Культура несогласия
№ 2014 / 41, 23.02.2015
У многих людей, впервые оказавшихся в Великом Новгороде, складывается удивительное ощущение своеобразного живого музея под открытым небом
ИЛИ ПОЧЕМУ СТАРООБРЯДЦЫ НЕ ПРИЗНАЮТ СЕРАФИМА САРОВСКОГО
У многих людей, впервые оказавшихся в Великом Новгороде, складывается удивительное ощущение своеобразного живого музея под открытым небом, где древние стены и раскопки доступны любому прохожему отнюдь не маленького города. Но эта самая открытость иногда имеет дурным продолжением полную разруху и заброшенность некоторых важнейших памятников архитектуры, которые составили бы славу любой культурной столицы мира. Об одном из таких уголков древнейшего центра русской демократии мы побеседовали с отцом Александром ПАНКРАТОВЫМ – настоятелем Общины Русской Православной Старообрядческой Церкви Великого Новгорода. Год назад община получила от государства в пользование и на попечение уникальный памятник древнерусской культуры – церковь Ильи Пророка на Славне 1455 г., долгое время находившуюся почти в катастрофическом состоянии.
– Отец Александр, расскажите, пожалуйста, что вы знаете об истории этого многострадального места…
– Собственно, трагической она стала больше уже в близкие к нам времена… Место это очень древнее. Славенский конец или Славна считается одним из древнейших славянских поселений на территории современного Великого Новгорода, и есть даже такая версия (конечно, она слишком смелая, но тем не менее), что сам термин славяне первоначально означал «живущие на Славне». На то, что это место уходит очень глубоко корнями в историю, намекает и освящение здешнего храма в честь пророка Ильи. Ведь известно, что именно этому святому посвящались храмы в тех местностях, где славяне принимали христианство ещё в языческий период истории. Например, в Киеве храм, построенный при святой княгине Ольге, которая, как известно, не насаждала христианство как государственную религию, но, тем не менее, сама была христианкой, это был именно Ильинский храм. Исследователи объясняют данное обстоятельство некоей параллелью между образом ветхозаветного пророка Илии, который, согласно Священному Писанию, был взял живым на небо на огненной колеснице, и Перуном-громовержцем из славянской языческой мифологии. Так что, возможно, здесь, на месте существующей церкви, учитывая древность этого поселения, храм существовал (конечно, тогда ещё деревянный) с незапамятных времён – трудно даже сказать, когда он был впервые построен. Летописцы говорят о строительстве уже каменного здания в конце XII – начале XIII столетия (1198 – 1203 гг.).
Это место интересно ещё тем, что здесь проходила граница древнего города, и соседство двух храмов (между ними всего около 50-ти метров) – не случайно. Дело в том, что ещё в первую половину XIV века за алтарями храма Ильи Пророка была построена одна из первых каменных стен в Великом Новгороде. Посадник Феодор воздвиг здесь укрепление. И эта линия проходила как раз между храмами. То есть соседний храм святых апостолов Петра и Павла был в то время, в начале XIV века уже загородным. И есть данные, что около него был монастырь. Но ближе к концу XIV столетия границы города сильно увеличились. И был построен так называемый Окольный город. Это тот самый вал, который опоясывает Новгород по Торговой и Софийской сторонам. И оба храма вошли в городскую черту.
Именно здесь первоначально проходила Московская дорога, мимо этих церквей она входила в город. И именно здесь, у Ильинской церкви, новгородцы встречали своих архиепископов. Избирали их, как известно, в Новгороде на вече, но посвящали в сан в других городах (в основном в Москве). Однако место встречи их было неизменно здесь, и это выделяло Ильинский храм в ряду других. И ещё в дореволюционный период, в начале ХХ века, сохранялась древняя традиции, когда в престольный праздник Ильин день (2-го августа по новому стилю) сюда ходил крестный ход из Софийского собора. Несмотря на то, что в честь Ильи Пророка были ещё другие престолы в Новгороде. То есть это место, как древнее, первоначальное, особо почиталось.
