Горечь мудрого слова

№ 2014 / 21, 23.02.2015

В мае этого года литературный мир отметит 115-летие со дня рождения Леонида Леонова и 20-летие издания его итогового романа «Пирамида».

В мае этого года литературный мир отметит 115-летие со дня рождения Леонида Леонова и 20-летие издания его итогового романа «Пирамида». Виктор Хрулёв попытался взглянуть на творческое наследие писателя глазами человека начала нового века.

Человечество движется вперёд

как бы с миной на шее,

которая есть расовый,

национальный, сословный

и просто личный эгоизм.

Леонид Леонов

1

Чем дальше развёртывается XXI век, тем отчётливее предстаёт хрупкость и ненадёжность современного мира. И тем тревожнее от мысли, что нынешнее скромное благополучие и стабильность относительны и непрочны. Под ними зреет недовольство широких кругов и «святая злоба» за несправедливость, социальное неравенство и пренебрежение нуждами народа. Этот потаённый протест способен взорваться и ввергнуть человека, страну, окружающий мир в стихию ожесточения и ненависти. И тогда строки поэмы Александра Блока «Возмездие» предстанут не только поэтическим обобщением, но и реалиями нынешней жизни:

И чёрная, земная кровь

Сулит нам, раздувая вены,

Все разрушая рубежи,

Неслыханные перемены,

Невиданные мятежи…

Предупреждение поэта сделано более 100 лет назад, в начале ХХ века. Оно предваряло две революции в России, две мировые войны и одну гражданскую, противостояние двух ядерных держав и страх атомного апокалипсиса. В унисон этому пророческому видению звучит признание Леонида Леонова, сделанное в предисловии к роману «Пирамида» (1994). Тогда писатель дал согласие печатать свою последнюю книгу в незавершённом виде. Спешность решения он объяснял «близостью самого грозного из всех когда-либо пережитых нами потрясений – вероисповедных, этнических, социальных – и уже заключительного для землян вообще». Автор полагал, что «событийная, всё нарастающая жуть уходящего века позволяет истолковать его как вступление к возрастному эпилогу человечества: стареют и звёзды».

Это воззвание к современникам – не дань жанру катастроф и не попытка привлечь к себе внимание громкими заявлениями. Нет, это боль души и итог пожизненных раздумий писателя о судьбе России в ХХ веке. Удручающую картину грядущего Леонов предвидел ещё в лихие 1990-е годы, когда начался распад великой державы. Его суждения и размышления того времени казались слишком мрачными и пугающими. Но реалии «новой России» подтвердили опасения художника. Сотни олигархов, разделивших страну на свои вотчины, развал промышленности и сельского хозяйства, деградация образования и науки по существу обескровили Россию, ослабили её национальную безопасность. Двадцать лет страна живёт по инерции, без идеологии, без внятного объяснения того, куда и к чему она движется, какие цели ставит перед собой. Стратегия развития не определена. Смысл происходящего не ясен.

Вопиющее социальное неравенство, цинизм и алчность властей, унижение самосознания русского народа, безмолвие людей, потерявших надежду на улучшение жизни – всё это создаёт почву для праведного гнева:

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь,

И страсть и ненависть к отчизне…

В «Пирамиде» Леонов предстал вестником, приобщающим читателя к горькой правде, которая явилась автору через образы искусства и стала его наваждением в конце ХХ столетия. Писатель использует весь арсенал поэтических средств (от подтекста и иронии до «кинжального выпада» и публицистичности), чтобы предостеречь современников от благодушия и упования на «авось». Он бьёт в колокола, надеясь привлечь внимание к урокам прошлого и предостеречь от жестоких сюрпризов будущего.

У нового поколения читателей, родившихся в 1980–1990-е годы, естественно, возникают вопросы: Что представляет собой Леонид Леонов как художник? Чем он обогатил отечественную и мировую литературу? В чём его значение для ХХI века?

2

Леонид Леонов явился связующим звеном между русской классикой и литературой ХХ века, между реализмом Достоевского, Чехова и художественными исканиями 1910–1920-х годов. Исследователи не случайно называют «Пирамиду» (1994) последним романом Серебряного века, считают, что «он связал начала и концы столетия в некую грандиозную и ещё не разгаданную Философему Бытия» (А.Павловский). Леонов не только до конца жизни утверждал высокие принципы, завещанные творцами прошлого, но и развивал их, стремился постичь то, что скрывается за гранью реальности, что связывает земную жизнь с таинством природы и мироздания.

