Встали выше легенды

№ 2010 / 17, 23.02.2015

Слова, вынесенные в заголовок – это, пожалуй, единственное, что нам доподлинно известно о событиях в пакистанском лагере Бадабера. Ибо детали – пусть даже множащиеся и правдоподобные – вызывают всё новые вопросы.

25 лет назад произошло восстание советских военнопленных в Пакистане



Слова, вынесенные в заголовок – это, пожалуй, единственное, что нам доподлинно известно о событиях в пакистанском лагере Бадабера. Ибо детали – пусть даже множащиеся и правдоподобные – вызывают всё новые вопросы.



Версии против правды



Что мы знаем точно? – Вечером 26 апреля 1985 года группа пленённых в Афганистане и переправленных в Пакистан шурави (12 или более человек) подняла восстание, захватив крепость, в которой они содержались в нечеловеческих условиях. Замысел восстания отличался не столько дерзостью обречённых, сколько вполне осмысленной целью: выйти на свободу путём привлечения к себе международного внимания. 12-часовой бой, прерываемый переговорами, завершился массированным огневым воздействием на восставших со стороны оперативно созданной душмано-пакистанской сухопутно-воздушной группировки численностью до 1500 военнослужащих при, минимум, 4 вертолётах и артиллерийской батарее. Это привело к детонации крупной партии, скорее всего, противотанковых гранат (выстрелов), складированных в крепости… Вместе с восставшими и, вероятно, другими узниками лагеря погибли более 100 моджахедов и пакистанских военнослужащих.





Здесь требуется политическое пояснение: разоблачение самого факта пребывания советских военнопленных в «нейтральном» Пакистане создавало для Исламабада, да и всего Запада серьёзную международно-правовую проблему. В перспективе она могла существенно затруднить договорённость с Москвой о выводе наших войск из Афганистана в обмен на прекращение помощи афганским моджахедам. Позднее, в 1988 году, эти договорённости – в виде Женевского соглашения – были достигнуты. Что касается резонанса, на который рассчитывали восставшие, то он в определённой степени был обеспечен. Уже 27 апреля в Кабуле знали, что в районе крепости Бадабера произошло ожесточённое боестолкновение. К тому же имелись предположения и о содержании в крепости наших военнопленных. Но по не вполне ясным причинам Москва не придала делу политически громкий характер. О её сомнениях мы не знаем.


Вернёмся к деталям. Найдены, как минимум, двое бывших пленных, называющих себя свидетелями восстания. Это – бывший «интернационалист» Рустамов, проживающий в Узбекистане, и афганец Голь Мохаммад. В их свидетельствах что-то совпадает, но столько же вызывает недоумение. Почему, например, узбек настаивает на участии в восстании пленных военнослужащих армии Афганистана, а сам афганец этого не помнит? Или почему они называют разных руководителей восставших? Это ведь отправные данные для оценки случившегося. Есть и такое: изучение, казалось бы, обещающе содержательного документа обрывается на нестыковке, очевидной для посвящённого.


Поэтому насыщение одной из версий пусть и правдоподобными, но размывающими суть дела деталями вкупе со слащавым описанием второстепенных подробностей подспудно побуждает закрыть тему, чтобы не тревожить прах несчастных. Такая «версия» упрощённо выглядит так: узники, утратившие человеческий облик (кто-то даже лишился рассудка), возмутились лишь тем, что одного из них изнасиловали вместо того, чтобы наказать плёткой – якобы такая кара полагалась за бегство из лагеря. А собственно восстания – как бы и не было. Тем более что спешно, в 4 часа ночи (!), прибывший на место событий Раббани – один из лидеров моджахедов – пристрелил насильника и почти было решил дело миром. Тем более что ко времени приезда Раббани восставшие отпустили большинство взятых в заложники, к которым претензий не имели.


Эта «почти было» версия оставляет как минимум два риторических вопроса. Во-первых, с чего вдруг туда незамедлительно прибыл Раббани – командир десятков тысяч моджахедов и «хозяин» тысяч пленных – афганцев и шурави? Тем более что изнасилование – по свидетельству большинства прошедших афганский плен – это элемент едва ли не повседневного побуждения к послушанию. Во-вторых, как согласуется, в том числе, инструментально подтверждённый факт особо мощного взрыва (фрагменты оружия и тел находили в 6 (!) км от крепости – это из СМИ) со свидетельствами «случайно спасшихся», а также самого Раббани, из-за взрыва не успевшего «договориться» с шурави? Умолчим о таком нюансе – на каком языке шли переговоры?