То здание, которое мы сейчас видим, всё-таки к XII веку относится только в самых своих нижних частях, потому что в XV столетии, в 1455 году, святой новгородский владыка Ефимий перестроил храм полностью. Он был разобран, и с подошвы выстроен заново на старой основе. Такая была тенденция в его правление, которую исследователи называют Ефимьевскими реставрациями: древние храмы разбирались и строились заново, по возможности с соблюдением прежних форм. И в основном в таком виде, с некоторыми не очень значительными перестройками, наш храм сохранялся до XX века.
К сожалению, после революции 1917-го многое изменилось. Все мы знаем трагическую историю с закрытием храмов. В 30-е годы была разрушена замечательная шатровая колокольня 1860-х годов, которая замечательно смотрелась в панораме города. А потом – война…
Новгород сдали врагу достаточно быстро, уже в августе 1941 г. Но за городом, по реке Малому Волховцу, прошёл Волховский фронт, – дальше немцев не пустили. То есть Новгород оказался на линии огня, и три года – с августа 1941-го по январь 1944 г., простреливался насквозь с двух сторон. Немцы стреляли на восток, пытаясь прорвать героический фронт, а советские войска пытались войти в город со своей стороны. Соответственно, обстрелы шли и от наших. И повреждения были, надо признать, взаимные. Потому что когда идёт война, город, даже такой древний и наполненный выдающимися памятниками истории и культуры, – это просто плацдарм, занятый неприятелем. Тем более, что часто в куполах храмов базировались корректировщики вражеского артиллерийского огня, и было необходимо их ликвидировать. И вот при одном из обстрелов снаряд попал с северо-восточной стороны в Ильинский храм на Славне и повредил основание его главы. Здесь был красивейший, мощнейший купол, напоминающий гриб-боровик — огромная глава со шлемом. Были в серьёзной степени разрушены несшие купол своды. Обычно при таком попадании всё бывает снесено напрочь, но, благодаря прочности древней кладки, тут обошлось лишь повреждениями, хотя и значительными. К сожалению, с 1944-го по 1950 гг. всё это стояло непокрытым, никто не реставрировал храм в то тяжёлое послевоенное время, хотя он и использовался в качестве какого-то склада. И в мае 1950-го купол, увы, рухнул. Властями было принято решение не восстанавливать здание в прежнем церковном виде, а перестроить его под жилой дом. Ведь после войны город лежал в руинах, люди нуждались в жилплощади, где только не жили – в землянках и т.д. Тогда же были пробиты новые окна в стенах, пространство внутри разгорожено на четыре этажа (первоначально здание было двухярусным: нижний этаж – подклет, который имел хозяйственное назначение, а выше – храмовое пространство). Таким образом, длительное время здесь просто жили люди. Последнего реально прописанного здесь жильца расселили только в 2011 году. Вот такая печальная судьба, по сути, – акт варварства по отношению к древней святыне. Но, разумеется, трудно судить людей, которые жили здесь в то время и испытывали такие лишения, какие нам сейчас нелегко даже представить.
Сейчас же у нас стоит новая задача – возрождения и восстановления храма, придание ему внутри и снаружи былого вида. Этим мы и занимаемся постепенно.
– А почему именно вам, старообрядцам, государство передало в пользование такой уникальный объект? Вы подавали заявку какую-то?
– Безусловно. У нас в Новгороде с 2001 года находится в пользовании другой храм – церковь святого Иоанна Богослова на Витке XIV века (1384 г.). Он находится на краю парка «30-летия Октября», около центрального стадиона, недалеко от церкви святых Бориса и Глеба, где памятник Александру Невскому. То здание, конечно, тоже замечательное, мы порядочно вложили и вкладываем в его восстановление и дальнейшее благоустройство, но оно очень маленькое, тесное. А приход наш постепенно расширяется, и особенно когда бывают приезжие, там просто не развернуться. И мы уже довольно давно (с 2006 года и даже немного раньше) ходатайствовали о том, чтобы нам передали ещё одно здание, повместительнее. Очень долго мы просили о передаче храма святого Димитрия Солунского на Большой Московской улице, который находится напротив нынешнего торгового центра «Гагаринский», это тоже древнее здание, – XIV век с перестройками XV столетия. Но семилетние наши усилия привели к тому, что нам отказали. То здание передали Новгородской епархии – митрополии Московского Патриархата. Пришлось даже задавать вопрос в прокуратуре, потому что, конечно, там были отписки, явно противоречащие законодательству… Например, что храм, мол, ещё не отреставрирован, поэтому мы не можем вам его передать, хотя понятно, что для того и передают, чтобы начинали реставрировать… На это нам прокуратура написала (передаю коротко суть): попросите какую-то другую церковь. В областном комитете культуры нам посоветовали и даже намекнули, что если мы попросим церковь Ильи Пророка на Славне, то нам могут её дать. Поскольку другого выхода и выбора не было, мы так и сделали.