Писатель успел увидеть дореволюционную Россию, оценить уклад её жизни, впитать нравственные основы. От интеллигенции того времени унаследовал представления о патриотизме, чести и достоинстве русского писателя, его долга перед Отечеством. Боль за Россию, за те потери, которые она понесла в разрушительных войнах ХХ века, незримо присутствует в его произведениях. Леонов не поступался своими принципами никогда: ни в 1930-е годы во время репрессий, ни в 1990-е в условиях смуты и девальвации литературы. Масштаб его личности притягателен для читателя.

Леонов – ровесник ХХ века. Он стал свидетелем крупнейших событий столетия, очевидцем полного цикла построения нового общества, движения к «светлому будущему» с октября 1917 года до распада СССР и национального унижения. Ему, единственному среди соратников по перу, довелось увидеть взлёт и крушение идеи «всеобщего равенства», расплату за доверие «вождям», безропотность и жертвенность на избранном пути.

Леонид Леонов был не только хранителем духовных традиций XIX века, но и художником-новатором, развивавшим одно из перспективных направлений литературы – философское. Он стремился осмыслить кардинальные вопросы бытия с позиций XX века. Писателя влекла вечная и нераскрытая тайна человека, его природы, назначения, смысла развития, положения на координатах Вселенной. Ещё в 1920-е годы Леонов считал, что не следует ограничиваться показом героя во внешней борьбе, а необходимо изобразить внутреннюю духовную арену, на которой происходят главные бои. Истоки такого подхода он связывал с реализмом Шекспира и призывал достичь мощного, трагически возвышенного отражения человека и жизни. Сам Леонов называл этот способ уплотнения действительности «логарифмированием», «косвенным» изображением, но смысл его один: достичь более ёмкого философского взгляда на мир, обнажить основы явления. Острые социальные проблемы, мощные конфликты предстают в его творчестве через духовно-нравственную сферу, через драму идей и мировоззрений. Леонова интересует общезначимое в конкретном, вечное в преходящем. Поэтому его герои одновременно «здесь», с нами, в обычной ситуации, и «там» – в сфере общечеловеческих ценностей. Эта философская ориентация пронизывает все уровни произведений писателя (сюжет, герои, стиль повествования). В необъятном сырье эпохи, в рассказе о современнике Леонов ищет «золотинки философского осмысления».

В то же время подобный взгляд не иссушает очарование бытия, не посягает на приоритет сердца. Напротив, он обостряет чувство красоты, желание вглядеться в него, запечатлеть в памяти, прежде чем поток жизни смоет его и заменит другим. «Разум всегда постигает только то, что уже знает душа», – считал Леонов и со жгучим интересом относился ко всему, что таит трепет и тепло живой жизни. Эта «осердеченность» восприятия сочетается у него с суровым безжалостным взглядом на беспечность человеческого поведения. Милосердие к человеку, боль за его ошибки и несчастья, с одной стороны, и бесстрашное срывание масок, с другой, земная теплота и космическая холодность – вот диапазон, в пределах которого развёртывается авторское отношение к человеку.

3

Обращение к творчеству Леонова позволяет глубже понять не только общие проблемы человека, истории, культуры, но и трагические обстоятельства, открывшиеся в развитии нашего общества лишь в конце XX века. В прозе 1920-х годов и особенно 1930-х («Барсуки», «Вор», «Соть», «Скутаревский») Леонов показывает, что культурная неразвитость порождает идейный прагматизм, ведёт к обесценению человека, к готовности осуществить радикальную чистку общества от «социально чуждых элементов», от всего, что покажется ненужным или вредным. В «Русском лесе» писатель прозорливо выявил губительные последствия разрыва научно-технического развития и нравственности, опасность потребительского отношения к природе. Он вскрыл внутреннюю болезнь общества, атмосферу спекулятивности, догматизма, бюрократической тирании. Анализ социально-психологических основ грацианщины, механики её вживания и самоутверждения позволяет крупнее понять масштабы социальной мимикрии, укоренившейся в следующие десятилетия. Судьбы героев, развёрнутые в романе «Вор» (2 ред.), побуждают серьёзно задуматься над проблемой гуманистического и культурного обеспечения нашего пути, над историческими и нравственными утратами, вызванными ограниченностью, упованием на насилие в решении общественных проблем.

