Битва за Сталинград
№ 2012 / 1, 23.02.2015
Очень редко редакторы литературных журналов берут на себя ответственность публиковать произведения представителей маргинальной среды нашего общества. Такие тексты интересны скорее как документ эпохи
Очень редко редакторы литературных журналов берут на себя ответственность публиковать произведения представителей маргинальной среды нашего общества. Такие тексты интересны скорее как документ эпохи, свидетельство о людях, написанное от первого лица, зачастую слабое в художественном отношении, но производящее мощный эффект благодаря теме, затронутой автором.
В 2010 году поводом для разговоров о языке улиц стала повесть «Исход» анонимного автора, который подписался как Dj Stalingrad. Изначально текст позиционируется как будни представителя движения «антифа». За последние несколько лет нацизм и борьба с ним становится частью нашей жизни, и кажется, что любая книга на эту тему может стать бестселлером. Тем более что автора «Исхода» можно считать едва ли не первооткрывателем: героев и писателей из антифа в русской литературе прежде замечено не было. Целый пласт обширной субкультуры, его статус и восприятие читателем зависят от одного человека – описывающего этот мир героя-автора. Ведь именно он, подобно зеркалу, отображает и формирует изначальное представление людей об этой незнакомой среде и их оценку. Читатель рассчитывает на то, что зеркало не будет кривым, но это художественная литература, вымысел, а значит – всё возможно.
 |
Нацизм, национализм, фашизм – давно понятные и зачастую близкие молодёжи доктрины. Андрей Юров, член экспертного совета при уполномоченном по правам человека в Российской Федерации, эксперт Совета Европы, консультант Московской Хельсинской группы (МХГ) в своём докладе на круглом столе «Проблемы взаимодействия в мультикультурной молодёжной среде» приводит любопытные данные в связи с отношением молодых людей к этой теме. В одном провинциальном городе в годовщину ВОВ среди школьников 50 классов 15-ти школ разных уровней от простых до самых престижных проводился опрос об отношении к фашизму. В результате оказалось, что примерно 5–6 человек из 30-ти симпатизируют современным нацистам, одобряют их действия, и, возможно, сами являются нацистами. Примерно такая же группа школьников (5–6 из 30-ти) говорит, что боится «скинов»: «Мы боимся, мы считаем это проблемой». Причинами являются принадлежность к иным субкультурам, либо дружба с представителями нацменьшинств и других этнических групп. Но самое удивительное связано с тем, что «…и первые 5 человек говорят, что «это – проблема», – но проблема в том смысле, что «нацистов слишком мало и слишком много людей с другим цветом кожи». Так вот, 12 человек говорят, что эта проблема есть, а остальные 18–20 говорят, что проблемы вообще не существует. «Ну, какие-то там нацисты; ну, что-то они там делают; эти скины, кого-то там побили; ну, мало ли, хулиганство какое-то, у кого-то мобильник отобрали… Мы не будем этим заниматься и раздувать из этого проблему. Мало ли на улице хулиганов ходит! И даже говорить об этом не стоит!»1. То есть для 20 из 30 человек этой проблемы не существует и обсуждать тут нечего. Именно благодаря замалчиванию и сознательному нежеланию замечать очевидное тема фашизма и борьбы против него становится маргинальной, уходит за пределы общественной жизни. Накладывая статистическую схему восприятия школьников на всё современное общество, нетрудно вообразить тот горизонт ожиданий, который связан с «Исходом» и её автором.
Узнать, кто на самом деле скрывается за прозвищем Dj Stalingrad, довольно легко. Повесть «Исход», опубликованная сначала в журнале «Знамя», а следом выпущенная отдельной книгой, вызвала широкий резонанс в литературной среде. Этому способствовало, в том числе, выдвижение повести в список номинантов на премию А.Белкина в 2010 году. По мнению многих критиков, «Знамя» внезапно окунулось в маргинальную сферу, которой чураются литературные журналы. Отделив текст от почвы, на которой тот возник, Сергей Чупринин помещает его в среду чуждую не только такому способу выражения, но, прежде всего, способу восприятия и отношения к жизни. Недаром он подчёркивает отдалённость от подобных людей в предисловии к «Исходу»: «Мои дети – не такие. И дети моих друзей, их однокашники, сослуживцы, приятели – тоже не такие»2.