Благодарение Господу Богу и власть предержащим, наша заявка была удовлетворена. В чём видится и некий особый промысел, связанный с тем, что в истории этого храма есть очень интересные и тоже по-своему трагические страницы, связанные с историей старообрадчества. Дело в том, что в петровское время, в начале XVIII столетия здесь служил священник по имени отец Никифор Лебёдка, который был духовником самого Александра Даниловича Меньшикова – ближайшего соратника Петра I и фактически второго человека в государстве. Он, как христианин, имел духовного отца и приезжал на исповедь сюда, в Великий Новгород, к священнику Никифору. И, конечно, как человек весьма небедный, помогал этому храму. Даже в описаниях XIX века говорится о некоторых предметах церковной утвари, которые были пожертвованы сюда при настоятеле отце Никифоре Меньшиковым. То есть исторические свидетельства былых связей с «полудержавным властелином» сохранялись ещё не так давно в историческом плане. Казалось бы, батюшка безбедно существовал: сам Меньшиков приходит к нему на исповедь! Но отец Никифор был, как тогда было распространено, тайным старообрядцем. То есть внутренне не принимал церковных реформ патриарха Никона, молился по старым книгам и дораскольным уставам. Но тогда это преследовалось, и, несмотря на высокого покровителя в лице Меньшикова, нашлись «добрые люди», которые донесли на священника, и он окончил жизнь на плахе. Предварительно же был забран тогдашней ВЧК – Тайной канцелярией. Там он наотрез отказался менять свои убеждения и принимать новшества, за что, собственно, и был казнён. Мы считаем сего пастыря мучеником за веру. И нам видится даже некий акт исторической справедливости в том, что теперь здесь мы (хотя пока и не очень часто) молимся так же, как молился отец Никифор, и как молились в древности, когда этот храм строился. Ведь он глубоко дониконовский, как и большинство новгородских церквей.
о. Александр Панкратов с прихожанами |
– Каковы ближайшие перспективы по восстановлению, реставрации этого храма с такой удивительной историей?
– Ближайшие перспективы возрождения поруганной святыни, конечно же, связаны с нашим взаимодействием с государством. Подана заявка в Министерство культуры на финансирование пока ещё проектных работ по данному храму в 2015 году. Ведь без серьёзного, научно обоснованного проекта, связанного с проведением натурных исследований и архивных изысканий, никаких дальнейших шагов быть не может. Пока не известно, какое решение принято в Министерстве по нашему вопросу. Есть несколько писем в поддержку данной заявки. Кстати, в этом плане мы нашли понимание у археологов. Дело в том, что именно здесь, поскольку это было, как я уже говорил, древнее славянское поселение, начинались раскопки Великого Новгорода, ещё в 1930-е годы. Известный исследователь Артемий Владимирович Арциховский, впоследствии академик, начинал здесь изучение новгородского культурного слоя. И в обходной галерее храма, на втором этаже здания, мы планируем создать музейную экспозицию, совместно с музеем-заповедником, с археологами, по истории археологического исследования Великого Новгорода, точнее, о начале этого процесса, здесь, собственно, и происходившем. Конечно, храм при этом останется храмом. Но мы вполне допускаем сочетание в нём духовной и культурной функций, чтобы сюда приходили не только старообрядцы, но и все интересующиеся нашей историей. Мы открыты к таким контактам и взаимодействиям и надеемся, что здесь будет некий духовно-культурный центр, который по значению, быть может, будет даже выходить за рамки нашего великого города и его окрестностей.
– А связаны ли сложности получения вами зданий и государственного финансирования с тем, что это именно Старообрядческая Церковь делает?
