Борец с псевдонимами

№ 2010 / 14, 23.02.2015

У Ми­ха­и­ла Бу­бен­но­ва был шанс стать со­вет­ским клас­си­ком. Он пер­вым в на­шей ли­те­ра­ту­ре взял­ся за со­зда­ние обоб­ща­ю­ще­го об­ра­за на­род­но­го ге­роя, вы­иг­рав­ше­го страш­ную вой­ну. В от­ли­чие от дру­гих со­чи­ни­те­лей Бу­бен­нов умел мыс­лить об­ра­за­ми.






Михаил БУБЕННОВ
Михаил БУБЕННОВ

У Михаила Бубеннова был шанс стать советским классиком. Он первым в нашей литературе взялся за создание обобщающего образа народного героя, выигравшего страшную войну. В отличие от других сочинителей Бубеннов умел мыслить образами. Вспомним, какой светлый символ он нашёл уже в первом своём романе: белая берёза. Но Бубеннова сгубила конъюнктура. Ранняя слава отучила его трезво смотреть на мир. Поэтому причины своего падения он увидел не в собственных ошибках, а в зависти коллег, организовавших после смерти Сталина против него жестокую травлю.


Михаил Семёнович Бубеннов родился 8 (по новому стилю 21) ноября 1909 года в алтайском селе Второе Поломошнево. Его отец происходил из крестьян. Однако с землёй родители Бубеннова справлялись плохо. Им всегда больше нравилось отнимать и делить. Не случайно они сразу поддержали новую власть. Позже Бубеннов-старший вступил в ЧОН, с азартом включившись в подавление восстаний сибирских кулаков. Эта страсть к вечной борьбе потом передалась и его сыну.


После окончания девяти классов Михаил Бубеннов получил под своё начало в селе Сорокино целую школу. Но ему больше нравилось не занятия вести, а писать стихи. Потом, уже в июне 1929 года он получил приглашение на Первый всесоюзный съезд крестьянских поэтов. В Москве его сразу заметил и поддержал Новиков-Прибой.


Вернувшись после съезда домой, Бубеннов в два присеста написал повесть о коллективизации в сибирской деревне «Гремящий год» и тут же сделал наброски второй вещи, посвящённой созданию на Алтае после гражданской войны первых коммун. Однако землякам кипучая энергия молодого учителя не понравилась. Люди не хотели слушать его и просто так отдавать чужим дядям нажитое добро. Идея колхозов народ не вдохновляла. Возможно, именно поэтому Бубеннов вынужден был в 1930 году перебраться в Татарию. Там он продолжил учительствовать в одном из прикамских сёл, но потом ему удалось перейти в газету «Красная Татария».


Первый сборник рассказов «В половодье» у Бубеннова вышел лишь в 1940 году.


В начале войны Бубеннова призвали в армию и направили в Воткинское военное училище, которое готовило миномётчиков. Но потом начальство узнало, что курсант имел корочку члена Союза писателей, и его перевели в армейскую газету. Свои первые заметки бывший учитель писал уже с ржевского участка фронта.


После демобилизации Бубеннов уехал в Ригу. С собой он привёз вещмешок, в котором лежали начальные главы романа «Белая берёза».


Уже в 2006 году некто Олег Дёмин писал: «В романе очень отчётливо показана деградация человека, состояние его души. А берёза предстаёт то как «сказочный светильник», то как «багрово-дымная тень», озаряемая кровавыми зарницами. Невольно сопереживаешь и главному герою романа Андрею Лопухову. Сначала это ещё совсем молодой парень, с которым шутят деревенские девушки и, забавляясь на огороде, обливают водой. Затем возникала крупным и мелким планом фигура Лопухова на поле боя. И тогда видишь, как происходит ломка характера этого человека. А ему постоянно сопутствует белая берёза, как символ, связанный с русской песенной традицией. Светлая и радостная вначале, берёзка тоже проходит испытания в войне, как и герои романа. Выстоял боец в жестоком бою, выстояла и берёза: «А среди этого страшного поля <…>, где всё было попрано смертью… стояла и тихо светилась в сумерках одинокая белая берёза. «Стоит!» – изумлённо прошептал Андрей». Образы простых солдат особенно удались Бубеннову, потому что он списывал их со своих однополчан, с которыми делил и кусок хлеба, и один окоп. Здесь была горькая правда и боль войны» («Книжное обозрение», 2006, № 42).