О какой полноте картины можно вести речь, если неизвестны ни число пленных, находившихся в лагере, ни имя руководителя восстания, ни его план, а судьбы «свидетелей», мягко говоря, непрозрачны? Почему никем, кроме не самых опытных журналистов и явно торопливых политиков, не проведено обстоятельного расследования? Пока же осознанное или нет «сгущение» одних свидетельств в ущерб другим оставляет ощущение, что вся правда кому-то до сих пор не нужна.



Имя твоё неизвестно, подвиг твой?..



Целый ряд не исключаемых, но несколько искусственных доводов подробно рассматривать не будем. Например, такие: среди погибших в Бадабере иностранных советников (не менее 6) находились не только американцы, но и китайцы. А Москва уже тогда искала примирения с Пекином… Или: не самое деятельное разоблачение Москвой пакистанцев было вызвано надеждами на ответную сдержанность Исламабада или даже уступчивость самого Раббани. Внимательнее отнесёмся к версии, опосредованной нашим «историческим» отношением к военнопленным. Дело в том, что среди бадаберских узников могли быть те, кто добровольно ушёл к моджахедам или попал к ним по недисциплинированности. К тому же вокруг наших пленных, судя по всему, действительно шла какая-то западная игра.


«Перекрёстно» известно, что в 1983 году узников Бадаберы посетила некая Людмила Торн, бывшая советская гражданка, направленная в Пакистан американской общественной организацией Freedom Нousе. По её сведениям, некоторые из пленных оставили ей и ещё кому-то из западных посетителей заявления о предоставлении убежища в странах Запада. Впрочем, странно, что Запад никак тогда не обыграл стремление шурави в «свободный мир». Тем более что собеседники Торн выглядели во всех смыслах забитыми доходягами. Не все из них даже понимали, что находятся в Пакистане. А ведь в 1983-м до Женевских соглашений было далеко. Зато явные намёки узников на вынужденную «лаконичность» (беседы проходили в присутствии администрации лагеря) можно трактовать в пользу не утраченной ими надежды на возвращение домой. Так или иначе, подозрения в «антисоветском сговоре» пленников с врагами Отечества всех мастей могли задать Москве соответствующий оценочный ракурс. С нежеланием допытываться до деталей пусть и героического, но ЧП. С другой стороны, «генетическая память» о том, что у нас «не пленные, а изменники», могла сказаться и на самоощущении узников, вряд ли соответствовавших плакатному ряду: комсомолец – передовик – герой…


Ничего не утверждая, приведём некоторые соображения. Возможно, они расширят представления о бадаберских событиях. Восстание было подготовлено и на первом этапе осуществлено так грамотно, что автором его замысла трудно считать сержанта, тем более водителя – гражданского служащего Советской Армии. Здесь ощутим почерк профессионала. Чего стоит неоднократно упоминаемый в свидетельствах футбольный матч между пленными и их охранниками непосредственно перед захватом крепости! Он позволил наглядно оценить соотношение сил, не только на импровизированном футбольном поле. По тем же «сборным» свидетельствам, этому предшествовало «интригующее» предложение «самого запальчивого» из шурави помериться силой со старшим из охраны: «если выиграю, то разрешите сыграть». Моджахед уступил явно не доходяге, каким, напомним, было большинство узников. Может, этот старший был не обманут, а исподволь мотивирован?


Весьма ответственный источник считает, что восстанию предшествовало прибытие в лагерь этого «запальчивого» узника, старше остальных лет на 10 и владевшего не только приёмами силовых единоборств, но и рацией. Если так, то становится понятным и бегство накануне восстания одного из заключённых, того самого, наказанного «сверх меры». Бегство, пресечённое не где-нибудь, а в Исламабаде, то есть, у самой цели… И тактически разумное привлечение к заговору потенциального двурушника, более опасного на «той стороне». Нет ли в этих догадках признаков недовершённой операции советских спецслужб, имевшей целью гарантированно взорвать «мировую общественность»? Ведь, скорее всего, именно в Бадабере содержалось наибольшее число узников-шурави. Если мы не правы, почему уже 29 апреля 1985 года «альянс семи» основных душманских группировок негласно решил впредь не брать советских в плен? Так ли голословно утверждение, что 27 апреля к месту событий приезжал в том числе пакистанский президент Зия-уль-Хак? В цене вопроса у Исламабада сомнений, скорее всего, не было. А восставшие? Максимум того, что они смогли, это сколько-нибудь резонансно взорвать себя вместе с крепостью… По минимуму – не допустить применения накопленного здесь оружия против своих.


Не будем гадать, те ли названы участниками бадаберского восстания. Тем более что допущения распространяются и на тех восьмерых, которые известны в основном по кличкам. Да и осознание современниками воинского и человеческого подвига не зависит от имени его совершившего. Вечная память солдатам Советского Союза, навсегда оставшимся выше любой из посвящённым им версий – прописанных или легендарных.

Борис ПОДОПРИГОРА,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.