– Пока никаких препятствий в этом плане мы не ощущаем. Наоборот, отношение вполне благосклонное. Думается, решение скорее зависит от общей ситуации в стране. Есть надежда на то, что государству тоже интересно поддержать находившееся долгое время в забытьи. Ведь реставрировать всё время одно и то же и скучно, и не интересно, и возникает вопрос: а что же другие объекты? И в последнее время начинают поддерживать те объекты, которые долгое время были забыты. Иными словами, надежда наша на помощь государства пока жива.
Но, конечно, мы пытаемся искать и собственные источники средств, обращаемся к различным благотворителям. И кое-что уже сделали, в основном, касающееся инфраструктуры. Кое-как шевелимся…
– А знаете ли вы, отец Александр, что был момент, когда на этом самом месте торговали овощами, и на этой почве возникали конфликты между теми людьми из Средней Азии, которые этим здесь промышляли, и местными ребятами, защищавшими русскую древность. И этих защитников, среди которых был новгородский подвижник Михаил Пекин, считали экстремистами, привлекали по 282-ой статье. Был даже снят сюжет по новгородскому телевидению по поводу этого храма, и буквально через два дня после того, как этот сюжет появился, торговцы переехали в Новую Мельницу…
– Предполагаю, что государственные органы, сдавшие церковные помещения в аренду тем, кого вы назвали, восприняли тот «наезд» на торговцев, как некое недовольство против себя: мол, мы же их пустили, а вы тут возникаете… Отсюда, видимо, и реакция. Очень рад, что, по милости Божией, этот конфликт уже в прошлом …
Сейчас, кстати, много говорят, в том числе и в СМИ, о проблемах, которые возникают при возвращении храмов и другого недвижимого имущества церкви и верующим. Как переселяют, например, светских жителей с острова Валаам и т.д. У нас тоже такая история была. Последние арендаторы здесь были у государства – художники. У них были отдельные комнатки, занятые под мастерские и т.п. Большинство уже, конечно, съехали, но вот троим съезжать было некуда. И, самое главное, Росимущество продлило им договора аренды после того уже, как вступил в силу известный закон о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения. А по этому закону договора аренды, заключённые после вступления его в силу, в случае передачи арендованного имущества религиозной организации автоматически расторгаются. Нашим же художникам не сказали об этом, не предупредили, мол, мы вам продлеваем, но знайте, что если церковь отдадут верующим, вас тут же выселят, несмотря на срок, прописанный в вашем договоре. Мы вошли в положение этих людей и разрешили, чтобы на то время, которое прописано в договорах их аренды (до 2016 г.), они тут находились. Но, конечно, с условием, что потом уже мы не сможем этот срок продлевать. Это позволило нам избежать каких-либо трений и резких движений. Более того, эти люди оказывают нам некоторую помощь: здание находится под их присмотром, хотя у нас и есть уже здесь свой человек, как говорится, дополнительные глаза лишними не будут.
– Расскажите, пожалуйста, немного о себе. Как вы лично пришли к вере и почему именно к старообрядчеству?
– Родился в Москве в 1970-м, воспитывался в советское время в семье, где тема религии в основном не поднималась. С достаточно ранних лет стал интересоваться историей, в том числе расспрашивал ныне уже давно покойных родственников о том, как жили в прежние времена. От них и узнал, что в роду были старообрядцы. И так, ища, что называется, собственные корни, в 1980-е годы, в возрасте 14-15 лет, пришёл на Рогожское кладбище – духовный центр старообрядчества в столице, стал прихожанином тамошней общины. Потом стал участвовать в службе. Меня очень интересовал богослужебный Устав, а также церковное чтение и пение. Со временем, когда появились некоторые навыки в этом плане, вёл службу на клиросе в разных приходах, в Москве и не только. Это, так сказать, церковная сторона. Попутно пришлось получить и мирское образование. После восьми классов школы закончил художественное училище по специальности «Реставрация икон», а затем учился в историко-архивном институте (который потом был переименован в РГГУ), на факультете «Музейное дело и охрана памятников истории и культуры». В 1994 году я его закончил. А в 2001-м, уже почти четырнадцать лет назад, духовное начальство направило меня сюда, в Великий Новгород, потому что тогда тут была такая ситуация: наши люди здесь были, но храма не было. Во всяком деле ведь должен быть некий «человек-мотор», — организатор, который может неким образом объединить людей, собрать их и помочь что-то сделать, чтобы из разрозненной группы образовалось нечто более цельное. С этой целью и был сюда делегирован. Однако это было и моё личное желание, а не просто разнарядка, потому что давно любил и изучал Новгород, много о нём читал и слышал, и, можно сказать, всю предыдущую жизнь к этому готовился.
