Джинн выпущен: можно ли его загнать назад в бутылку

№ 2010 / 14, 23.02.2015

Спаренный теракт, произошедший 29 марта в московском метро, возвращает к вопросу, который задают после аналогичных трагедий: можно ли было её предотвратить? Кто виноват в случившемся? И самое главное: что делать?

Спаренный теракт, произошедший 29 марта в московском метро, возвращает к вопросу, который задают после аналогичных трагедий: можно ли было её предотвратить? Кто виноват в случившемся? И самое главное: что делать?


Мститель против силовика


Террорист почти всегда опережает силовика. Ибо масштаб его замысла предполагает такую степень конспирации, которую не разоблачить традиционными оперативными методами. Даже матёрого уголовника, готовящего налёт на кассу, проще схватить за руку. Он действует по типовому алгоритму: изучает режим работы банка, подступы к нему, пути отхода, иногда вступает в контакт с банковскими служащими… Уже поэтому налётчику не избежать «засветки», так как «дистанционным» способом такого преступления не подготовить. К тому же банк, в отличие от метро, охраняют высокооплачиваемые секьюрити. Да и случайность, неизбежно сопровождающая реализацию этого умысла, скорее обращена в пользу правоохранителя: даже «нештатно» припаркованная машина или сломавшийся по дороге светофор комкают первоначальный план преступника. Уже это может разоблачить предпринятые им шаги. Но главное в том, что самый хладнокровный злодей не рассчитывает на последствия, которые угрожают террористу.






Антитерроризм – категория экономики, науки, дипломатии и морали
Антитерроризм – категория экономики, науки, дипломатии и морали

А что же террорист, особенно если он не сам готовится к самопожертвованию, а лишь готовит смертника? В его пользу – и «дистанционный» метод, и то, что он посылает шахида только в один конец. Это ограничивает дело заготовкой гексогена, изучением карты да мотивацией шахида. Увы, ни то, ни другое, ни третье проблемы не представляют. Как собрать взрывное устройство, знает любой, когда-либо побывавший в бандформировании – а таких тысячи. Взрывчатка – тоже не дефицит. Метро – изначально один из самых уязвимых объектов инфраструктуры мегаполиса. Кандидатов же в смертники пока найти тоже нетрудно. Тем более – для профессионального боевика, не случайно сменившего горную пещеру на вполне легальную мастерскую – даже без приличествующих детективам подвала или чердака. Теперь – о женщинах, ставших главными исполнителями большинства последних терактов. Они по своей природе острее, чем мужчины, мотивированы на отмщение. Какой опер определит, станет ли шахидкой сирота, вдова или мать, потерявшая своих детей? Шестнадцать лет чеченского, а заодно и окрестного лихолетья оставили десятки тех, кто во всех трёх качествах выступает в одном лице. Не снимет ли «оперативный учёт» таких лиц последние сомнения потенциального шахида? Но и не одни кавказцы могут оказаться в грамотно, повторим, законспирированной террористической сети. Судьба о национальности не спрашивает. Подкуп или устрашение, увы, многих оставляют без выбора.


И уже неважно, кто он, этот главный «вдохновитель и организатор», – террорист с исламистским самооправданием или просто мститель? Иногда он, как и подготовленный им смертник, сам «един в трёх лицах». Предположим, что сам Доку Умаров – небесталанный, но всё же полевой командир, оперирующий категориями Аргунского ущелья, мог и не знать, кто под его знаменем что готовит. Но когда весь мир говорит о кавказском следе, грех не воспользоваться своей «всемирно-террористической» репутацией.


