Восхождение в чистые структуры

№ 2013 / 23, 23.02.2015

Фортепианная авторская песня – это, как минимум, интересно. Марина Барешенкова – певица, пианистка, композитор и автор более ста песен. Её часто можно встретить в московских клубах

Фортепианная авторская песня – это, как минимум, интересно. Марина Барешенкова – певица, пианистка, композитор и автор более ста песен. Её часто можно встретить в московских клубах, исполняющей свои песни на цифровом пианино. А недавно вышел её альбом «Дальше», который уже получил много положительных отзывов. Марина – интересный человек и отличный собеседник, ответила на наши вопросы после одного из концертов.

МАРИНА БАРЕШЕНКОВА

– Марина, у вас чудесный «родниковый», как его уже назвали критики, голос. В то же время чувствуется, что он не поставлен профессионально. С одной стороны, в этом есть своё очарование, голос звучит необычно, не по-эстрадному, с другой стороны, возникает вопрос: не хотелось бы вам самой поработать с профессиональным педагогом?

– Что касается голоса, то кроме хора в музыкальной школе – никаких вокальный студий у меня не было. Я так всегда пела с детства. И это мой природный вокал. В профессиональной огранке – в традиционной вокальной (академической) школе – я, мне кажется, для своих песен, не нуждаюсь. Но самой бы мне, было бы интересно пройти опыт вокальной практики – той, что в театре Гротовского в Понтедере. Конечно, мастерство его актёров – это результат многолетней работы титанической, подвижнической. Результатом тренингов становится реальное чудо – когда звук голоса будто не принадлежит его носителю, а исходит откуда-то извне. И голос звучит безгранично по диапазону и силе. Каким образом это достигается, невозможно объяснить, да и узнать удаётся только избранным… Помню, когда смотрела их спектакль «Акция», мне ужасно захотелось присоединиться к этим актёрам – и петь вместе с ними. А потом убежать из родной Москвы в далёкую итальянскую деревушку Понтедера. Но для этого надо было слишком круто изменить жизнь, а я тогда и сейчас к этому не готова.

– У вас есть музыкальное образование? Насколько оно необходимо?

– Моё образование на музыкальном поприще – музыкальная школа по классу фортепиано. И всё. Дальше – был ГИТИС – театроведческий факультет. И в смысле музыки я, наверно, где-то изобретаю велосипед, минуя каноны и навыки, и тем самым пробираюсь своей дорожкой – очень субъективной. Наверное, так было угодно судьбе – бросить меня, как котёнка, в горнило самообразования. Постоянно чему-то учусь и не вижу предела совершенству – вечно пребываю в экзистенциальных сомнениях.

– Расскажите, как вы стали писать музыку?

– Музыку я не записываю в нотах, а фиксирую песни на аудионосители. Сочиняю с детства – с пяти лет. Всегда что-то пела. Правда, записывать диски – решилась не так давно. В какой-то момент поняла, что не в силах всё держать в памяти: старые песни вытесняются новыми – и забываются. Многие ранние записи с редких концертов вообще куда-то канули в небытие. Я всегда чувствовала, что должен настать момент готовности зафиксировать это творчество. И это связано не только с внешними обстоятельствами, но и с внутренним решением открыться миру. Как говорил Гераклит – нужно семь лет молчать, чтобы что-то сказать… В общем, в 2012 году у меня вышел мой дебютный альбом «Дальше» на отделении «ВЫХОД» у Олега Ковриги.

– Что первично в ваших песнях – музыка или лирика?

– Я бы не стала разделять эти два потока – они ведь плавают в одной реке.

– Когда написали первое стихотворение?

– Возможно, первым стихотворением был – «белый стих» песни в том самом отроческом пятилетнем возрасте. Но, думаю, серьёзно стихи я начала писать во времена студенчества. Хотя стихов, так и оставшихся стихами и не продолживших свою жизнь в песнях, гораздо меньше, чем самих песен.

– Ваши любимые музыканты?

– Я очень люблю группу «Jethro Tull». Все остальные – нравятся гораздо меньше. Вообще, моя критическая натура склонна к избранию в искусстве (и не только) среди множества – единичных примеров, которые проходят со мной рядом на протяжении всей жизни. Как говорил, про себя, тоже мной любимый Ролан Барт, что его любимые книжки можно по пальцам перечесть. Так и я могу про себя сказать – что моё «любимое» – тоже можно по пальцам перечесть. Хотя, безусловно, существует великое множество групп и исполнителей, которых я очень люблю. Я вообще, в последнее время, очень много слушаю музыки и абсолютно разной. Из российских групп – очень люблю «Вежливый отказ», ещё – Бориса Гребенщикова и его «Аквариум». Из классики – Бах, Моцарт, Шопен, Рахманинов, Арво Пярт.

– Согласны ли вы, что отношение к поэзии в последнее время не слишком серьёзное. Например, во времена Пушкина писали оду перу, которым написано письмо, и до сих пор, как и 200 лет назад, такие стихи воспринимались серьёзно и возвышенно. Теперь те же письма пишутся с помощью мышки и клавиатуры. Писать оду этим благам цивилизации считается как-то, по меньшей мере, несерьёзно…

– Ох уже эти времена – ох уж эти нравы. Но мы их не выбираем. Что ж говорить про всепоглощающую девальвацию слова и изничтожение «серьёзного» отношения к чему бы то ни было. Это уже банальность. Для меня гораздо важней, что всё же есть отдельные люди, которые продолжают относиться ко всему выше сказанному серьёзно. Пусть даже я их лично и не знаю. Но ведь искусство вершат единицы, и абсолютно неважно, пером они это делают или компьютерной мышкой…

– Вы работаете в жанре так называемой фортепианной авторской песни. Жанр довольно редкий. Кто ещё его представляет?

