ПРОЗА: Леонид СЕДОЙКИН. ГОН

№ 2001 / 8, 23.02.2015

ГОН

    Где-то недалеко, в зарослях кустарника по правому верху оврага, собака шарила зайца. Время шло и шло, она молчала. В лесу было тихо и чисто, как случается только после недавно выпавшего снега. Под редкими соснами снег чуть краснел, под разросшимся подлеском, в основном это были десяти-, пятнадцатикольцовые осины, заметно отсвечивал зеленью. “Цийг”, — звонко взвизгнула собака, точно кто-то наступил ей на хвост. “Есть”, — мелькнуло в голове. Радостная слабость заставила прислониться к дереву. Овраг, весь лесок наполнились визгом, стоном, лаем. Казалось, не одна собака, а целая свора бешено носится по заснеженным, недавно оцепенелым местам. И это был не просто лай, это были всхлипывания, просьбы, рыдания… Словно собака всплакивала от испуганной радости, просила о помощи, рыдала о неминуемой потере, стонала от давнишней, вновь открывшейся раны… Голос то взлетал вверх, то гас.

“Эх, глупышка, — думал я, всматриваясь в небо, — сколько ни гоняйся, всё равно не догонишь, не достанется тебе заяц. И ведь понимаешь, поди, а всё-таки гонишь и гонишь… Или тебя что-то гонит?..”

Не раз ловил себя на мысли, что и мы за счастьем гоняемся, как собака за зайцем, делая круг за кругом, и каждый раз — столько радости, столько беспомощности, столько боли…

Но ведь есть, есть счастье, есть его песня, звучит она, манит… И кто-то сейчас её слышит!..

 

ВОРОБЬИНЫЙ ШАГ

Ночь, ночь, бесприютная полярная ночь… Темнота давит на плечи, пронизывает душу, словно в комнату проникает вьюга, бушующая за стенами. Пришёл с работы. Затопил печь. Греюсь у огня. Но во мне по-прежнему пусто, неуютно, стыло. Не от волчьего ли воя сжимается сердце?.. Встаю. Подхожу к календарю. Двадцать пятое декабря. Как долго ещё. Отрываю листочек, вчитываюсь в мелкий шрифт. Батюшки! Сегодня день прибавился, как говорят старики, на один воробьиный шаг. Каждый день, прожитый здесь, далеко от родного дома, кажется мне маленьким, ничтожным и почти незаметным, как воробьиный шаг. Малюсенькая птичка сегодня делает один шаг, завтра другой, послезавтра третий, и с каждым из них я становлюсь ближе к дому.

Воробышек сделает сто шестьдесят восемь шагов, и я увижу маму.

 

РАДОСТЬ

Для всех учителей лето кончается по календарю — первого сентября. А для меня оно тянется до тех пор, пока не польют дожди. Пока небо не станет беспросветным изо дня в день и не будет никакой надежды на прояснение.

И вот я заметил, что не я один что-то теряю с каждым уходящим днём. Ещё — одна учительница. Уже не та улыбка, не тот смех. И кажется, что лицо и глаза её — выцвели, поблекли. Наверное, так же живёт без радости.

Я решил и принёс ей цветы. Три белые хризантемы. Как школьник. Какая-то немота воцарилась в учительской. У самой девушки краска залила шею и лицо.

— Спасибо, спасибо, — не глядя на меня, повторяла она.

А дни всё короче, и теперь уже недалеко до дождей.

Принёс цветы ей домой. Едва переступил порог, как она снова вспыхнула до корней волос. И забегала, засуетилась, словно дорогие гости пожаловали к ней. Взяла цветы. Всплеснула руками:

— Вай, спасибо, спасибо. Чем же отблагодарить тебя за твоё добро? Даже бутылку не припасла.

Я стоял, не зная, куда деваться.

 

РОДНОЙ ДОМ

Третий год пошёл моего житья-бытья в Архангельской области. Кажется, и здесь пообвык, обзавёлся друзьями, работа, наконец… И всё-таки чего-то не хватает. Снится и снится родной дом. Бывает даже так — люди местные, архангельские, а действие происходит в родительском доме. Недавно рассказал об этом одной женщине, врачу.

— А где он, твой дом? — спросила она.

— В Мордовии.

— В Мор-до-вии? — удивилась. — Я вот одиннадцатый год живу у мужа, родной дом напротив находится, а во сне то и дело там бываю. А ты говоришь… в Мордовии.

 

КТО БОГАЧЕ?

Летом я встретился со своим сверстником. Я приехал из города, он тоже гостил у своих. Разговорились, вспомнили детство. Вспомнить было о чём — росли и учились вместе. В их семье было семеро детей, нас тоже — семеро. Родители наши работали в колхозе. Мне всегда казалось, что мы жили одинаково бедно. Приблизительно так я и сказал своему другу.

— Нет, — возразил он, — вы богаче жили.

— Да почему же? — недоуменно спросил я.

— Почему?.. Потому что вы пили неснятое молоко, а мы только снятое. А после бани, когда чай с сахаром пили, вы разбивали кусочек надвое, а мы — ещё раз пополам. Так что, — улыбнулся мой собеседник, — я всегда завидовал тебе. Думал, в достатке живёте.

 

КАРТОШКА

Осень. Копаем картошку. Босые ноги утопают в тёплой, нежной, как зола, земле. Урожай в этом году славный, смотришь на плоские, напоминающие лапти клубни — и глаз радуется.

Опустился на колени, поднёс к самым губам картофелину — и терпкий земляной дух разошёлся по всему телу.

Послышались чьи-то тихие шаги. Оглянулся — стоит за спиной моя старенькая мама. Смутился.

— Какая, сынок, у земли сила, одну картошку посадишь — десять вырастет. Вот оно, богатство-то, — произнесла она.

Действительно, как бы было хорошо, если б всегда из одной картофелины вырастало десять, из одного зёрнышка — сорок, одно доброе дело рождало б в ответ сто. Именно в этом наша сила и богатство.

 

Перевод с эрзянского Константина СМОРОДИНА

 

---

 

Леонид Седойкин родился в 1958 году в селе Кабаево Дубёнского района Мордовии. Окончил филологический факультет Мордовского госуниверситета имени Н.П. Огарёва. Работал преподавателем литературы в школе, педучилище. Автор нескольких книг на эрзянском языке. Сотрудник литературно-художественного журнала “Сятко” (“Искра”). Живёт в Саранске.