За роман «Белая берёза» Бубеннов в 1948 году получил Сталинскую премию I-й степени и московскую квартиру. В литературных кругах говорили, будто писатель, когда узнал о наградах, не удержался и вместе с другим новоиспечённым лауреатом Тихоном Сёмушкиным зафрахтовал пароход и отправился с цыганами, оркестром и фейерверком вниз по Волге. Впоследствии это волжское путешествие романиста по ходившим в ЦДЛ байкам реконструировал критик Борис Леонов. Выходило так, что «днём, когда корабль шёл, все отдыхали. Вечером же причаливали к какой-нибудь пристани и начиналось пиршество, на которое сбегались жители прибрежных деревень. На дворе был август, шла уборочная страда. А люди бросали трактора, комбайны, жатки и мчались к писательскому пароходу, гуляли всю ночь, и на следующий день у них не было сил выйти в поле. До работы ли тут, после фейерверка, плясок и песен?!


Местные власти стали возмущаться.


Сообщили Сталину, что московские писатели срывают уборочную. Вождь повелел доставить их в Москву и на заседании секретариата Союза писателей разобраться с разгулявшимися лауреатами.


В Саратове сняли их с парохода и на поезде отправили в Москву.


Сёмушкина с вокзала увезли в госпиталь, а Бубеннова – на секретариат.


– Ну что вы там, как разгулявшиеся купчики, затеяли? – спросил Фадеев.


Бубеннов угрюмо молчал.


– А что бы сказал Алексей Максимович Горький, если бы узнал про ваш кутёж?! – вскочил Фёдор Гладков и покрутил пальцем возле лица Бубеннова.


Разговор явно не получался.


– Что бы сказал Алексей Максимович? – не унимался Гладков.


Но его остановил грозный рык Бубеннова:


– Ну хватит, Фёдор Васильевич! Надели пиджак Горького, а рукава-то длинны.


Все засмеялись, а Фадеев махнул рукой:


– Ну ладно. Всё ясно. Разобрались и указали товарищам…» (Б.Леонов. История советской литературы. М., 2008).


Кстати, Бубеннов, когда Леонов в 1970 году рассказал ему эти байки, заметил: «Напридумают же… Но интересно!» Но судя по тому, как писатель вёл себя в конце 1940 – начале 1950-х годов, в гулявших по ЦДЛу байках правды было куда больше, нежели выдумок.


Пройдя огонь и воду, Бубеннов в какой-то момент споткнулся о медные трубы. Его неожиданно понесло не в ту сторону. В 1951 году он на свою голову опубликовал в «Комсомольской правде» статью «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы?», которую власть на всю катушку использовала потом в борьбе против космополитов.


Не украсило писателя и стукачество. Ну кто просил его весной 1951 года исключать из списка соискателей Сталинской премии фамилию Юрия Трифонова. Бубеннов при Сталине заявил, что Трифонов, когда поступал в Литинститут, скрыл факты ареста своих родственников. «Фадеев, – писал в своей книге «Штрафники» Г.Свирский, – стал белым как смерть. Сталин пыхнул трубкой, спросил холодно, неторопливо, кем представлена книга Трифонова, а, узнав, повернулся к члену редколлегии «Нового мира» К.Федину. Тот медленно сползал со стула».


Ну а в быту Бубеннов был просто невыносим. Свидетельство тому ходивший в начале 1950-х годов по литературной Москве некий сонет, в котором смаковались многие пикантные подробности пьяной драки двух сталинских лауреатов: романиста Бубеннова и драматурга Сурова, печатавшего чужие пьесы за своей фамилией. Я процитирую этот сонет полностью.







Суровый Суров не любил евреев,


Он к ним враждою вечною пылал,


За что его не жаловал Фадеев


И А.Сурков его не одобрял.



Когда же Суров, мрак души развеяв,


На них бросаться чуть поменьше


стал,


М.Бубеннов, насилие содеяв,


Его старинной мебелью долбал.



