Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым

№ 2014 / 23, 23.02.2015

 

ОТ ЗАПСИБА ДО ЕМЕЛЬЯНА ПУГАЧЁВА

 

Руслана Ляшева принадлежит к плеяде блестящих, непримиримых и принципиальных в своих концепциях публицистов, которых с идейных позиций не сдвинуть. А что это за позиции? Пожалуй, стоит процитировать отрывки из некоторых её статей, размещённых в книге «На бегу» (ООО ПК «Офсет»). Это в какой-то мере даёт представление о мироощущении и интересах автора, хотя они столь многогранны, что «не ухватишь». Ведь Ляшева пишет практически обо всём, всё ей волнует душу и кровь, начиная от Запсиба, где она в далёких 60-х годах работала сварщицей, и кончая футболистом Аршавиным с его «это ваши проблемы». А между ними – Гоголь, Тойнби, Бушин, Проханов, современный литературный процесс, спор шахтёра с Иммануилом Кантом, реализм без берегов, обзоры прозы и поэзии от Москвы до Находки, полистилистика, рок-музыканты и чёрт-те что ещё. Но всё очень нужное и важное. Так вот, цитаты.

lyasheva

«Не дождавшись ясности насчёт национальной русской идеи, поиски которой у общественности как-то не заладились, я стала собирать свою торбочку. Послушала, почитала, пораскинула мозгами и тряхнула добычей: славянофильство и евразийство. Не густо. Но и не хило». «Всем очевидно, что реализм и модернизм (постмодернизм) различают не художественные формы, а содержание: реалист возвышает человека, а постмодернист его «опускает». «Христианские традиции и пантеизм народного мироощущения как бы заново воссоединились в русской литературе ХХ века. Господь и Природа соседствуют, сопутствуют жизни человека». «Оригинальность произведений Владимира Костылёва в книге «Семнадцать ступеней» бросается в глаза сразу, когда прочтёшь обозначение жанра под названием «Верлибры», а потом перейдёшь к поэтическим миниатюрам и обнаружишь, что они написаны в стиле популярных жанров японской поэзии – танка или хайку». (Это о том, что близость города Арсеньева Приморского края, где В. Костылёв издаёт альманах «Литературный меридиан», к Японии сказалась на жанре, соединившем Запад с Востоком). «Сейчас мне пришла в голову простая мысль. Как обманчиво впечатление от попсы, захлестнувшей эстраду, ТВ, кино и литературу, которая вроде саранчи на полях всё закрыла серым цветом: эротика да «бабло», и больше ничего! Но нет! Откроешь антологию с ретроспективой за полвека и с удивлением обнаруживаешь, что литература в глубинных своих проявлениях продолжает жить в напряжённом творческом ритме. Иначе и быть не может. Настоящее творчество всегда рождается не коммерцией (и не для коммерции), а из душевных порывов талантливого человека и из его искренности».

Ну, хватит. Хотя нет, ещё одно: «Волжские просторы наплывали, наплывали, чаруя и умиротворяя; солнце, цветущие по берегам сады и дикие заросли вишни, малины и смородины после скромной петербургской весны казались преизобильными…». К чему бы тут эта поэтическая цитата, занесённая сюда каким-то лирическим ветром из другого жанра? Да потому, что Руслана Ляшева не только публицист и критик, а ещё и хороший прозаик. Её перу принадлежит роман «Зеркало Емельяна Пугачёва», повести и множество рассказов. О романе, помещённом в этой книге, Гарий Немченко сказал так: «До этого знал её прозу всё больше как экспериментаторскую, но тут вполне объяснимый эксперимент с историческим материалом и современностью стал лишь необходимым и потому малозаметным инструментом, прочно сшившим ткань произведения в единое, неразделимое целое. Знанию прошлой, пышной и жестокой эпохи, как и тревожному ощущению безжалостных примет нынешнего социального устройства, можно лишь позавидовать… Но я откровенно позавидовал ещё одному: эфемерная, как почти у всех у нас, окончивших Московский университет, ностальгия по альма матер, по знаменитой на Руси студенческой колыбели, в романе у Русланы Ляшевой верно служит чёткому авторскому замыслу. Что касается самого этого замысла, то, размышляя о нём, вдруг подумал: опять она, как когда-то давно, на нашей стройке, взялась за тяжкую мужскую работу: народ и родная ему земля». Вот то-то и оно. В этих словах мне многое и приоткрылось. Всё дело в том, что Руслана Петровна Ляшева, с её сибирским характером, не боясь никого и ничего, делает в литературе за современных словотворцев тяжёлую мужскую работу. И у неё это отменно получается.

