«Помрачение» Владимира Кантора

№ 2013 / 49, 23.02.2015

Новый романВладимира Кантора «Помрачение» – это история любви. Звучит странно, можно заподозрить, что Кантор написал мелодраму.

Новый роман Владимира Кантора «Помрачение» – это история любви. Звучит странно, можно заподозрить, что Кантор написал мелодраму. Но, конечно, нет, это не так. Тем более, хотя тема любви и является главной сюжетной линией, разворачивается она на фоне размышлений об истории русской философии и литературы. И даже шире – о мировой культуре. Гёте, Пушкин, Достоевский, Соловьёв, Блок, Камю, Фрейд – это лишь немногие из тех, кто возникает в романе, чтобы проиллюстрировать духовный поиск протагониста. В чём заключается этот поиск, почему потребовалось привлекать стольких классиков?

Наверное, любой духовный поиск направлен на обретение смысла жизни, как ни банально, и может быть, даже пошловато это звучит. Но факт остаётся фактом: человек до самой смерти пытается обрести себя в мире (и мир в себе) – и именно об этом книга Кантора. Выбор главного героя, по фамилии Хворост, несмотря на его глубочайшую историко-культурную осведомлённость, останавливается на телесной любви, как итоговом смысле. Это может показаться удивительным, вроде бы с древнейших времён, во всех почти религиозных и философских учениях, начиная с индуизма, буддизма, даосизма, конфуцианства, стоицизма, платонизма, христианства и вплоть до наших дней вновь и вновь утверждалась ничтожность телесных привязанностей. Вспомним «Пир» Платона: уж если и заходит речь о любви, то достойная любовь – только высокая, духовная привязанность, скорее интеллектуальное, чем телесное единение. Или куртуазная любовь – как бескорыстное служение прекрасной даме. А в большей части учений любовь в принципе рассматривается, как некая суета и трата времени. Главный же герой Кантора именно телесную любовь, физиологическую, одержимую привязанность и страсть обладания возводит на пьедестал. Это то, чем он живёт, женщины, обладание ими – его мир. Как сказал Шопенгауэр, мир это наша воля и представление, и мир Хвороста, с его волей и представлением – это, прошу прощения, бабы, бабы и бабы. И бабы. Вообще, конечно, я немного утрирую и вынужден выражаться слишком прилично, хотя, на самом деле, вместо слова «баба» здесь следовало указать совсем другой термин! Но, я думаю, вы догадываетесь какой.

Притом Хворост понимает, в общем-то, что такими булыжниками, которыми он выкладывает свой путь, вымощена дорога в ад. И финал его ждёт крайне трагический, его, скажем так, наказывают (извините за спойлер). И здесь можно проинтерпретировать данный сюжет двояко. С одной стороны, это важнейший для русской литературы мотив преступления и наказания – его наказывают за преступление. Но, с другой, более важной стороны, его наказывают за слабость. Главный герой не смог преодолеть свою слабость, влечение к преходящему, иллюзорному, пустому. Его драма – драма отверженного, его любовь – боль и обида. Однако если бы его возлюбленная (одна из многих) шла ему навстречу сколь угодно долго, она ему наскучила бы довольно быстро. Всё это сказано в том же «Фаусте», у того же Казановы, у Монтеня: «трудности распаляют наши желания». Или вспомним классический (классический в том смысле, что он лёг в основу современной беллетристики) сюжет влюблённого Бенвенуто Челлини – все его мучения были завершены, едва он настиг свою любовь. Сразу после этого он ушёл и больше о ней не вспоминал. А Жюльен Сорель с его романтическими привязанностями? В общем, примеров можно привести много. Это трюизм, но объект вожделения приобретает свою значимость, именно становясь трудно доступным. Так вот главный герой Кантора был наказан за слабость, за ложные цели, за то, что он мнимому придавал статус важнейшей ценности бытия.

Любопытную параллель можно провести с романом Ирвина Ялома «Когда Ницше плакал». Психоанализ, поиск смысла, любовь – эти же сюжеты играют ключевую рольв «Помрачении». Разве что Кантор, в отличие от Ялома, уделяет большое внимание анализу разных аспектов мировой литературы. И очевидна разница финалов: если у Ялома история в целом оптимистична, то Кантор рисует картину крайне пессимистическую, в духе экзистенциализма самого мрачного толка. Даже Сартр предлагает более радужную картину (хотя, конечно, разговор о пессимизме экзистенциализма очень спорен).

В завершение хочется высказаться о жанровом разнообразии литературного творчества Владимира Кантора. «Помрачение» – это философская любовная драма. Но есть так же «Крепость», «Смерть пенсионера», «Крокодил» и т.д., и каждая книга своеобразна и непохожа на другие. Наибольшую популярность у массового читателя получил роман «Крокодил» – на мой взгляд, блестящая история, имеющая общую культурную основу (и потому вообще много общего) с романом Виктора Ерофеева «Москва – Петушки». Но если Ерофеев в большей степени лиричен, сентиментален и (простите уж такую крайность) тяготеет к теологическим мотивам, то Кантор, что не удивительно, к философским. И в «Помрачении» он продолжает традицию литературного философствования, быть может, в чём-то следуя пути, проложенному в своё время Достоевским и Толстым.

Иван ГОБЗЕВ