Изумляемся вместе с Дмитрием Чёрным

№ 2011 / 22, 23.02.2015

За­мы­сел этой кни­ги был весь­ма про­грес­си­вен: со­брать про­зу ра­бо­че­го лю­да Моск­вы, что­бы не кто-то на­ня­тый рек­лам­ный, а он сам рас­ска­зы­вал о пред­при­я­ти­ях сто­ли­цы. И вдруг бы их по­том на­ня­ли пи­сать не­ба­наль­ную, не­пря­мую рек­ла­му?

Памяти пролетарской столицы



Замысел этой книги был весьма прогрессивен: собрать прозу рабочего люда Москвы, чтобы не кто-то нанятый рекламный, а он сам рассказывал о предприятиях столицы. И вдруг бы их потом наняли писать небанальную, непрямую рекламу? Инициатива сия была «спущена сверху» ещё в бытность Лужкова мэром. А то совсем как-то стыдно: забыли, что всё вокруг создано трудом, а не буржуем. К кому же обращаться, как не к Союзу писателей Москвы? В общем, кинули клич – но кулич, который выпекли, увидел свет уже после Лужкова, и некому поругать или похвалить. Хотя комитет-то общественных связей Правительства Москвы, вроде, не упразднён…





Некто журналист-драматург Гриценко из СП Москвы в сладком предисловии «Нехалтура!» похвалил себя и авторов. А вот я бы на его месте не спешил самоублажаться. Впрочем, задание выполнено, книга издана – с диким количеством опечаток и весьма однообразной предметностью. Если провести контент-анализ содержания, то становится ясно, что составляет производственную, индустриальную гордость нынешней Москвы. Монастыри и морги. И ещё дворянство – какие-то чахлые беляцкие потомки-тинэйджеры рассказывают о чести и доблести в интервью Марине Бойковой. Да-с, вот вам и «производственный роман». А где ЗИЛ, АЗЛК (АвтоФраМос нынешний), где заводы-то?


Как ни странно, самым честным рабочим очерком являются в сборнике (начинающемся с «благословения» – очерка «Просто я работаю священником») четыре страницы Александра Адамидова, про монтаж стеклопакетов. Неплохие деньги зарабатывают ребята, но честно. И пишут так же. А вот Григорий Исаев, бравурно описывая Тушинский машиностроительный завод, меня расхохотал до судорог: «Созидательная энергия свободного труда на благо Отечества (построение «рая на земле») прежде всего зиждилась на силе традиции «общинного коллективизма» и опиралась на нравственный стержень православного по духу крестьянства». Сказал бы ты это, дорогой, тем, кто твой завод строил в ходе индустриализации – они б тебя засмеяли многоголосо. Видимо, именно чтобы «православненько» возводить такие заводы, как Тушинский, рабочий класс и скинул власть буржуев, попов и прочие традиции, которые им почему-то всё-таки мешали. «Ты б хоть книжку какую почитал, корнет». А то видно – что-то о «крестьянском» ревизионисте С.Кара-Мурзе слышал, но весьма отдалённо. Вот как нужен политликбез в рабочей среде! Далее Исаев описывает то, что делал завод в 1930-х – первый серийный ближнемагистральный пассажирский самолёт, например. Позже – «Буран», а потом – и тут снова слышатся неуместно восторженные интонации и поддакивание медведевской модернизации, – автомобили-такси «Мэтрокэб»! Вот такой удачный пример конверсии (это отмечено в названии очерка). Без слёз тут не посмеёшься. Уж лучше про морги и больницы.


Здесь, как назло, очень хорошо написано – хотя тема жуткая. Алексей Кольчугин душевно описал работу Боткинской больницы, пообщался с медсестрой. Константин Гречухин пробрался в морг и поговорил там с будущим психологом, но нынешним патологоанатомом. Елена Коровина создала микромир рассказа в горьком дневнике одних суток в детской больнице «Черничные губы» (уже по названиям очерков видно, кто станет писателем). Остальное же – ну, сплошной мрак. Впрочем, таков лик бывшей пролетарской столицы, ничего в ней рабочего не осталось. На выбор из оглавления: «Дворянская стать», «Друзья бриллиантов», «Этот театр мне знаком – называется Ленком», «Монастырский хлеб», «Рыцари смеха», «Кремовая история», даже видному передовику производства Куклачёву и его котам нашлось место… Разве что краешком попадают в тему: «Под московье» Павла Денисова, «Рождение CD-диска» Юлии Ураловой, «Будни титанов» Николая Калиниченко и «Бажова, 89, 8 отряд» Натальи Плотниковой – вполне загулаговская проза, напомнившая мне Евгению Фёдорову. Советские зоны освобождали и агитировали стройками, новыми специальностями, осваиваемыми зэка, нынешние – дают время на размышления об ошибках прежней жизни. Да, труд перевоспитывает, – понимает зэк, – хорошо бы поработать где-то. Хотя и тут бандитская эстетика современности перевесила – нынешнему читателю куда интереснее романтика преступности, чем скука тюремной рефлексии в сторону самоисправления. В этом же духе написана скорее статья, чем очерк «Люди, работающие во все времена» Станислава Камина – ни о чём, но с почти политическими выводами. Туго, ещё зелено, но классовая ненависть прорастает сквозь асфальт девяностых.


