообще ледяной тоской повеет, если не прекратить вовремя. К Богу, конечно же, нагими приходят, но ежели душа состоит из одних приколов, то… А впрочем, их дело. Им ответ держать.
Хотя автор и к Будде в гости напрашивается:
Будь Буддой добролюбивым, отходчивым, удобоваримым, блудливым и мудрым, не Магометом-Христом – Буддой, – проповедуя детскому ротику пистолета. |
Ну, за «блудливость» принца Гаутамы и за эту маловразумительную проповедь пистолета (?) детскому ротику (?) от тибетских монахов тоже получишь, но и это не моё дело. Мне даже многое показалось любопытным и занятным в этой книге с не менее странным названием «ПомоГимн» (издательство «Платина»). А некоторые стихотворения так просто действительно не плохи, даже такие, свойственные всей поэзии Антона Нечаева:
Я мочусь и пишу стихи – основное занятие идиота… Если бы попалась работа, подарил бы бабе духи, а так она без духов скучает и только мною воняет. |
Или вот:
Трусы моей невесты в час утренней сиесты уютно прикорнули беляночкой на стуле. А где она сама? Пошла сходить с ума. |
 |
Наряду с где-то наигранной желчной мизантропией и самообнажёнкой у автора нет-нет да проглядывает порой искренняя грусть пополам с «нижним» юмором, как средство самозащиты от существующего миропорядка. Чувствуется, что душа у него всё же ранима. И не век же ему кривляться да заниматься поэтическим шутовством. Автор он одарённый, что ни говори. Не как Гомер, конечно. Но и не как Винни-Пух, который также был поэтом в своей лесной семье, объясняя своё призвание Пятачку такими словами (мне удалось подслушать):
– Когда я тонул и меня вытащили из воды, способность мыслить я всё же сохранил, отделавшись лишь промокшими опилками, а вскоре восстановилась и подвижность. Но речевые центры отказали надолго. В моем распоряжении было пять глаголов, обозначавших три различных действия и способных благодаря интонационным добавкам передавать модальность, и четыре существительных. Два существительных могли служить междометиями. И вот всё это привело меня к занятиям стихотворчеством. Хочешь послушать?
– Очень хочу, – ответил ему Пятачок, – но давай сначала сходим к кому-нибудь в гости, а то очень кушать хочется…
И они отправились в гости, допустим, к Тимуру Кибирову с его «упоением», может, не всё съел. Нет, в этой поэтической цепочке – от Гомера до Винни-Пуха – Антон Нечаев занимает своё в меру оловянное, но от этого не менее достойное звено, о чём можно справиться и у знаменитого в определённых слоях Евгения Попова. Когда ему позвонили из журнала «Эсквайр» и предложили учредить премию собственного имени, да и тут же наградить кого-нибудь, он ответил: «Пожалуйста. Премия Евг. Попова «За конструктивную наглость в современной русской литературе». Лауреат: Поэт Антон Нечаев (Красноярск) за циклы идейно-ущербных лирических стихотворений с элементами цинизма и романтики. Вознаграждение: 0,5 л водки ценой не менее 170 руб. бутылка; 1,5 л отечественной минеральной воды с газом; 300 г сырокопчёной колбасы; полбуханки чёрного хлеба и 500 г солёных огурцов с рынка». Если не верите, то об этом так прямо и написано на четвёртой стороне обложки книги «ПомоГимн». Так что поздравляем от всей души.
Постскриптум. Ещё одно последнее сказанье от первого поповского лауреата и помогимнопевца:
Коровы шли в гору медленно-медленно как будто сочиняли стихи. |
Да ведь хорошо сказано-то. Может же, если не валять дурака в своей «семье» перед соседями.