– А много ли вообще старообрядцев в Новгороде?
– Точно сказать трудно, но тех, кто реально ходит в храм, человек примерно шестьдесят. По области есть ещё люди. Мы сейчас заканчиваем строить наш храм в Малой Вишере. Строится ещё церковь в деревне под Демянском. И ещё есть места, где живут наши люди – в Боровичах, в Старой Руссе, и не только там. Люди есть, из области к нам сюда приезжают. И чаще бы приезжали, если бы было где у своих людей переночевать, устроиться на время. Это ещё одна причина, по которой мы хлопотали об этой церкви на Славне, имеющей подсобные помещения. Есть тенденция к росту общины. Когда приехал сюда, был один, неженатый. Потом женился, сейчас у меня уже пятеро ребят. И у других наших прихожан имеются семьи с детьми, старообрядцы традиционно многодетны. Малыши со временем вырастают, значит, у них тоже свои дети появятся. Так что надо думать о развитии.
– В Новгороде ведь есть ещё старообрядцы, которые базируются на улице Молотковской. Есть ли у вас с ними какой-то контакт?
– Это беспоповцы поморского согласия. И надо сказать, что традиционно большинство новгородских старообрядцев – конечно, эти самые беспоповцы. Они лучше здесь сохранились. У них достаточно сильная община в Старой Руссе, она не закрывалась все советские годы. Тогда их там гоняли с квартиры на квартиру, из дома в дом, но они всё равно постоянно собирались, молились. То есть там такой живой корень у них остался (теперь им передан один из старинных храмов названного выше города). И, соответственно, с Новгородом это связано, и по области у них серьёзные основания. Мы с ними поддерживаем самые дружеские человеческие отношения. Но в плане духовном у нас общения нет. Вместе мы не молимся, потому что они отрицают священство. Вот я – священник. А они считают, что меня не может быть, потому что, по их убеждению, после никоновской реформы истинное священство пресеклось, исчезло, и его уже как бы неоткуда взять. Поэтому у них нет священников, и служба совершается в сокращённом виде: только то, что может по канонам делать мирской человек в отсутствие батюшки. То есть ни полноты Таинств, ни литургии, ни святого Причастия, – ничего этого у них нет. Только моления и исповедь в форме принятия помыслов. Я их не осуждаю. Как говорится, Господь разберёт, кто прав, кто виноват в конечном счёте. Но мы этих тем стараемся в общении с ними не касаться. На чисто человеческом уровне, а также во взимодействии со светской общественностью, у нас самые тесные и добрые отношения.
– Меня всегда в связи со старообрядцами интересовал вопрос, как вы относитесь к святым, канонизированным РПЦ? Какие здесь у вас отличия и особенности?
– Мы не имеем в своих церковных календарях святых, канонизированных Синодом. Они старообрядцами не были, поэтому для нас их святость как бы не актуальна.
– То есть всё, что после Никона, для вас не существует?
– У нас есть свои святые, которые после Никона просияли. В первую очередь это мученики и страдальцы за веру. Но не только. Были ведь у нас и монастыри, и подвижники, свои старцы – на Керженце (Нижегородское Заволжье), на Урале и т.д. Их могилы, кстати, почитаются и поныне. Не так давно издали «Ветковский патерик» – рассказы о святых, подвизавшихся на Ветке (современная Белоруссия, под Гомелем, а в конце XVII века это была Польша, туда во времена гонений бежало множество старообрядцев).
– А какой самый выдающийся, прославленный святой для старообрядцев из наиболее близких к нам времён?
