Война – это рынок

№ 2009 / 26, 23.02.2015

19 июня наша газета напечатала материал «Кто заказал Маканина?», в которой два критика – Андрей Рудалёв и Сергей Беляков и прозаик Александр Карасёв высказали свои мнения о том, почему пользователи Живого Журнала худшей книгой 2008 года назвали роман Владимира Маканина «Асан».

СПОР ОБОСТРЯЕТСЯ

19 июня наша газета напечатала материал «Кто заказал Маканина?», в которой два критика – Андрей Рудалёв и Сергей Беляков и прозаик Александр Карасёв высказали свои мнения о том, почему пользователи Живого Журнала худшей книгой 2008 года назвали роман Владимира Маканина «Асан». Реакция на эту публикацию оказалась ошеломительной. Так, Александру Карасёву тут же в резкой форме возразил Егор Молданов. Его отклик был напечатан 26 июня. Но тема не закрыта. Разговор о романе Маканина продолжается.

Впервые о романе Владимира Маканина «Асан» я узнала из небольшого сообщения, присланного мне в Интернет на форум «Не Лги…» одним из участников. Это была перепечатка небольшой, но весьма острой рецензии, написанной Аркадием Бабченко и опубликованной на сайте http://oper.ru/. Привлекли внимание в этой публикации диаметрально противоположные оценки этого литературного события – от восторженных, авторы которых отмечали, что тема Чечни закрыта этим романом – о войне сказано всё, – до остро сатирического неприятия как романа, так и автора, написавшего это произведение. Материал Бабченко столь остёр и резок, что я решаюсь привести его без купюр.

«Начинается произведение с эпизода, когда пьяных салабонов привозят на вокзал в Грозном. С первого абзаца – неправда. На вокзал в Грозном сроду никого не привозили – он был разбит в первый же день войны вместе с Майкопской бригадой. Пополнение доставляется либо на Ханкалу, либо на Северный. Во-вторых, в Российской армии нет пьяных салабонов: первые полгода не то что водку не пьют – не спят, не едят и не дышат. Только по морде получают.

Дальше веселее: «Главное, сохранили оружие». На войну привозят без оружия. «Встречающего офицера на пыльном перроне тоже нет». Ни одна колонна не отправляется без старшего. Тем более с молодняком. «Пацанов внутри БТРов развезло, тошнило. Пацаны вылезли на броню, на воздух…» Ни один «пацан» не решает, едет ли он на броне или в броне. Есть сектора наблюдения и сектора обстрела. «Эти чёртовы грузовики нас только тормозят. Они впереди колонны». Ни одна колонна не строится так, что впереди идут грузовики с бочками, а сзади – прикрывающая их броня. К тому же грузить соляру бочками перестали году так в сорок пятом – есть такая штука, как «наливник». «Отъехали на сто километров… Ещё и гор не видно, а уже проблема» – из Грозного некуда ехать сто километров, только в горы. И горы видно отовсюду, равнинная Чечня в ширину от силы километров двадцать. От Грозного до Бамута час пути. А Бамут – это вообще предгорье. «Мелкие фигурки, стоя возле колонны, трясли автоматами». Мелкие фигурки, провоевав год (об этом есть упоминание в романе), видимо, так и не поняли, что в современной войне один закон: кто невидим, тот и живёт. Быть увиденным – быть убитым. А в горах – кто выше, тот и прав. Ситуацию, когда боевики спускаются к колонне, вместо того чтобы расстрелять её из зелёнки, нельзя назвать даже гипотетической. «В грузовике тем часом разыгралось полнейшее безобразие. Четыре, пять, семь голых жоп вдоль борта!» Бог ты мой, это о чём вообще? Носильщик на вокзале в Грозном… Без комментариев.

Ну и так далее. Разбирать все несуразицы «Асана» бессмысленно, потому что они не то чтобы «встречаются» – роман на них построен полностью. Соприкосновения с реальностью в «Асане» нет ни единого.

Понятно, что писал Маканин не о Чечне. И даже не о войне в целом, а о человеке на войне. Но для исследования тему надо представлять хотя бы приблизительно, а Владимир Маканин не знает не только чеченскую войну – он не знает войну вообще.

Психология этой войны менялась с каждым годом. Точное время действия необходимо, потому что именно оно даёт картину взаимоотношений сторон.

…Если так, как Маканин написал о Чечне, написать о Колыме, можно создать примерно следующее. Тридцать седьмой год. На ключ Дусканья прибывает баржа с осуждёнными по 58-й статье. Все политзаключённые пьяны. Сопровождавшего их НКВДшника высадили в Магадане с аппендицитом, нового дать забыли, и этап пришёл бесконвойным. Его встречает работник АХЧ с местным вольняшкой, который подрабатывает носильщиком. Политических пересаживают на машины и так же без конвоя отправляют на Серпантинную на расстрел. По дороге этап блокируют сотрудники НКВД, которые сидят в кустах и орут, что всех перережут. В ответ враги народа показывают им голые пятые точки и гогочут. Разрулить ситуацию бросается повар из лагпункта, который продаёт одновременно и охранникам, и зэкам еловый отвар. По дороге повар убивает одного из НКВДшников, но те прощают ему убийство, потому что убитый был неприятным человеком. К тому же повар заплатил за него три чана отвара. В итоге «бог лагерей», используя связи и отвар, решает все проблемы.