Повесть «Evgenia Ivanovna» позволила увидеть проблемы социалистического развития в контексте мировой истории и её опыта, диалектичёской сущности любого процесса; она напоминает о суровой расплате за личные и общественные ошибки, о необратимости совершённых поступков. Повесть учит мужеству и ответственности, стойкости и дальновидности в испытаниях, встающих перед человеком. Роман «Пирамида» посвящён трагическим сторонам сегодняшней цивилизации. В нём слышны набатный звон, обращённый к сознанию и сердцу человека, боль и отчаяние художника при виде того, что происходит на Руси и в мире. Писатель использует крайние средства, имеющиеся в арсенале искусства, для того, чтобы снять состояние благодушия, отстранённости от происходящего, со всей остротой представить опасность крушения цивилизации. Отрезвляющий голос Леонова звучал не только в художественных произведениях, но и в прямом воззвании к людям Земли: «Подобно Катону Старшему не устаю при каждом удобном случае повторять, что никогда, со времён начала нашей эры не требовалось так интенсивно, хотя бы по часу в день, думать о послезавтрашнем мире».

Леонов – закрытый и зашифрованный художник, творчество которого не поддаётся однозначному толкованию. Писатель никогда не был диссидентом или апологетом господствующей в обществе идеологии. Во всех ситуациях он оставался одним из осмотрительных, несговорчивых и взыскательных представителей культуры. Но его расхождения с официальными доктринами не декларировались публично, не демонстрировались открыто. Они были частью его пожизненных раздумий о судьбе России, о жестокой истории ХХ века, о тех испытаниях, которые нас ждут впереди.

Леонов никогда не изменял своим идеям и последовательно утверждал их от первого романа «Барсуки» (1924) до последнего «Пирамида» (1994). Его отношение к социалистическому преображению страны претерпело свою эволюцию: от настороженности в 1920-е годы к доверию в 1940–1950-е и разочарованию в 1970–1990-е. Но неизменным оставались представления писателя о значимости культуры, о бережном отношении к природе, о сочувствии простому человеку в исторических потрясениях. В своих отношениях с властью Леонов мог идти на компромиссы, лавировать, чтобы сохранить право говорить и быть услышанным. Но он не ронял достоинство русского писателя, не подыгрывал сомнительным кампаниям, не поступался тем, что для него было несомненным. И эта сдержанность и твёрдость поведения обеспечивали ему не только относительную независимость, но и право иметь собственный взгляд на то, что происходило в мире.

4

Вполне возможно, что Леонов в ХХI веке может оказаться более востребованным художником, чем многие из его соратников по перу. Интерес к его личности и творчеству может возрасти и потому, что он художник-мыслитель, смотрящий на ХХ век наиболее трезво и дальновидно. Взгляд Леонова на культуру, природу и самого человека лишён иллюзий, идеализаций и неоправданных надежд, за которые пришлось расплачиваться в конце ХХ века и в начале XXI. Его горькие раздумья о будущем России и цивилизации, выраженные в «Пирамиде», могут отрезвляюще подействовать на современников и побудить их задуматься над последствиями безответственного поведения на планете до того, как они обрушатся на человека. Чем обусловлено это утверждение?

Во-первых, Леонов всегда оставался патриотом России и всё его творчество от «Барсуков» до «Пирамиды» пронизано привязанностью к родине, болью за её неустроенность, за жестокие испытания, выпавшие на её долю. И никакие отягощающие обстоятельства его жизни не смогли поколебить прочность этого чувства, как и глубинную народную связь с Отечеством.

Судьба человека в России – стержневая тема его наследия. Она сопряжена с раздумьями о природе человека с философским взглядом на жизнь. Но исходной основой произведений и восхождения писателя к крупным, подчас трагическим обобщениям оставалась конкретная реальная жизнь России. Эта неотделимость писателя от народа и судьбы родины – есть основа его творческого поведения. Именно она обеспечивает прочность положения художника в современном меняющемся мире.

Во-вторых, в течение всей жизни Леонов продумывал те проблемы, которые стремительно надвигаются на нас сегодня и требуют неотложных решений. Это прежде всего понимание человека на координатах Вселенной, природы, цивилизации и его ответственность за своё будущее.

Леонов рассматривает эти звенья как этапы единого процесса, находящиеся во внутренней связи. Как часть целого земная цивилизация должна быть осмыслена в контексте общих законов эволюции и развития жизни во Вселенной. Эта идея, развёрнутая в «Пирамиде», актуальна сегодня.

Согласно её, жизнь на Земле является стечением благоприятных обстоятельств, которые могут измениться, и жизнь, как и сама материя, переплавится в «свою диалектическую ипостась» [Х, 566]: «…бесконечно истончившаяся материя… в перспективе дальнейших превращений исчезнет и сама, оставив по себе лишь немеркнущее, не просто фотонное сиянье, а тот свет предвечный народных сказаний, в котором рассеяны летучие пылинки миров, погребены давно прошедшие, вызревают неродившиеся и где-то там на своём млечном пёрышке – мы» [Х, 572].