Как показательна «пролетарско»-поповская «заутреня», открывшая сборник, так в пандан ей – финал пафосен: «Если это поймёт наша молодёжь – мы будем самыми сильными!» Что поймёт? Батюшки, снова проповедь! Лидия Родионова вдохновенно цитирует героя социалистического труда Гундяева и всякого прочего Ильина. О да, дорогие россияне, вот такое у вас и «духовное производство» вместо распроданной на металлолом индустрии, как там писал Проханов и многие подхватили-то? «Фабрики по переработке грехов». Ну-ну… Сборник что, Моспатриархия РПЦ финансировала?


Так что… Халтура, Гриценко, халтура – причём самая убогая. В текстах и десяти процентов индустриальности не сыщешь.



Новейший производственный очерк. – М.: РО МГО СП России, 2011, 294 с.




Рыцарь надкрышного города






У Алексея Кольчугина – много книг стихов, с середины девяностых тянется череда, но издал он только одну. К ней шёл долго, и шёл не один – ему помог творчески и человечески другой рок-поэт, Николай Барабанов. Нарисовав иллюстрации к его книге, он создал очень мощный и мрачный контрапункт, который вышел за рамки простого иллюстрирования. Точно так же в 1996-м я иллюстрировал поэму друга Бродского Андрея Сергеева «Розы». Получилась книга в книге. И это дало новые силы Алексею.


Его искания любви и города – в строфах. Впрочем, не сочту за лажу, а просто возьму из неё же свою аннотацию.


Алексей Кольчугин – рослый рокер. Органично выглядит в кожаных штанах, у микрофона, записывает сложнейшие альбомы, не уступая классикам арт-рока. Но ему мало этого – быть поющим, быть услышанным. Как и в песнях, сильнейшее его стремление ввысь и вширь, стремление к постижению мира, заставляет выражать себя всевозможно, в тексте в том числе. Может, не столько к постижению, сколько к прикосновению стремится поэт Кольчугин. Потрогать ускользающую красу любимой, потрогать звёзды… Поэтому так много заглавных букв – ведь строка скупа в пределах потолка, а он всё тянется. Как на сцене часто сам он становится буквой «Т» или «Y» – живым знаком космического человека, так и в стихах – вовсе не ровнозвучных, порой парадоксально срифмованных или вообще белых – то же самое, в чём-то по-детски непосредственное, стремление пощупать и звёзды, и свои переживания. «Тянутся длинные руки за горизонт» – сказал другой рок-поэт Владимир Селиванов…



Алексей Кольчугин. Траектория Кружения. – М.: Академика, 2010, 86 с.




Сексуальная Мафка на облаках






Верлибры Татианы Комаровой написаны так, что сочетание уже двух любых её строк, даже взятых вразнобой – даёт её стиль, несёт отпечаток личности. Родившаяся в Виннице, в 1978-м, она – дитя всего мира, её стихи летают вместе с ней на другой край земли, то в Австралию, то в Польшу, Прагу. На фоне весьма модной и скучной духовной поэзии – весьма, кстати, верующая Татиана – безжалостно телесна и женственна. Собственно, это я в ней как реалист и люблю. Я так тоже писал в 1998-м про нынешнюю актрису Варвару Андрееву, когда меня любил ещё Дима Кузьмин. Как бишь писал-то на тыльной обложке «Греха» Прилепина всё тот же Быков? «Пишет так, что хочется этим заняться». Не письмом – а тем, о чём пишет. Вот у Татианы именно так, без заглавных букв, что роднит её с русскими и всего мира верлибристами, а она, неверная, иногда позволяет себе рифмы.


Я думаю, у нас бы Татиана стала популярнее Веры Павловой. К тому же она светлее во всём, даже в строках. И принадлежит всему миру – столицы всех континентов кружатся в её голубых глазах вместе с потолками разных отелей и напряжёнными проникновенными лицами разных мужчин. При этом сильнее всего влюблена в мужскую харизму Че Гевары. Татиана ведь ещё и поёт, и клипы есть – и вообще она Мафка, ей бы в кино сниматься. Пластичная, киногеничная, светло-русая. Лицо и не только лицо нынешней Украины, а? Но пока не снимают – она пишет. Сценарии будущих, а точнее, прошедших хоум-видео. Глупо прозой пересказывать стихи. Лучше один – да её:






Шиншиллы



мы целуемся


шиншиллы


вдруг сплетаются хвосты


милыймилыймилыймилый


превращаемся в цветы


мой пушистый вы в ударе


куралесятся соски


и встают как комиссары


честь и похоть отданы


тело в тремоло литавр


ночь колбасит арэнби


ещё раз и он увянет


хочешь новой высоты?


новойновойновойновой


вышеГлубжеГлубжеВыше


крышакрышакрышакрыша


МыУпалиМыПропали


громче Таня тише Таня


тишетише ГРОМЧЕГРОМЧЕ


-…кончил…


-…кончилааааа…я…



***


Мне кажется, за такой стих и Леонид Губанов бы похвалил. И вместо обложки книги – её самоё, чтоб и вам порадоваться.



Татиана Комарова. Турбулентность. – Винница: Глобус-Пресс, 2010, 168 с.



Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.