Сны и реальность
Новая книга старейшего ногайского писателя Исы Капаева называется «Мониста» (издательство «Голос-Пресс»). Сразу же стоит пояснить, что в прошлом монисто носил каждый ногаец, будь то мужчина, женщина или ребёнок. Это служило своеобразным талисманом, оберегом, а для девушек представляло ещё и разновидность украшения. Но для автора «монисто» имеет определённый духовный смысл – как собранные воедино моменты его жизни, воплощённые в творчестве: стихи, рассказы, миниатюры, рассуждения о литературе и искусстве, личные переживания, сказки, даже сны. Всё это вместе и составило содержание книги, включая повесть «Куржун, в котором спрятано детство».
 |
А много ли мы знаем о ногайской литературе, да и вообще об истории этого народа? После распада Золотой Орды Ногайская Орда просуществовала ещё более столетия. Прямые предки ногайцев – степняки Евразии – сыграли немаловажную роль в истории Руси. Ногайцы являлись и основным народом Золотой Орды, хотя их часто называли татаро-монголами. Они были главной военной силой и в Казани, и в Астрахани, и в Крыму, и в Сибири. А потеряв государственность, навечно стали российским народом, тесно переплелись с ним. Представители известных дворянских родов, таких, как Ермоловы, Юсуповы, Урусовы, Колчаки, не чурались своего ногайского происхождения. Почти все тюркские народы на территории России и Украины унаследовали героический ногайский эпос. А основатель Ногайской Орды Эдиге (умер в 1420 году) – национальный герой и татарской, и башкирской, и казахской, и каракалпакской истории.
Когда наступили «окаянные» годы, произошла национальная катастрофа, хотя ногайцы искренне поверили в социалистические идеи и приняли самое активное участие в установлении Советской власти. Прежде всего, они не получили своей автономии как другие народы. Более того, ногайцы Астраханской области и Крыма были вынуждены изучать татарский язык, а ногайцы равнинного Дагестана – кумыкский. Началась вообще какая-то территориальная чехарда. Ногайскую степь долго «пилили» и передавали то Ставропольскому краю, то Дагестану, то Чечено-Ингушетии. Мнения ногайского народа и терского казачества при этом не спрашивали. Закрывались школы на ногайском языке, шла борьба с любой формой национального самовыражения. Из учебников исчезла карта с изображением Ногайской Орды, а вместо Ногайской степи возник термин «Чёрные земли» (или Кизлярские пастбища). Зёрна раскола были брошены.
Иса Капаев пишет об этом в своей книге: «Государственное обустройство народов было в корне неверным. Некая благая рука бесчинствовала над картой России. Она распоряжалась примерно так: вот, мол, у самоопределяющегося народа нет пашни – возьмите пашню, нет пастбищ – возьмите эту степь, нет выхода к морю – возьмите себе этот берег. Результаты оказались очень злыми, порою совершенно неразрешимыми. Так, абхазы и осетины оказались в Грузии, татары – в Башкирии, башкиры – в Татарии, украинцы и гагаузы – в Молдове, лезгины – в Азербайджане и т.д. Искусственное расчленение чревато непредсказуемыми последствиями. Некоторые даже не представляют, с каким огнём идёт игра…». Он говорил об этом ещё в 1990 году на Седьмом съезде писателей РСФСР (речь, кстати, была опубликована в «Литературной России»).
А теперь приходится с горечью говорить уже о другом, предоставим вновь слово Исе Капаеву: «Может быть, правы те, кто бессердечно заявляет о полном крахе ногайского народа и о том, что у моих соплеменников для национального развития нет никаких перспектив. Однако я могу с твёрдой убеждённостью сказать, что ногайский народ жив, целостен, сохраняет язык и свой национальный мир. Наш народ жив в литературе. В нашей классической поэзии, в стихах Шал-Кийиза, Асана Кайглы, Досмамбета, Казтувгана, Мусеке и других. Наш народ проявил себя в современной литературе. В произведениях отца, Гамзата Аджигельдиева, Кадрии, Кельдихан Кумратовой, Мурата Авезова…». И в произведениях самого Исы Капаева, добавлю я, поскольку все эти авторы показали не только самобытный и удивительный национальный мир ногайцев, но и огромный духовный потенциал этого народа.