В отношении к человеческой истории Леонов отвергает идею беспечного оптимизма, подвергает её безжалостной иронии. Согласно этой идее в природе заложена гарантия благополучия будущего, а основу жизни составляет закон прогресса, ведущий человечество к совершенству. Мысль о том, что «всё к лучшему в этом лучшем из миров», расценивается им как иллюзия, за которую человечество расплачивается высокой ценой (социальные, национальные, экологические катастрофы XX века). Писатель считает, что развитие включает в себя и катастрофу как неотъемлемую фазу движения. Она служит источником обновления природы, радикального изменения предшествующей эволюции.

Идее оптимизма Леонов противопоставляет деятельный пессимизм. В основе его – осознание того, что ответственность за будущее несёт само человечество. Только его разум и практическая подготовленность способны предотвратить или ослабить последствия грядущих катастроф. Страху перед будущим Леонов противопоставляет трезвость и мужество человека.

В «Пирамиде» писатель стремится раскрыть закон зарождения Вселенной, действующий на всех этапах её эволюции, понять «первичный иероглиф замысла». На уровне человеческой истории эту первооснову писатель определяет как «ген овладения миром. Поскольку наука не имеет «подходящего средства для надёжного, потустороннего… проникновенья в такую глубь естества», Леонов использует библейскую схему и с помощью её образности раскрывает двойственную природу человека. Подход к проблеме аналогичен поиску первичной основы в науке.

Леонов включает в свою версию указание на зоогипотезу или гипотезу галактического карантина. Как и ученые, он допускает, что современное развитие человечества представляет «тупиковую ветвь» эволюции, вызванную гипертрофией разума. Подобные тупики обычны в развитии материи: «…история эволюции жизни на Земле – это кладбище видов». Леонова мучает мысль, не является ли тупик возможным финалом эволюции разумных видов во Вселенной. Альтернативой данной, отнюдь не оптимистической, концепции выступает, по мнению И.Шкловского, идея о том, что «разум есть проявление некоего внематериального, трансцендентного начала. Это старая идея бога и божественной природы разума». Но и эта идея выходит за рамки науки и не может быть подтверждена или опровергнута.

Леонов считает, что выход из сложившейся ситуации может быть найден только самим человечеством и найден до того, как наступят необратимые последствия развития. Надежды на подсказку или помощь «свыше» отпадают как неподтверждённые.

Глубина размышлений Леонова о кардинальных вопросах человечества определила актуальность и перспективность его позиции. Космологическая версия писателя не претендует на научную достоверность. «Трудно быть пророком в своём отечестве, даже на таком маленьком безвредном поприще как литература», – считает Леонов. Но его версия активизирует интерес к положению цивилизации в мире, к причинам её кризисного состояния.

В-третьих, Леонов как художник-мыслитель всегда был дальновиднее и осмотрительнее идеологических доктрин и господствовавших в обществе представлений. Его сомнения и внутренние противоречия вызывали раздражение и недоверие власть имущих. Но скрытая духовная оппозиционность была не протестной или разрушительной для России, а созидательной и результативной. Она побуждала современников просчитывать последствия социальных экспериментов, извлекать уроки из исторических ошибок, находить более умную и дальновидную позицию в спорных вопросах времени. Она призывала к мудрости и ответственности решений, затрагивающих судьбы людей. Эта высота ответственности писателя за утверждаемые позиции будет притягательна и поучительна для духовного развития нынешних поколений.

В-четвёртых, центральной темой творчества Леонова является тема культуры в широком смысле этого слова. Это и культура развития и поведения человека на планете, и культура проведения социальных доктрин и реформ. Культура для Леонова – это мера развитости и ответственности человека за всё совершаемое им. Культура – это и понимание несовершенства человека и его природы, опасности, заключённой в нём самом. Культура – это искусство поддержания человеческого в человеке, способность не провоцировать его на ожесточение и безумие. Культура, как спасательный пояс, по Леонову, способна защитить и предотвратить саморазрушение человечества. И, напротив, недооценка культуры оборачивается возмездием обществу, его сползанием к стихийности и неуправляемости. Актуальность позиций Леонова в этом ракурсе не подлежит сомнению. Она ждёт своего осмысления и практического использования.

В-пятых, с начала 1920-х годов Леонова упрекали в двойственности позиции к революционным событиям, в сомнениях и оглядке на прошлое. А. Воронский – один из наиболее проницательных критиков того времени, отмечал, что Леонов воспринимает революционную эпоху как «великий исторический пролом, погост с безымянными могилами, обильно принявший в себя сотни тысяч человеческих жизней». Критик считал, что главной темой Леонова и есть боль пролома.