– Мой аккомпанирующий инструмент – фортепиано – невольно погрузил меня в ассоциативный и сравнительный ряд тех, кто творит в этом жанре. И их не так уж мало в пространстве мировой музыки. Но среди множества ярких индивидуальностей мне бы хотелось отметить тоже любимых: Элтон Джон, Нина Симон, Тори Эймос, Antony and the Johnsons (Энтони Хегерти), Сюзан Сандфор.

– Вы часто выступаете в клубах. Многие, наверное, удивляются, услышав в таком нетипичном месте серьёзную камерную музыку. Как реагируют посетители таких концертов, ранее не знакомые с вашим творчеством?

– Поскольку моё творчество действительно погранично – где-то между академической и рок-музыкой, то в клубах мне не совсем уютно. Моё творчество требует сосредоточенности и внимания не только от исполнителя, но и от слушателя. Внимать и слушать – погружаться – гораздо комфортней в атмосфере концертного зала, но не клуба. А праздно шатающаяся, расслабленно буржуазная публика клубов обычно приходит в оторопь от моего «напряжённого» музыкального высказывания. Вообще, я не так часто выступаю. Но могу сказать, что самое для меня гармоничное место в Москве – это Особняк купца Носова, что на Электрозаводской.

– Вы увлекаетесь философией Сёрена Кьеркегора. Я никогда не слышала об этом философе. Можете рассказать о его идеях, которые вам наиболее близки? С чего началось это увлечение?

– Увлечение Кьеркегором началось во времена студенчества. Лекции по современной философии нам читал Сергей Исаев – тогдашний ректор ГИТИСа. Философ и переводчик Кьеркегора. Я вообще думаю, что его переводы трудов датского теолога (который, кстати, жил и творил одновременно с Достоевским) – самые лучшие. Он и погрузил меня в эту стихию Кьеркегора и вообще философии. Говорить о близких мне идеях Кьеркегора могу бесконечно, но лучше советую просто открыть его книги. Ведь само погружение в этот текст – увлекательное духовное экзистенциальное путешествие, которое преобразует читателя по закону лестницы Иакова. Восхождение в чистые структуры заставляет человека почувствовать свой «путь». А путь, как говорил Кьеркегор – это решающее. И могу сказать, что мой путь во многом совпадает с философией Кьеркегора. Иногда мне кажется, что я его реинкарнация, как ни претенциозно, может быть, это звучит…Его философия очень субъективная, личностная. Недаром он писал, что все его тексты – исключительно про него самого. Этот субъективный императив – предельно серьёзен, как на исповеди – направлен внутрь человека и к Богу. И у меня в песнях – те же векторы.

– Вы также говорили, что во многом на формирование вашего мировоззрения повлияла учёба в ГИТИСе. Расскажите об этом времени.

– Да, я очень счастлива, что училась в ГИТИСе именно в тот период. Потому что судьба меня свела с Мудрецами и Профессионалами. Сейчас их, к сожалению, в родном институте почти не осталось. Ректора Сергея Исаева – убили, он не дожил до 50-и. Кто-то умер уже. А с некоторыми до сих пор общаюсь. Например, моя художественная руководительница курса Ирина Григорьевна Мягкова – специалист по французскому театру. Вообще, ГИТИС – теперь РАТИ уникальный вуз, по крайней мере, на театроведческом факультете отношения между преподавателями и студентами – это не только привычная связка – учитель-ученик, но и отношения равноправных коллег по профессии. Как пример, у меня уже в конце первого курса обучения вышла большая статья в журнале «Театр», в котором я позже проработала много лет (под руководством Валерия Семеновского и Александры Заславской). Театр, безусловно, обогатил мою личность, а встреча с таким художником, как театральный режиссёр Анатолий Васильев – повлияла на меня кардинально. (Но это отдельная тема!)

– Ваша профессия далека от музыки. Не возникает ли внутренних противоречий?

– На самом деле моя профессия – критик театральный – всё-таки связана с моим музыкальным творчеством. Просто я сейчас пишу не критические статьи на спектакли, а творю спектакли в музыке. Театрализация на уровне музыки и формы, игра музыкальными стилями, ритмами, гармониями. Это такие баллады из 21-го века в стиле неоклассицизма, где я пытаюсь преодолеть постмодернизм конца века 20-го. Весёлая серьёзность, которая сражается против скучной иронии. А рецензии пишут уже другие… Всё очень гармонично – ибо всё поступь судьбы.

– Как вы считаете, почему в 21 веке в России нет музыкантов мирового масштаба? Изменится ли ситуация в дальнейшем?

– Масштабы – вещь относительная, смотря с какой точки зрения посмотреть. Баха вообще открыли через сто лет. А то, что в России масса гениев – это несомненно… И совсем неважно, знает об этом мир или нет. Космос уж точно знает…

Беседу вела Любовь ГОРДЕЕВА