Певец Берёзы в жопу драматурга


С великим гневом, словно


в Эренбурга,


Столовое вонзает серебро.



Но, следуя теориям привычным,


Лишь как конфликт хорошего


с отличным


Расценивает это партбюро.



Молва авторство этого сонета приписывала Эммануилу Казакевичу. Хотя знатоки утверждали, что строку «столовое вонзает серебро» придумал Александр Твардовский.


Спустя много лет сонет прокомментировала критик Мария Белкина. «В основу сонета, – сообщила она исследовательнице Наталье Громовой, – лёг подлинный эпизод, который произошёл в нашем доме на Лаврушинском переулке, доме 17. Все мы жили в новом корпусе, и Бубеннов, и Казакевич (в одном подъезде), и мы в соседнем. К Бубеннову пришёл в гости Суров. Оба напились и, что-то не поделив, полезли в драку. За неимением шпаг и кинжалов в ход были пущены вилки. Был такой шум и драка (окна были раскрыты, дело было летом, около Третьяковки всегда людно и всегда дежурят милиционеры), что вмешалась милиция, но дело замяли. Конечно, в Союзе об этом узнали, да и все в доме. Я через месяц меняла паспорт и начальник нашего отделения, узнав, что я из дома писателей, заперся со мной в кабинете и стал расспрашивать, как живут писатели? Как пускают в ход «столовое серебро»? Сонет Эмика был известен» (Н.Громова. Распад. М., 2009).


В 1952 году Бубеннов закончил вторую книгу «Белой берёзы», которая насквозь была пронизана идеей сталинского величия. Как потом утверждали знающие люди, непомерная лесть писателя якобы покоробила даже самого Сталина. Ну а после смерти вождя о роман Бубеннова не вытерли ноги разве что самые ленивые критики.


Писатель к такому удару явно не был готов. Он впал в депрессию. Позже приятели подсказали ему, что третью часть романа лучше не писать.


Но Бубеннову очень хотелось вернуться в первые ряды. Без славы ему было уже тоскливо. Он всерьёз претендовал на роль идеолога Союза писателей. Накануне второго съезда писателей Бубеннов даже отправил одному из советских руководителей Г.Маленкову письмо, в котором он всячески пытался настроить сталинских наследников против нового возможного литературного начальника Алексея Суркова. Аргументы Бубеннова сводились к тому, что Сурков, утверждённый основным докладчиком на втором писательском съезде, не обладал тем авторитетом, который был у Горького, задавшего в своё время тон на первом форуме писателей. «Расстояние между А.Сурковым и М.Горьким так велико, – разъяснял Бубеннов ситуацию Маленкову, – что появление А.Суркова на трибуне съезда в качестве учителя советской литературы может вызвать только иронию». Но и Бубеннов на роль наставника явно не годился. В писательских кругах ещё не забыли его статьи в «Правде», громившие Валентина Катаева и Василия Гроссмана.


Новый реванш Бубеннов попытался взять в эпоху хрущёвского расцвета. Он не случайно для своего нового романа выбрал модную тему освоения целины. Свою «Орлиную степь» писатель завершил в 1959 году. Но его расчёт не оправдался. Самое большее, что смогли сделать покровители Бубеннова, – в 1961 году выдвинуть его книгу на соискание Ленинской премии. Но эта идея не нашла поддержки ни у всесильного Михаила Суслова, ни у другого хрущёвского любимчика – Леонида Ильичёва. Премию получил совсем другой художник.


Череда поражений подтолкнула Бубеннова в объятия зелёного змия. В литературных кругах пустили злую эпиграмму: «Эволюция Бубеннова: белая берёза – белая головка, белая горячка».


Позже Бубеннов припал к ещё одной золотой жиле. В новом романе «Стремнина» он попытался пропеть гимн рабочему классу Сибири. Но его ждал полный провал.


Последней книгой Бубеннова стала автобиографическая повесть «Жизнь и слово». Но и в ней писатель всей правды не сказал. Более того, он многое в этой вещи исказил.


Умер Бубеннов 3 октября 1983 года в Москве.

Вячеслав ОГРЫЗКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.