Бабченко Аркадий Аркадьевич. «Асан» Владимира Маканина».

Да, пожалуй, лучшего пиара этому произведению не придумаешь. Сразу захотелось прочитать роман, чтобы составить собственное мнение о проблеме. Тем паче, что чеченские трагедии не прошли мимо, оставив незаживающую боль в сердце.

В Грозный, на малую родину, вернулась Валентина Алексеевна Фёдорова, инженер Волжского завода синтетического каучука, с которой нас связывали дружеские отношения в течение долгих лет, когда мне приходилось проводить работы на этом заводе. Уроженка Грозного, где у неё жили мать и семья сестры, Валентина воссоединилась с семьёй, вернувшись туда со своим сыном Антоном, обменяв квартиру в Волжском на Грозный, и устроилась работать в лабораторию нефтеперерабатывающего завода. Когда сын окончил школу, он решил поступать в Ленинграде в училище МВД, не захотев учиться в близком Орджоникидзе, ныне Владикавказе. Валентина приехала в Ленинград вместе с ним «сдавать экзамены», взяв отпуск. Это было начало проклятой «перестройки». Во время наших встреч она рассказывала о том беспределе, который творился в Грозном, а нам это было не только дико, но и как-то плохо верилось происходящим там событиям. Она рассказывала, что антирусские настроения были даже на обывательском уровне, когда на рынке русской женщине могли просто не продать мясо или овощи со словами: «Убирайтесь отсюда!», что Грозный был наполнен различными вооружёнными группировками, которые она называла армиями: у мэра – своя армия, у главы Чечни – своя, у директора завода – своя и т.д. Говорила о том, что после шести вечера никто не решился бы выйти на улицу (это было небезопасно), о бандитизме. Например, в автобус, ехавший из заводского района, вдруг входят вооружённые чеченцы и отбирают у всех пассажиров имеющиеся деньги. Или ночью в квартиру тебе могли позвонить вооружённые люди со словами, что этот дом стоит на земле моего тейпа, поэтому либо плати, либо уезжай отсюда. Когда Антона зачислили в училище, она огорчалась, что поезд придёт в два часа ночи и утра придётся ждать на вокзале, ночью никто не рискнёт выйти из здания вокзала, говорила о полном бездействии милиции. Вместе с тем, будучи коренной уроженкой Грозного, говорила о щедрости чеченцев. Когда ей понадобились деньги на поездку в Ленинград, её начальник, не вдаваясь в детали, дал ей в долг то ли два, то ли три миллиона рублей на поездку. Уезжая, она говорила страшные слова, оказавшиеся пророческими: «Будет война на Кавказе, страшная война!». Но тогда это казалось просто нереальным и невозможным.

Некоторое время спустя и в СМИ иногда появлялись материалы о жизни в Чечне, беснующиеся жители на площадях, какие-то митинги, средневековьем пахнуло с экранов телевизоров, но жестоким средневековьем, с дикой ненавистью к русским покорителям Кавказа. Когда же началась первая чеченская война, появились сообщения о разгроме нефтеперерабатывающего завода, о бомбёжке заводского района, где находилась её квартира, связь с ней прервалась. Что случилось, удалось ей вырваться из Чечни или она погибла в первые дни войны? Нет ответа, ничего неизвестно о её судьбе.

И вот я держу в руках журнал «Знамя», в котором опубликован роман «Асан». Мне трудно судить о войне, я не военный человек, но уже первые страницы романа вызывают чувство омерзения. Здесь и багрово-красные рожи солдат-призывников, естественно обкурившихся и пьяных, здесь и какой-то «бздиловатый» распорядитель, названный «красной повязкой», и уничижительное упоминание об армии в России, в которой «не осталось безгрыжных и безаппендицитных офицеров», сразу же появляется и обязательная для современного автора лексика: тут и «мудила», и «сучара», и «бля». Как же иначе? Ведь грязь и нецензурщина – это обязательные атрибуты литературы о российской армии. Без них – никуда, читатель не примет! А вот голые задницы перепившихся солдат на бэтээрах – это, несомненно, находка автора, эдакое «оружие» российского солдата, от которого чичи (чеченцы) «буквально разинули рты».

Или с точки зрения автора – это и есть символ российской армии периода проклятой перестройки? Голая, пьяная, обкурившаяся, но с жаждой «салабонов» «пострелять», с ходу вступить в бой, просто так из развлечения, что ли?

Нет, на последующих страницах появится и другой «символ» армии – это уже обстрелянные солдаты, которые сидели «…Не просто небрежно, а отвратительно. Похабно сидели! – вот точное слово. Расставив колени. Как бы выставив, выпятив член вперёд. Бугром. Так сидят солдаты, разминувшиеся с пулей… Никаких же сомнений – именно они, уцелевшие, должны зачать детей. Они ведь должны передать потомкам своё умение выжить». На следующих страницах появятся и офицеры, сидящие так же. «Вояки. Они слушали штабиста с едва скрываемой скукой. Сидели характерно… расставив ноги и колени. Сидели вразвалку. Выставив вперёд и напоказ бугор члена под брюками. Боевые полканы и подполканы. Именно так они сидели. Членом вперёд… Они, надо думать, пахли кровью и спермой. И презирали всех, кто пахнет иначе. …Из зала слиняли двое. Один из них знаменитый «окопный генерал Трошин».

Вот и исторический момент – генерал Трошев появляется на миг в романе с чуть изменённой фамилией. А с каким презрительным пренебрежением, на жаргоне говорит Маканин устами своего героя, естественно, о военных офицерах! Тут и вояки, и полканы и подполканы. Ну, а уж бугор члена и запах спермы… Как же без этого! Не заманишь читателя на страницы, смачно не плюнув в армию, находившуюся «в полураспаде». Да и бугор члена – это, надо полагать с точки зрения автора, символ если не непобедимости раздетой и голой армии, то во всяком случае символ веры в продолжение жизни.

Но вот была ли армия раздетой и голой? Приведу несколько строк из воспоминаний генерала Трошева: «…Надо подчеркнуть, что Грозный зимой 95-го мы взяли, не имея преимущества в живой силе и превосходства в технике, а это значит — головы наши были яснее, а сердца тверже, чем у противника. …Специально предназначенная для ликвидации бандформирований авиационная группировка размещалась на нескольких аэродромах. Ещё до того, как войска начали выдвижение на территорию Чечни, наши лётчики нанесли бомбо-штурмовые удары по четырём аэродромам (Ханкала, Калиновская, Грозный-Северный и Катаяма). Было уничтожено 130 самолётов и 4 вертолёта, склад ГСМ, антенное поле, в результате ни один самолёт чеченских ВВС так и не поднялся в воздух. В последующем мы постоянно чувствовали поддержку с воздуха. Лётчики только в первые месяцы войны уничтожили и вывели из строя около 100 особо важных объектов, в том числе президентский дворец, телецентр, танкоремонтный завод, более 20 складов вооружения и боеприпасов, около 50 опорных пунктов противника, в частности, укрепрайон вблизи Аргуна, базы в районах Бамута, Шали, Самашек, Черноречья… Ударами с воздуха уничтожено более 40 единиц бронированной техники, 150 автомобилей, 65 единиц зенитных средств. А как боевики боялись сброшенных осветительных бомб, какое сильное психологическое воздействие на них оказывали так называемые агитационные бомбы… К сожалению, немалые потери понесли и федеральные войска, особенно в первые дни 1995 года. Погибли и пропали без вести более полутора тысяч солдат и офицеров. А если быть абсолютно точным, то всего с 31 декабря 1994 года по 1 апреля 1995 года, по данным Генштаба, в Объединённой группировке войск погибло 1426 человек, ранено 4630 военнослужащих, 96 солдат и офицеров оказались в плену.

…Нет, ошибаются те, кто утверждал, что в результате «новогоднего» штурма федеральные войска были разгромлены. Да, мы умылись кровью, но показали, что и в нынешнее время – время размытых идеалов, в нас жив героический дух предков».

Это документальные жёсткие строки о войне, написанные непосредственным участником этих трагических для России событий, окопным генералом, а не больной фантазией писателя, ни одного дня не проведшего в армии.

А о чём же написан роман «Асан»?

…Это война? Или это рынок? Уже на первых страницах идёт торговля, торг всем – от бочек с бензином до… «Сколько стоит твой российский солдат?» – Этот вопрос задаёт полевой командир Маурбек. Но именно в его уста вкладывает автор слова: «Гнусная штука эта война, Сашик», – в ответ на которые всемогущий майор, кладовщик склада горючего, Сашик и даже АСАН «…только усмехнулся: «Неужели?»

Усмешка, пожалуй, оправданна. Война в представлении Маканина – это рынок, где всё продаётся и покупается. Где каждый товар имеет цену, и меньше всего – цена человеческой жизни.

Я не буду подробно анализировать маканинский текст. Выскажу главное. Маканин создал в своём романе грязную энциклопедию грязной войны. Роман читается легко, захватывает, как детектив. Возможно, автор не знает по-настоящему глубоко реалий чеченской войны, в отличие от генерала Трошева, да и кто осведомлён о ней досконально – время мемуаров ещё не настало. Но романист подметил другое: продажность, жестокость, беспринципность. Так что высшим судьёй становятся контуженные (читай сумасшедшие, как у А.Камю, у Ж.-П.Сартра) солдаты.

Мир словно сошёл с ума. И где же они, гуманистические ценности нашей литературы, в особенности современной. Нужен ли роман читателю? Возможно, да. Если читателю захочется повозиться в смрадном болоте, окунуться в грязь, зачастую пошлость, понаслаждаться ненормативной лексикой, тогда – да! Это детективное чтиво для него. Но если он хочет увидеть полную картину именно чеченской войны, увидеть её в историческом ракурсе, по-видимому, следует почитать воспоминания очевидца и непосредственного участника этих трагических событий.

Т. ЛЕСТЕВА,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