Постскриптум. А сама книга посвящена не кому-либо, а 70-летию Кемеровской области и её замечательным людям, где автор вместе со всеми строила Запсиб. Как пишет сама Ляшева – бескорыстным, трудолюбивым, красивым девчонкам и ребятам: «Может быть, человек, рождаясь, приносит из Космоса заряд энергии; её хватает на детство и юность. А уж потом начинается взрослая жизнь: проблемы, заботы и никаких поблажек. Теперь рассчитывай только на свои физические и душевные силы».


 

АРИСТОКРАТ ДУХА

 

«Избранное» – это всегда какой-то итог, пусть даже предварительный, промежуточный финиш. У Юрия Кобрина таковым стала книга «Гены Ганнибала» (издательство «Вест-Консалтинг»). Поэт известный, живущий в Литве, академик Европейской академии естественных наук, награждённый Рыцарским крестом ордена Великого князя Литовского Гядиминиса и орденом Дружбы, лауреат медали Й.В. Гёте и многими другими премиями. Его стихи переводились на английский, немецкий, испанский, польский и иные языки и выходили в одиннадцати книгах, которые и сложились в «Избранное».

geny ganibala

 

Мои стихи, разобранные на цитаты,

эпиграфы, жалеть – напрасный труд.

Они в Германии, Израиле и Штатах…

Пусть там по-человечески живут.

 

Палитра стихотворных жанров, в которых работает Юрий Кобрин, велика и разнообразна: венки сонетов, моностихи, двустишия, верлибры, есть и заумные строчки, и фигурные. Всё это представлено в книге, с 60-х годов прошлого века. Так что можно наглядно видеть эволюцию души поэта. Как отмечает Евгений Степанов, ранний Кобрин – это восторженный метафоричный лирик, эмоциональный «юноша бледный со взором горящим».

 

Поцелуи твои легки и упруги,

как теннисные мячи,

стремительно касающиеся земли

и взлетающие в глубину-голубизну неба.

 

Поздний – это острый, одиозный и зачастую страшный поэт. Он называет вещи своими именами, белое – белым, а чёрное – чёрным.

 

Пришли такие времена,

Кто крут, того и кнут!

Какая в том твоя вина,

Что ты остался тут?..

 

Или такое вот двустишие:

 

Бог не выдаст, свинья не съест.

Русский русскому lupus est.

 

То есть «русский русскому волк». А разве это не точно отражает реальное положение дел в современном российском обществе?

А самая болезненная и болевая тема Юрия Кобрина – это «русское гетто», тот нелицеприятный и правдивый рассказ про фальшь «нашей и вашей свободы», «про родину свою литовскую – ту, что нас видела в гробу». Многие его стихи посвящены вопиющей теме выживания русских под заёмным фиговым листком «прав» и «демократии», где «ночь порукой круговой связала прочно всех в стране-самоубийце» и где «оскал времён» превращается в злую и безответную «пытку сердца».

 

Нас страшили «изменой Родине»,

но она изменила сама.

В Рождество вымерз куст смородины,

не сойти бы, ей-ей, с ума…

 

Тут нельзя не отметить, что Юрий Леонидович уже давно ведёт у себя в Литве подвижническую деятельность во имя и во славу русской поэзии и русской культуры, нарываясь порою на прямые угрозы и ненависть русофобов. Впрочем, не русофобов даже, а неонацистов, которым бендеровская Украина показывает пример. Фашизм расправляет плечи и всё увереннее чеканит шаг около границ России.