Сегодня мы знаем масштаб ущерба, нанесённого Гражданской войной, коллективизацией и последующим голодом, масштаб, оцениваемый в десятки миллионов загубленных жизней. И мы понимаем, что Леонов чувствовал, передавая эту опасность ожесточения и самоуничтожения народа, обескровливания России, ослабления её на долгие времена.

Эта боль за невосполнимые утраты должна стать сегодня барьером на пути разрушительных для страны решений и действий, упования на «авось», благодушия и пренебрежения к народу. Эта боль взывает к ответственности и профессионализму. Данное требование фактически выстрадано Леоновым и проведено через все его произведения от «Барсуков» до «Пирамиды». Сегодня оно становится жизненно необходимым для современников.

В-шестых, отношение Леонова к действительности на протяжении всей жизни отличалось вдумчивостью и осмотрительностью. В его позиции всегда присутствовали критичность и сопротивление ограниченности реформаторов России. Это позволило писателю достойно пройти опасный период 1930–1940-х годов, избежать конфронтации и заигрывания с властью. Самодостаточность поддерживала Леонова в неблагоприятных обстоятельствах. И в этом проявлялась мудрость художника.

И.Золотусский справедливо заметил: «Есть два вида сопротивления. Один предложили истории декабристы, другой – Пушкин, Гоголь, Тютчев, Толстой. Первый – это открытый вызов и кровопролитие, второй – стоическое сопротивление злу.

Последнее противостояние бескровно. Здесь не взрывают царских карет, не стреляют в упор… не пускаются в опасные игры со злом, а стараются вытеснить его самим фактом своего существования» (Лит. газета. 2005. № 16).

Сказано точно и ёмко. Да, воздействие писателя ограничено словом и поэтическим даром. В отведённых ему границах художник выражает отношение к современности, стремится постичь скрытый смысл происходящего.

Сопротивление длиной в жизнь неизбежно включает в себя компромисс, завуалированность еретических мыслей, точно так же, как и кинжальный выпад, обескураживающий своей дерзостью, и высокое слово публициста, пронзающее душу. Весь арсенал мастера использовал Леонов ради заветной цели: донести до читателя прозрения ума и сердца, поддержать его в моменты отчаяния и ожесточения, укрепить дух и надежду на преодоление зла.

В-седьмых, художественные искания Леонова воспринимаются сегодня как обновление и обогащение традиций русской классики, как повышение ёмкости и смысловой значимости слова писателя. Современники Леонова упрекали его в орнаментальности прозы, в завуалированности авторской позиции, в усложнённости формы и изощрённости повествования, в чрезмерном увлечении фантастикой, в смешении условного и реального миров. По мысли критиков, это вносило двусмысленность и настораживало читателей. Но сегодня ясно, что Леонов усложнял и развивал поэтику повествования потому, что искал «стиль мышления», адекватный сложности реальной действительности ХХ века с 1920-х до 1990-х годов. А сама тенденция прозы к усилению условности, насыщению литературы культурно-историческими знаками, повышению ёмкости повествования была свойственна всему художественному развитию ХХ века. Многие писатели отходили от описательного реализма и устремлялись к раскрепощению художественной палитры. И здесь каждый искал свой путь выражения общей потребности.

Из сокровищницы русского языка Леонов создал свой поэтический язык, соединивший исследовательскую точность и возвышенность, лирическую проникновенность и объёмность, романтический пафос и тончайшую иронию. Способность художника живописать мир, находить свежие сочные краски восхищала Горького: «Анафемски хорош язык, такой «кондово» русский, яркий, басовитый, особенно – там, где Вы разыгрываете тему «стихии», напоминая таких музыкантов, как Бетховен и Бах…». Симфоническая стройность стиля Леонова, ёмкость и величавость его образов, орнаментальная вязь повествования, сочность и густота слова позволяют говорить о новых гранях русского языка, высвеченных крупнейшим мастером XX века.

***

Сегодня Л.Леонов не нуждается в нашем оправдании и расположении. Его вклад как художника и мыслителя в русскую и мировую литературу прошлого века значителен и несомненен. А его авторитет уже не зависит от преходящих исторических обстоятельств, моды или развитости читателя. Но все мы, современники ХХI века, нуждаемся в мудром, отрезвляющем слове писателя. Л.Леонов выполнил долг перед совестью и Отечеством, и нам предстоит достойно принять его дар и в меру своих возможностей подняться к высоте раздумий художника.

Виктор ХРУЛЕВ,
г. УФА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.