Вслед за публикацией последовала характерная дискуссия вокруг повести в журнале «Знамя» с говорящим названием «Ещё одно потерянное поколение?». В ней приняли участие как литераторы, так и психологи, социологи, т.е. исследователи социальных процессов в нашем обществе. Что характерно, лишь А.Цветков в этой ситуации смог адекватно оценить повесть как литературное и социальное явление не только благодаря личному знакомству с автором: «В обществе, которое фактически согласилось с тем, что человек есть прежде всего существо, преумножающее свой доход, все описанные события и типажи неизбежны. В обществе, не создавшем никаких внутренних ограничителей капитализма, никаких «но» и «если» на пути рыночной войны слабых против ещё более слабых, в обществе, где разлёт между самым богатым и самым бедным процентом давно превзошёл всякие социологические приличия, следует удивляться не тому, «откуда это всё взялось?», а тому, «почему этого до сих пор так мало?»3. И ответ тут демографический – стремительно стареющее общество есть не лучший и даже тормозящий фон для любых молодёжных бунтов, сколько бы ни накопилось для них причин». Остальные высказывания можно с таким же успехом применить как к автору «Исхода», так и к жителям планеты Венера, например, характерный вопрос, которым задаётся доктор психологических наук, зав. кафедрой психогенетики факультета психологии МГУ Марина Егорова: «это человек?»4. Подобное отношение говорит скорее о непрофессионализме или нежелании интересоваться тем, что происходит за пределами собственного носа. А после событий на Манежной площади такое пренебрежение окружающей действительностью является не чем иным, как лицемерием.
Если вернуться к книге, то удивляет, почему никто из тех, кто писал о ней прежде, не обратил внимания, что без аннотации или знания имени автора она может восприниматься как описание деятельности представителя любой субкультуры. В тексте нет никаких отличительных особенностей той или иной субкультуры, и только внетекстовое знание о ней и её создателе даёт возможность, например, Е.Фанайловой писать о том, что, мол, автор-то «русский красный скинхед». Да пусть хоть буро-малиновый, в тексте-то об этом ни слова! Вернее, одно слово всё же было – «скин», и это единственное определение, с которым сталкивается читатель в финале повести со слов сотрудников ППС: «Говорят, хачи скина зарезали».
Кажется удивительным, ради чего антифа-стрейтэджеру писать текст, где он, вспоминая былые алкотрипы и наркотическую зависимость, воспевает культ силы вместо утверждения идеологии, которой он придерживается, и о которой, – невероятно! – в тексте нет ни слова. «Исход» позиционируется как повесть «для внутреннего потребления», для своих, но именно в силу полного отсутствия в нём идеологической наполненности такими «своими» могут стать и скинхеды, и активные футбольные болельщики, и антифа, да и просто психически неадекватные люди, которые любят драться без причины. Есть какая-то удивительная изначальная лживость в авторском желании угодить и нашим, и вашим, потребность в дешёвой популярности, бросающая странный отблеск на его, на первый взгляд, довольно искренние порывы.
И выходит, что схема, по которой предлагается читать текст, изначально не работает. Обвиняя автора в лживости или намеренном желании понравиться максимально широкой аудитории, я оставляю возможность случая, непреднамеренности в его поступке, несмотря на отсутствие в нём логики и вред антифашистскому движению в России.
Д.Маркова считает неоправданным вынесение маргинального текста за пределы его бытования и включение его в «высший» литературный круг: «Публикация «Исхода» – самая очевидная попытка зайти в тот клуб, куда ни ногой, тот довольно редкий случай, когда опубликованное неформатное произведение после публикации не становится форматным»5. Относиться к этому мнению можно по-разному. С одной стороны, «Исход» не имеет никакого отношения к художественной литературе. Дискуссия об этой повести лишь подтверждает мои слова: речь в ней идёт совсем не о литературе. С другой, повесть едва ли не впервые открывает новый тип героя, новый тип отношений между людьми. И имена Прилепина, Проханова и Лимонова, которые упоминаются, когда возникает разговор о более-менее провокативных темах, в данном случае оказываются неуместны, о таком и так они не писали.