Постскриптум. По страницам книги-монисты рассыпаны и сны автора, которые часто служат ему какими-то озарениями. Как сон про дрейфующую в черноморских водах баржу, на которой плывёт брошенный пароходчиками ногайский народ. Это замысел нового романа, дай Бог, чтобы он осуществился. Или такой вот забавный сон: «Недавно видел себя пьющим пиво с Горбачёвым. После Горбачёв ловко улизнул от меня. Видел сон, как жил в одном общежитии, в одной комнате с Беловым и Распутиным. Наши раскладушки стояли рядом. Я всю ночь старался показаться им умным, но они не доверяли мне. После я плюнул на всё и перешёл жить в другую комнату… По жизни я один раз встречался с ними. Помню, в день похорон Василия Шукшина мы пили водку с ними в общежитии Литературного института… Видел во сне Михаила Александровича Шолохова. Из советской литературы, да и из мировой, считаю «Тихий Дон» великим романом. С Шолоховым я никогда не виделся. Но во сне он мне приснился. Я с ним ловил рыбу. Мы были в одной лодке…». Такие вот сновидения на фоне реальной жизни.
Катафалк с литературой
 |
Общество потребления должно читать то, что ему усиленно навязывают. А навязывают то, что изменяет сознание «культурного ядра» общества, включая комплекс представлений о мире и человеке, о добре и зле, прекрасном и отвратительном и так далее. Итальянский коммунист-ревизионист Антонио Грамши считал, что вместо того, чтобы захватывать власть и насаждать культурную революцию сверху, революционерам следует первоначально изменить культуру – тогда власть сама упадёт к ним в руки. Что мы и наблюдали с началом Перестройки. Сейчас процесс приобрёл вообще какие-то левиафановские масштабы, хотя власть и так находится в руках тех, кто считает Жванецкого – равным Гоголю.
Я ничего особенного не имею против книги Валерии Шубиной «Женщина-катафалк» (издательства «АСТ» и «Зебра Е»), но взгляните на рекламные аннотации. Приведу некоторые из них. «Язык Шубиной сказочно богат. Это дымчатый какой-то лексикон замечательно эрудированного, ориентирующегося в мировой культуре человека». «Если Валерия Шубина соберётся с духом и замахнётся на какой-нибудь пронзительный сюжет – ну вроде «Епифанских шлюзов», – нынешним нашим литературным кумирам придётся подвинуться, давая ей место за их тесным столом». (Кто имеется в виду? Донцова, Сергей Минаев или Оксана Робски, даже не лежащие рядом с литературными текстами, но «кумирами» назначенные?) «Поистине у неё много лиц. Но и одно – лицо огня. Эти новеллы, рассказы, эссе – спирали вселенной, одна за другой. Они закручены так, что боязно за пружину – сердце автора, каждый раз идущего на попытку создать шедевр». «То, что она выдаёт: рассказы, эссе, повести – это предметы роскоши для ценителей литературы. Тем удивительнее, что это пишется в коммерческое время, когда в ход идёт не столько добротное, сколько доступное». Причём заявляют это люди, чьи имена абсолютно ничего не значат, пустота какая-то. А выдано так, что просто хочется немедленно занять очередь в книжный магазин «за Шубиной», а то «роскоши» и «спиралей» может и не достаться.
На поверку же оказывается вполне нормальная обычная «женская проза», несколько вяловатая и бессюжетная, но действительно с хорошим слогом и признаками эмансипированной мысли. Хорошо хоть, что в аннотациях автора не поставили на вечно вакантную роль либеральной «совести нации», но месседж и так ясен. В таланты и в гении теперь отбирают и назначают, читателю остаётся лишь принять стойку и подчиниться.
Постскриптум. Не верьте рекламным щитам и растяжкам на Бульварном кольце.
 |
Александр ТРАПЕЗНИКОВ
Добавить комментарий