По обе стороны границы
№ 2011 / 36, 23.02.2015
В Финляндии проживают десятки тысяч выходцев из царской России и Советского Союза. Писателей с финским языком среди них очень мало, быть может, сыщется полдюжины.
В Финляндии проживают десятки тысяч выходцев из царской России и Советского Союза. Писателей с финским языком среди них очень мало, быть может, сыщется полдюжины. Самая значительная среди них, поднявшаяся на высоты всеобщего читательского признания – Раиса Лардот (Raisa Lardot), вепсянка по национальности. Но почему – Финляндия? Откуда это имя во французской огласовке? Оттуда…
 |
| Раиса ЛАРДОТ |
Всё творчество Раисы Лардот стоит под знаком её необычной биографии. Родилась она в январе 1938 года в небольшой прионежской деревне Шокша под Петрозаводском и звалась Раисой Ларюшкиной. Любимица своей русской бабушки, дочь вепса с покалеченной в войну биографией, «перемещённое лицо» в потоке беженцев с Востока, она навсегда останется верной памяти своего происхождения: «Не могу всё вспомнить, не могу всё позабыть». За сорокалетнюю работу в литературе Раисе Лардот есть на что оглянуться: 17 книг, среди которых основной массив составляет проза (романы, повести, рассказы). Но её знаковой вещью остаётся роман-хроника «Птицы залётные» (1978) – в русском переводе «У чужого порога» (2000). С появлением этой книги Р.Лардот обрела своё подлинное творческое лицо в литературной среде Финляндии. В «Птицах залетных» затронута на примере одной семьи судьба целого этноса – вепсов, увиденная глазами ребёнка. На скрещении наивной детской интонации и недетских потрясений рассказано о поэзии и дикости глухого деревенского быта, об утрате жизненных опор (вначале – бабушки, а затем и отца), об открытии многосложного мира взрослых и жизни в оккупации, о вынужденном бегстве из родных мест и о чужестранных нравах, о мучительных метаниях между «быть как все» и «быть собой».
Не обошла её стороной и слепая житейская случайность: в цвете лет в аварию попадает муж Раисы, и на неё ложится пожизненная ноша ухода за обезноженным и почти лишённым дара речи инвалидом (эта история войдёт в один из первых романов Р.Лардот «Мгновенье и вся жизнь»). Но в этой хрупкой элегантной женщине сказалась её родовая закваска. У вепсов, утверждает она, вся ответственность лежала на женщине при «петушащемся» под боком мужике. Вепсянка, если приспичит, могла впрячься на пахоте вместо лошади. В её псевдониме скрыта ещё одна грань её натуры – острая восприимчивость. На вопрос о литературных влияниях она отвечает: «Альбер Камю (не отсюда ли псевдоним?), Альберто Моравиа, Достоевский… Нет! Достоевский, Камю, Моравиа… Нет! Достоевский, Достоевский, Достоевский». Исповедь Камю о скитальчестве маргинала-отброса в мире абсурда через судьбы героев итальянского неореалиста Моравиа – послевоенных лишенцев – разрастается у Раисы Лардо в заветную тему русского писателя-мессии – в притчу об оглашённых (нищих духом, не ведающих, но взыскующих правды), в историю простых смертных в поисках дороги к свету любви.
Роман «Птицы залётные» финская критика относит к разряду классических текстов о войне, открывающихся «Неизвестным солдатом» Вяйнё Линна. В этой честной и трогательной книге отразились, вместе с тем, и такие стороны прошлого, о которых в стране Суоми в 70-е годы не принято было упоминать: вовсю шла так называемая финляндизация – на основе имперской стратегии внешней политики СССР, приведшая фактически к запрету какой-либо критики со стороны финнов в адрес Страны Советов. Неуместными могли счесть в «Птицах залётных» и подробности «колхозного рая» в вепсском краю, и что-то знакомое (в духе «чуваши проклятой» из «Детства» Максима Горького) в мифологизированном образе бабушки: «Да, именно у этого окна я сидела на коленях у бабушки, когда мне привиделось шествие святых – ангелов с пастухами и златокудрым младенцем в санях… От счастья я прижалась к бабушке. Мне явилось видение. Бабушка казалась более серьёзной, чем обычно. О чём она задумалась?» Сомнительной была и ключевая фигура романа – отца Раисы, военнопленного в услужении финским оккупантам на Олонецком радио в Карелии. Живые чёрточки отца – балагура и стихоплета, сгинувшего в конце концов в зауральском архипелаге ГУЛАГ в 1948 году, Р.Лардот не раз воскрешает в своих произведениях («Русса, русса», 1991, «Маленькая мама», 2003).
Тематический диапазон её прозы весьма широк. Оставаясь верной своей главной теме, Р.Лардот стремится через призму вепсского взгляда углубиться в окружающий мир, преодолевая детскую травму, осознать смысл и назначение других судеб: здесь и тема взросления женщины («Небеса сегодня заперты», 1983), и проблемы брака («Анди и Вера», 1991), и осознание старения и смерти («Маленькая мама»).
В самых последних произведениях Р.Лардот опробует малые формы прозы – циклы рассказов («В царстве животных», 2006, «Странник земной», 2008, «Что-то не так», 2011). В этих текстах, написанных нередко с юмором, с трагикомической нотой, сказывается не только школа, пройденная у Чехова, но и культура ёмкого, экономного слова, присущая вепсскому фольклору. Есть у Раисы Лардот и сборник стихов «Падают с веток замёрзшие птицы» (русский перевод М.Хютти и Л.Мальчукова, Петрозаводск, 2001), где снова звучат неотступные темы её творчества – от вепсского утраченного детства до скитальчества в «ненашем» мире.
Антеро РАЕВУОРИ
Перевод с финского
М.ХЮТТИ и М.МАЛЬЧУКОВА
Из стихов Раисы ЛАРДОТ
* * * Жизнь – это круг неторный путь в душе миг за мигом я приближаюсь к себе, постигаю свою вепсскую суть проникая за закрытые границы сквозь запретные двери приближаюсь, удивляясь: я ли это? |
* * * Когда я родилась я родилась снежинкой. Белой узорчатой снежинкой я упала (случайно?) с отчего неба прямо на чёрную мёрзлую землю. Какая судьба! Какое плетенье узора! Вся жизнь прошла в любовании им, в уточнении линий. Теперь я почти готова. Согласно рисунку. Скоро весна. Солнце светит с небывалой силой. Оно светит всем. Отец мой меня не оставил, не позабыл. Скоро я снова взлечу в небеса, чтобы опять упасть на землю? |
Перевод с вепсского
М.ХЮТТИ и Л.МАЛЬЧУКОВА
ХЕЛЬСИНКИ – ПЕТРОЗАВОДСК
Добавить комментарий