Едва ли не впервые в номинально художественном произведении главным героем становится не человек, а тема, ключевая тема для нашей страны – ненависть. Это слово повторяется в «Исходе» чаще остальных. Герой, сравнивающий в книге свою жизнь с кинофильмом, наверняка ориентируется на известный во Франции фильм «Ненависть» с В.Касселем в главной роли. Схожий сюжет – быт арабских французов на периферии Парижа, их противостояние полиции, бесконечные драки и убийства, кажется, калькой ложится на картину его собственного существования. За одним исключением – тогда, в 90-е, герой был более наивен. Его текст воспринимается как восторг подростка перед возможностью изменить мир ударами собственных кулаков. И отчаяние, которое возникает после прочтения повести, связано, скорее, с осознанием бессмысленности подобных жертв в ситуации «борьбы с системой» и недостаточности их же в борьбе с фашизмом.
Сегодня ненависть стала главной эмоцией, которую испытывают жители нашей страны. Её проявлениями становится зашкаливающая статистика по убийствам по национальному признаку, избиение и нетерпимость по отношению к людям иной сексуальной ориентации, любое неприятие инакомыслия. Согласно статистике, в нашей стране самое высокое количество убийств по сравнению с другими европейскими странам: 26 случаев на 100 тысяч человек. Это в 50 раз больше, чем в Великобритании, например. Интернет заполнен роликами о случайных смертях, когда проходившие мимо пострадавшего человека могли его спасти, но никто этого не делал, и тот умирал на глазах у толпы. Уже перестали вызывать шок ситуации, когда машины высокопоставленных чиновников сбивают насмерть пешеходов и виновные остаются безнаказанными. Судя по постоянно обновляющемуся потоку подобного видео в Интернете, людям интереснее смотреть на смерть и страдания других, вместо того чтобы помогать им.
Герой «Исхода» считает, что: «Боль – это то, как мы воспринимаем окружающий мир. Звук проходит через чувствительные мембраны и отпечатывается рваной бороздой на поверхности виниловой пластинки. Так и реальность, все её объекты и мир в целом, через боль, болью оставляют свою борозду на поверхности нашей личности, создают, моделируют её». Отчуждение и ненависть, которые порождает внешний мир, герой преодолевает через боль. По сути, это вариация экзистенциальной схемы, когда человек оказывается в пограничной ситуации, и только через неё осознаёт остроту существования. Герой повести, мотивируемый творчеством Э.М. Ремарка, делает эту модель основой собственного бытия. Логично предположить, что сравнение с крысами, которых бьют током, в «Исходе» является аналогией взаимосвязи «бытие-герой» в тексте. Так он осознаёт, что жив, но и одновременно только так он может изменить реальность и почувствовать это изменение на себе: «Мне нравится чувствовать боль, это единственное, что мне остаётся, как ни стыдно признать».
Универсальность насилия в тексте даёт возможность интерпретировать текст как миф о 90-х, с разборками и гимном советскому человеку, живущему в квартире с ободранными обоями.
Насилие не знает языка и воспринимается на «ура» практически любой аудиторией. Распространённость и популярность повести в совершенно разных субкультурах – тому свидетельство. Но автор допустил очевидную ошибку: выбрав тему насилия ключевой в своём произведении, он отказался выбирать предмет. Герои избивают неких «других» людей, но в книге нет причин и мотивов, побудивших их совершать подобные поступки. Насколько же «своей» должна быть та аудитория, на которую рассчитана эта книга, что любая необходимость в мотивации для героя оказывается утрачена? А ведь именно в этом месте и с этого момента могла бы начаться книга. Другая, интересная, глубокая книга, где герой обосновывает потребность в борьбе с людьми, не признающими иной расы, иной точки зрения, иного образа жизни. В таком случае выбор его жизненного пути воспринимался бы не как эволюционный (поднял палку и ударил ей себе подобного), а как революционный, путь воина. До тех пор битва за Сталинград остаётся проигранной.
1 Юров А. Молодёжь: между фашизмом и безразличием // Информационно-аналитический центр «Сова». 22.08.2005. http://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/publications/2005/08/d5404/
2 Чупринин С. Вместо предисловия // Dj Сталинград. Исход. Знамя, № 9. 2010.
3 Цветков А. // Ещё одно потерянное поколение? Знамя, № 9. 2010.
4 Егорова М. // Ещё одно потерянное поколение? Знамя, № 9. 2010.
5 Маркова Д. В третьей хижине: вопрос формата // Знамя, № 4. 2011.
Марта АНТОНИЧЕВА,
г. САРАТОВ
Добавить комментарий