Верояция в сторону

№ 2011 / 7, 23.02.2015

Ка­кое пе­чаль­ное и не­ле­ст­ное для нас со­чи­не­ние на­пи­сал 130 лет на­зад Ни­ко­лай Се­мё­но­вич Ле­с­ков! Хо­те­лось бы ска­зать в его сти­ле, что «Лев­ша» «кле­ве­тон», да прав­да не пу­с­ка­ет.

Какое печальное и нелестное для нас сочинение написал 130 лет назад Николай Семёнович Лесков! Хотелось бы сказать в его стиле, что «Левша» «клеветон», да правда не пускает. И тогда в нём напраслины не было – разве улыбка ещё держалась, а теперь и улыбка сошла. Осталась одна переодевшаяся в платье нашего дня правда, дочитав которую непременно закручинишься, даже если равнодушие, терпеливо воспитываемое в нашем сердце добрым государством, уже окончательно съело душу. И «мелкоскопа» никакого не надо. У всех у нас теперь «глаз пристрелявши» – выучились потихонечку слово-то «ключиком в пузичке» открывать и во всякой «нимфозории» нимфу и инфузорию различать.

Художники Кукрыниксы

Прямо с первого абзаца – поглядите-ка! – Лесков нас будто в историю отправляет, а мы мимо воли нынешнюю газету читаем: «Когда президент «Александр Павлович» окончил венский совет (Давосский, Шанхайский саммит), то он захотел проездиться и в разных странах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонить хотели». Только уж мы историческим опытом последних десятилетий знаем, что преклоняли ласкового президента одними устаревшими технологиями да обеспечивали себе рынки сбыта. И так преуспели в этом «удивлении», что мы и позабыли, как своё-то выглядит, да и есть ли оно ещё где-нибудь, своё-то. Потому что, к сожалению, наш «Александр Павлович» донского казака Платова, который бы всё домой манил, с собой не возит.

А лесковские «провожатые» больше молчат да поддакивают и «от чужого не отводят», потому что тогда им самим надо будет думать, как вместо чужого своё делать, а это хлопотно, да и «Александра Павловича» оконфузит. Зря, что ли, он «междоусобные-то разговоры» ведёт, улыбаясь, и «через свою ласковость» приобнимает тех, кто его ищет «чужестранностью пленить и от русских отвлечь»? И Лесков с горечью говорит, что «во многих случаях они своего достигали», опять же потому, что Платов «не мог по-французски вполне говорить» и опять мог оконфузить президента, когда тот восхитится чужим оружием, а Платов достанет из шароваров оружейную отвёртку и обнаружит, что оружие-то удивительное – автомат Калашникова.

Вот и не берут «мужественного старика» по чужим странам, отправив на «досадную укушетку» с полной «поплекцией» (отдающей пенсионной апоплексией). Так что он в крайний для Левши час хоть и вспомнит с отеческой нежностью, что «коротко с ним знаком и даже за волосы его драл», но в несчастном его разе помочь не может, потому что «мужественного старика» «больше не уважают». А из солдат выбившийся комендант Петропавловки генерал Скобелев, хоть из уважения к Платову и пошлёт к Левше русского доктора, да тот уж кончается. Бедный мастеровой ещё шепнёт доктору главную тайну, выведанную у англичан, что «ружья кирпичом чистить не надо», да военный министр, которому доктор эту тайну передаст, слушать не станет. Когда это министры мужиков слушали? Вот войну-то Крымскую и проиграли, а уж от этого такая незаметно всё ширящаяся трещина по русской истории пошла, что «Левша» и вовсе не смешон сделается.

Так что коли совсем кратко содержание Левши для школьников изложить, то выйдет совсем просто и бедно – поиграли господа русским мужиком да и велели свезти в «Обухвинскую больницу», в которой, слава Богу, никто не выздоравливал. И он там сейчас, русский-то мужик, свои дни и дотягивает. Патриотизм, конечно, потешили (брат-то Александра Павловича Николай Павлович за своих горой) – как же мужики аглицкую блоху подковали, да ещё и «расписались» на подковах, так что увидеть это можно только в «мелкоскоп», увеличивающий в 5 миллионов раз, а самим им «мелкоскоп» без надобности, потому что у них «глаз пристрелявши». Потешили, да и из памяти вон! Это и сегодня ещё даёт право школьным толкователям говорить о «демократизме» писателя и его «вызове самодержавию».

А только не отодвигается что-то «Левша» в историю и «самодержавие», и улыбка каменеет на губах. И не тешат ни лесковские «свистовые», ни «полшкиперы», ни «двухсестные картеты», ни «тугаменты», когда бедного мастера даже и до больницы не довезти, потому что «извозчики от полицейских бегают», а и прижмут кого силой, так тот «тёплую лису» спрячет, «чтобы у полицейских ноги скорее зябли». Вот мы завтра полицию заведём, так нашим «извозчикам» будет только способнее «тёплую лису» прятать, потому что они хоть и сегодня это делают, а тогда это уж для них будет вроде святой традиции.

А другой президент «Николай Павлович» хоть сам Левшу с «нимфозорией» в Лондон послал, а что с ним там сталось, спросить не удосужился и так, поди, и не узнал, что гордость его своим народом померла без причастия на больничном полу. А «чужестранные «хитрости и удивления» взяли и затопили страну, так что районным и областным газетам, которые, бывало, чуть не в каждом номере печатали информации и очерки о несчётных наших «левшах», которыми двигали не польза и успешность, а удивление человеческими возможностями, уже ничего печатать не надо. Перевелись «левши». А которые и остались, так те предпочитают подковывать блох прямо в Лондоне, чтобы за нобелевскими премиями было ближе ездить, не накрываясь «презентом» на мокрой палубе, чтобы глядеть в сторону Родины.

Президенты же «Александры и Николаи Павловичи», верно, и рады, что «машины сравняли неравенство талантов и дарований и гений не рвётся в борьбе против прилежания и аккуратности», что «благоприятствуя возвышению заработка, машины не благоприятствуют артистической удали, которая иногда превосходила меру, вдохновляя народную фантазию к сочинению баснословных легенд».

Что в них, в легендах-то, и что в «левшах», когда чужие «удивления» можно завести в Сколково вместе с инновационной «долбицей умножения» и строить свои «мыльно-пильные заводы», неотличимые от аглицких. А придёт праздник, можно и нам «выйти по парочке, взять по палочке» и гулять «как следует», без смущающей нашей воли. А подкованных блох и «прямые дансе с верояциями в сторону» отправить в историю вместе с такими мифологическими пустяками, как национальный характер и господний сад человеческих различий.

Грустно, что русские книги всегда сбываются.

Валентин КУРБАТОВ,
г. ПСКОВ