Постскриптум. Стихотворение «Пророк» Юстинаса Марцинкявичуса в переводе Юрия Кобрина:

 

Странник одной дороги.

Человек одного слова.

Остановив, спрашиваем:

где твои губы,

где твоё сердце,

где твои глаза?

Чудак:

он указал на нас.


 

HERR MANN, ДИНАСТИЯ

 

Книга Владимира Колганова «Герман, или Божий человек» (издательство «Центрполиграф») рассказывает не только об известном и очень популярном писателе второй половины прошлого века, но и о его сыне и внуке – кинорежиссёрах. Также имеющих весьма многочисленных почитателей. Стоит перечислить лишь некоторые произведения и фильмографию династии Германов. Повести «Студёное море», «Дорогой мой человек», «Я отвечаю за всё», роман «Россия молодая», фильмы «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин», «Гарпастум», «Бумажный солдат». И, конечно же, вызвавший немало споров и разочарований «Трудно быть богом». Вот на последнем я остановлюсь чуть поподробнее.

germann

Одноимённый роман братьев Стругацких, по их собственным словам, замышлялся как «весёлый, чисто приключенческий, мушкетёрский». В итоге получилось нечто иное, сюрреалистическое. Но всё равно изданное огромными тиражами во многих странах мира. Роман стал культовым. А вот надо ли было его экранизировать? Александр Сокуров, у которого, как и у Никиты Михалкова были свой трения с Алексеем Германом, считает так: «Литература – самодостаточное искусство. То, что создаётся в литературе – высота, глубина, «вертикальное мышление», – никогда не будет доступно кинематографу (вспомним тут многочисленные неудачные попытки экранизировать «Мастера и Маргариту». – А.Т.). Кино в лучшем случае может попытаться что-то проиллюстрировать, воспроизвести слово в слово, например». Что можно добавить? Роман Стругацких в основном чисто приключенческий, а содержащиеся в нём антитоталитарные идеи при желании можно замечать или не замечать, но если делать акцент только на них, то получится, то… что получилось: сплошная чернота и фекалии. Процитирую уж и Дмитрия Быкова: «Это кошмары не натуралистические, а скорее сновидческие, клаустрофобные, из самых страшных догадок человека, привыкшего прикидывать эту средневековую судьбу на себя».

Слово автору книги: «Так что же он хотел сказать? Что ужас ужасен? Мы и без него об этом знаем. Или что в борьбе за власть люди не гнушаются никакими средствами? Пожалуй, так, однако суть этого утверждения в том, что оно относится не только к «чёрным», но и к «серым» – поскольку со временем, увлечённые своей борьбой, и они незаметно для себя чернеют. И даже «белых» эта страшная напасть тоже не минует – пройдёт очередной этап борьбы, и белое от грязи неизбежно посереет, а там недалеко и до черноты». Печальна перспектива всех благих (революционных) устремлений. Но хватит о фильме, о нём будут ещё долго спорить. Вернёмся к книге.

Интересны в ней не только исследования родословной Германов (кстати, напоминающей отчасти «легенды и мифы Древней Греции», столько там несостыковок, которые сам же автор скрупулёзно раскладывает «по полочкам»), но и биографические изыскания и описания сопутствующих реальных персонажей – Баталова, Ардова, Смоктуновского, Симонова и многих других. Включая таких незаурядных фигур, как сводный брат Алексея Германа – Михаил, главный специалист Русского музея, и его богатый парижский дядюшка, модный художник Константин Клуге. О них хотелось бы поговорить особо, да места нет. Читатель, если доберётся до этой книги (что я настоятельно рекомендую), сам удивится.

А в целом же, задача, которую ставил перед собой автор – это попытаться найти истоки творчества, понять психологию творца и объяснить, хотя бы для себя, почему столь разными путями шли к успеху Юрий Герман, его сын и внук.

Постскриптум. А почему книга названа именно так? Herr mann в переводе с немецкого означает «Божий человек». Тут следует принять во внимание, что и имя Иван (Йоханан) с древнееврейского имеет значение «Божья милость». Так что Германы и Ивановы на Руси – почти Божьи братья.

 

Александр ТРАПЕЗНИКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.