Учтём и то, что даже «наркопродукт», более «светящийся и звенящий», чем взрывчатка, часто беспрепятственно доходит до получателя. Да и привести адскую машину в «окончательно снаряжённый» (т.е. очевидный для правоохранителя) вид можно непосредственно перед терактом. Никак не идеализируемый правоохранитель обыскивать женщину всё же не будет. Более того – в час пик он физически не способен отследить, кто в каком виде и с каким багажом проходит через турникет. А наш пассажир, несмотря на предупреждения, врождённой бдительностью не отличается. Такова наша правовая и просто культура. Да и не только наша. После лондонских терактов через каждые 100 метров вывесили предупреждения: «Ничего подозрительного в руки не брать». Разбросали 200 муляжных свёртков, барсеток, кошельков и прочего. Не подобрали только то, что не увидели. И это там, где водители не предупреждают собратьев о «ГИБДДшной засаде», а сами сигнализируют о нарушении. Это там, где даже в обычной больнице вам не позволят без разрешения зайти в неположенный сортир. У нас же – получил пропуск хоть в трижды закрытый «ящик» – и гуляй, пока есть время. А вышел на улицу и увидел валяющийся на панели блок сигарет… Скажите, курильщики, неужели не поднимете? Так что ни нам, ни прочим современникам на любом по удалённости Западе-Востоке сегодня не загнать террористического джинна обратно в бутылку. Но о завтрашнем дне следует подумать уже сегодня.


Кто виноват и что делать?


Можно, конечно, постфактум вводить в столицах режимы «Вихрь-антитеррор» или даже контртеррористической операции. Понятно, что это делается в надежде задержать сообщников террориста по горячим следам. Только одновременно за сим следует шквал ложных звонков о минировании, следовательно, паника. А заодно распыление сил правоохранителей. Можно и нужно профилактировать терроризм паспортными и прочими проверками. Но, с другой стороны, это ведёт к противопоставлению сограждан по национальному признаку, значит, их взаимному озлоблению. А ведь террорист надевает пояс шахида скорее всего в своей этнической среде – как же в ней «оперативно профилактировать»? В качестве скорее психологической профилактики, конечно, необходимы компактные тестеры-анализаторы по образцу тех, которыми оснащены авиатерминалы. Но и это лишь полдела, тем более что криминальные «науки» тоже развиваются. Вторую половину дела образует широкий социально-правовой, научный, политический и гуманитарный спектр проблемы. Задачи антитеррористам поставят политики. Но, судя по урокам уже 7 терактов только в метро, подсказка им лишней не будет. Тем более что антитеррористические меры носят явно выраженный полицейский характер. Что же делать?


Первое. Исходить из того, что «все мировые проблемы – от недостатка бутербродов». Понятно, что на Северном Кавказе «бутерброд» много «тоньше», чем по месту совершения терактов. Поэтому с терроризмом следует бороться не там, где взрывают, а там, где террористическая угроза произрастает из нищеты и социальной неустроенности сотен тысяч таких же, как мы. Централизация управления Северным Кавказом – лишь административное решение, пока не давшее сущностного эффекта. В очередной раз упомянутая 60–70-процентная безработица в регионе, переживающем демографический подъём, требует столь же экстренных мер, что и уничтожение конкретных виновников трагедии. Их, заметим, вряд ли тоже «60–70, скрывающихся в горах». Интересно, на какой «пожарный случай» рассчитан наш пресловутый стабфонд?


Второе. Изощрённости террориста должен противостоять не столько режим КТО, сколько социально-психологический опыт силовика. Без взгляда на теракт глазами его организатора мы не поймём его мотивацию и не противопоставим ей ценимое им больше, чем результат злодейского умысла. Целью при этом является предотвращение конкретного злодеяния, а не абстрактный вклад в борьбу с мировым злом. За этим стоит учёт национально-психологических, социально-исторических и прочих предпосылок, определяющих поведение шахида. Предотвращение теракта означает длительное (а не посменное: сегодня боремся с Доку Умаровым, завтра с вокзальными бомжами) погружение экспертов в социально-политическую, экономическую, криминальную обстановку в беспокойном регионе с привлечением специалистов, в том числе из неожиданных сфер: от психоаналитиков и теологов до археологов и литературоведов.


Третье. Начнём издалека. До 1990-х годов СССР был одним из немногих государств мира, худо-бедно научившимся примирять сограждан, столь разных по духовным истокам и устремлениям. Увы, помутнение разума прорабов перестройки (воистину с УНРовским кругозором) обрекло страну на кровопролитное искоренение сначала волчьего национал-сепаратизма, потом его этнически окрашенного последствия – мстительности, замешанной на круговой поруке. Признание трагедии северокавказцев, волей Аллаха оказавшихся в «воронке событий», помогло бы больше, чем заклинания про отсутствие у преступника национальности. Поэтому «пробивающее» слово человеческого сострадания, разумеется, не к террористам, а тем, кто живёт на одной с ними улице, утверждение примиряющих символов общей памяти тем более особо важно для восприимчивых носителей подсолнечного темперамента. Будет ли это православно-мусульманский пантеон с крестом и полумесяцем или памятник матерям – русской и горянке, склонившимся у вечного огня, – вопрос не к мастерам резца и слова, а политикам.