– У нас канонизированы и пострадавшие от советской власти, наши мученики XX века. Например, среди них был епископ Петроградский и Тверской Геронтий, который умер в 1951 году. Он провёл десять лет в заключении и написал замечательные воспоминания, «Десятилетие вне свободы», которые по уровню воздействия вполне сопоставимы с книгами Солженицына и Шаламова о ГУЛАГе. Но это написано именно глубоко верующим человеком, епископом, и больше всего в этих воспоминаниях поражает, конечно, и тяжесть испытаний, которые выпали на его долю, и то, как он их переносил, с какой духовной силой, и … необычайным незлобием. Хотя был нанесён страшный удар, его епархия фактически была разрушена репрессиями, но в нём сохранился дух мира и любви. Несмотря ни на что, в самых страшных условиях! Это очень ценно в наше время, когда люди, видя какую-то маленькую неприятность, сразу начинают такой скандал подымать, так на дыбы встают, как будто творится светопреставление. А вот настоящие-то ужасы люди переживали с какой душой, с каким сердцем и с каким отношением к окружающим! Это очень глубокий, мощный документ эпохи.
– Но всё-таки интересно, какие у вас чувства вызывает тот же Серафим Саровский, который имеет такое огромное значение для верующих православных русских людей?
– Простите, но для нас его как бы не существует. Но есть и ещё один момент, который заставляет по меньшей мере сомневаться. Разумеется, не хочу этим никого оскорбить, задеть чувства верующих, но если в корень немножко глянуть … Когда читаешь жития некоторых так называемых «старцев», обращаешь внимание на то, что все они стремятся к некоему особенному «стяжанию благодати». Как будто бы той благодати, которая уже есть в Церкви, недостаточно! Это заставляет вспомнить, извините, харизматов, те секты, которые ищут, чтобы на них «дух накатил» («хлысты» и прочие). В нормальной же христианской жизни человек не нуждается в чрезмерном количестве благодати. Более того, преподобный Исаак Сирин пишет: «От избытка духовной пищи может быть несварение желудка». То есть во всём хороша мера. И мера эта Церковью уже определена: есть храм, приходский священник, Таинства, молитва церковная и домашняя, и т.д. И этим всё исчерпывается, сего вполне достаточно для душевного спасения! А вышепомянутая «сверхблагодать» в традиционном Православии просто ни к чему. К тому же в случае с чрезмерным культом «старцев» мы наблюдаем, с нашей точки зрения, странную «погоню за благодатью в лицах»: вот этот батюшка благодатный, а тот ещё благодатнее, и так далее, почти до бесконечности … Это то, чего не было в древности, поучения которой отличаются трезвостью, умеренностью в подобных вопросах. Наш строй духовной жизни подобной экзальтированности, которая заставляет вспомнить и определённые западные, католические моменты, не имеет. У нас другой принцип: служи службу по Уставу, как положено, без сокращений – часиков пять – вот и будет тебе благодать! Мы так, с Божией помощью, и стараемся делать.
– Ну а Сергия Радонежского ведь вы признаёте? Ходите ли к его мощам в Троице-Сергиеву лавру?
– Конечно! Безусловно! Он же глубоко дониконовский. Святыня не оскверняется тем, что она находится в каких-то чужих руках. Ещё в Ветхом Завете есть эпизод, когда Ковчег Завета похитили язычники — филистимляне и поставили в своём храме Дагона, морского божества. Но от этого Ковчег ведь не осквернился. Так же и здесь. Единственное что мы стараемся, по возможности, когда прикладываемся, совершать это так, чтобы нам никто не мешал, отдельно, чтобы не смешиваться в молитве с нестарообрядцами, сами по себе. Иногда даже удаётся договориться с кем-либо из руководства Троице – Сергиевой лавры (здесь надо отдать должное, как мы говорим, господствующей церкви), и к нам относятся с пониманием, идут навстречу: специально на время останавливают поток своих верующих, дают нам возможность отдельно приложиться. То есть и в этом плане у нас есть опыт спокойного взаимодействия.
Вообще история старообрядчества – замечательный пример того, как люди выработали так называемую культуру несогласия. Допустим, я с человеком не согласен так, что готов, что называется, в дым разругаться. Но не делаю этого, уважая взгляды оппонента. Стараюсь не опускаться до распрей, оскорблений, не говоря уже о каких-то более серьёзных враждебных действиях. И мы все стараемся этого по возможности придерживаться. Сохраняем себя, свои веру и основы, в то же время стремимся спокойно, мирно уживаться со всеми окружающими, какой бы веры они ни были. Этому нас история очень хорошо научила.
Беседу вели Евгений БОГАЧКОВ и Павел ПАВЛОВ,
МОСКВА – ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
Добавить комментарий