Четвёртое. При неоспоримом приоритете предупредительных мер, неотвратимость и существо расплаты за террористическое преступление предстаёт не общегуманитарной проблемой юриспруденции. Конкретную бомбу начиняет не абстрактный террорист, а носитель совершенно определённого мировоззрения – пусть и в его радикальном виде. Это, прежде всего, исламист, рассчитывающий на райские кущи при соблюдении священного ритуала – должна быть пролита его кровь. Виселица, например, в свинарнике заставит его задуматься. Отправивший к Аллаху в том числе невинных единоверцев не должен сомневаться в антураже завершения своего земного пути. Лучше, если бы это предложение исходило от самих исламских иерархов. Тех, кто не всегда убедительно разделяют ответственность за деяния чересчур пассионарных единоверцев. Иначе найдутся сомневающиеся в том, что исламские богословы идею поверяют практикой. Подтверждая уважение ко второй религии страны, подскажем, что и первой предстоит активизировать межцерковный диалог, причём на уровне паств, а не первоиерархов.


Пятое. Осовременим известное изречение «Хочешь мира – готовься к войне». Сегодня более актуально – «Хочешь порядка – не заигрывай с криминалом». Не круглосуточное ли погружение страны в «героику» почти спортивной состязательности «ментов» и «злодеев» подспудно и назидательно уравнивает одних с другими? Мы не скучаем по «свинарке с пастухом» и «антагонизму» «хорошего» и «превосходного». Но 90 процентов соотечественников живут совсем не телекиношными заботами рекламодателей, даже в день траура не снявших с эфира ни одного «купи!». Не «монетизация» ли общественного сознания, закладываемая прежде всего масс-медиа, привела к тому, что «волонтёры-бомбилы» (если не таксисты) доставляли раненых в Склиф за 4–5 тысяч целковых? А ведь 11 сентября 2001 года нью-йоркские волонтёры (не говоря о таксистах) без команды и совершенно бесплатно спешили предложить свою помощь. Что мы получим раньше: гражданскую мобилизованность на антитеррористический отпор или уличный каннибализм ради разнообразия «продовольственной корзины»?


Шестое. Международный аспект. Сколько можно говорить, что Турция является главным транзитным пунктом, как минимум, надеждой на приют для большинства северокавказских боевиков? Из условного десятка документов, изымаемых при их аресте или с трупов, семь-восемь имеют турецкую привязку. Что сделала отечественная дипломатия, чтобы жёстко «разменять» витальную для Анкары курдскую проблему на нашу северокавказскую? Многие ли «чрезвычайно поверенные» бывали в Аргунском ущелье или в лагере беженцев? Неужели у МИДа есть дела важнее, чем антитеррористическая интеграция, тем более что другие интеграции происходят тоже без нас? Или НАТО уже стало суетливо «съёживаться» обратно на Запад?


Может, для начала разобраться в русско-английском понимании, кто такие: «повстанец – rioter», «вооружённый оппозиционер – opposition warrior», «борец за свободу – freedom fighter» и прочие. Эти термины-эвфемизмы затуманивают смысл антитеррористической борьбы, мешая разглядеть общего врага. Кроме того, меры, профилактирующие мировое зло, как и его карающие, бессмысленны без единого наднационального центра. Он необходим до тех пор, пока терроризм не будет купироваться столь же централизованно, что и свиной грипп. Команда же из специалистов, временно делегированных своими дип- и спецслужбами, вряд ли сможет подняться над приоритетом национально-ведомственных задач. Теория и практика совместной деятельности формируется теми, кто в неё погружён независимо, профессионально и надолго. Как минимум, с осознанием своей глобальной роли.


Или есть этому что-то взамен?

Борис ПОДОПРИГОРА,
востоковед, бывший замкомандующего
федеральными силами на Северном Кавказе,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *