ПИСАТЕЛЬ НОМЕРА: Андрей Добрынин. КАК ПРИМИРИТЬ РЕАЛЬНОСТЬ С ДУХОВНОСТЬЮ? (интервью)

№ 2004 / 46, 23.02.2015

В романе известной детективной писательницы Татьяны Степановой «Звезда на одну роль» описывается вечер Ордена куртуазных маньеристов. Автор пишет так: «На сцену поднялся её любимый Андрей Добрынин…» Добрынина явно выделяют и из числа поэтов вообще, и из числа его товарищей по Ордену, да ещё в таких пылких выражениях. Мало о ком в наше время так говорят. И вдруг я узнаю, что большую часть книг Андрей Добрынин издал за свой счёт… Ответы в манифесте киберманьеризма.

 

— Зачем вы это делаете, при такой-то народной любви? Неужели не найдётся издателей или спонсоров?

— Поиск издателей для некоторых книг в наши дни — мучительный процесс. Спонсорство как дача денег без расчёта на возврат куртуазным маньеристам почти незнакомо. Да, у маньеристов вышло много книг, но почти всё — на чисто коммерческой основе, то есть издательство выпускало книгу, что-то платило нам и имело свой доход. Две наши первые, самые важные книги мы также выпустили фактически за свой счёт, то есть заняли денег, а потом вернули долг за счёт продажи тиража. Нам тогда очень помог предприниматель и музыкант Владимир Алексеев: хотя ссуду, которую он нам дал, мы через несколько месяцев вернули, но он потерял немалую её долю из-за тогдашней безумной инфляции. Если говорить о поэзии, то для издания книги необходимо отвечать одному из следующих условий: а) полностью перейти на мат и в своём художественном мышлении не подниматься выше уровня гениталий; б) иметь личного спонсора, которого у нас нет (недавно я с изумлением выяснил, что, по мнению многих, куртуазные маньеристы и так очень богаты); в) примыкать к какой-нибудь щедро спонсируемой литературной группировке (в случаях б) и в) писать можно что угодно и как угодно — всё равно издадут); г) часто мелькать на экране телевизора, причём неважно, в какой связи: издатели боятся отказать телезвезде, а то ещё нагадит как-нибудь, публика же покупает книжки из любопытства, стремясь узнать, каково духовное лицо человека, так полюбившегося телевизионным командирам. Конечно, имеются и многочисленные «двигатели» личного свойства: быть любовницей (любовником) нужного человека, или его собутыльником, или просто приятелем, служить в соответствующем издательстве или редакции, эффектно покончить жизнь самоубийством и прочее, но эти вещи слишком понятны, чтобы на них останавливаться. Как мы видим, поэтические книжки издаются у нас по таким мотивам, которые далеки от собственно литературных. Поэтому поэзия деградирует, превращаясь либо в откровенную клоунаду, либо в шарлатанскую невнятицу, и пользуется заслуженным презрением читательских масс.

Возвращаясь к моим книгам, хочу подчеркнуть, что, на мой взгляд, настоящий поэт не может писать только в каком-то одном ключе, в том числе и куртуазном. Я произвожу разделение: свои куртуазные стихи я публикую в сборниках, где мои друзья также помещают стихи аналогичного содержания, а произведения, в которых любовная тема не затрагивается, в том числе и смешные, публикую в своих личных авторских книгах. Их я печатаю за свой счёт, поскольку это избавляет меня от хождения по издательствам, которое в данном случае явилось бы лишь бесплодной тратой времени. Крупные коммерческие издательства книг лирики не рассматривают, потому что уверены: их печатать невыгодно. Трудно их за это осуждать, учитывая удручающее состояние современной поэзии. Издательства, претендующие на звание «продвинутых», имеют свой круг авторов, свою сложившуюся тусовку, и всё прочее их мало интересует. Когда издатели с пеной у рта клянутся, что ищут гениев, — не верьте, это враньё. Ради интереса попробуйте зайти «с улицы» в такое продвинутое издательство. Вы ещё и порога не успеете переступить, а вам уже дадут понять, что вы всем смертельно надоели. Это утончённое интеллигентское хамство имеет массу оттенков, ждущих своего Салтыкова-Щедрина. В коммерческих издательствах атмосфера куда душевнее, потому что там всё определяется деньгами и никто не будет над вами куражиться, подчёркивая собственное интеллектуальное превосходство. Мне хватило здравого смысла ни одну свою лирическую книжку не носить в издательство, а опыт я приобрёл, предлагая свой недавно написанный роман. По наивности, свойственной писакам, я полагал, что такую смешную книжку с руками оторвут. Моё мнение разделяли и те, кому я успел роман показать. Не тут-то было — в трёх издательствах его даже не удосужились прочесть, хотя время тянули исправно. По рукописи обычно видно, читали её или нет, а я свою ещё сложил особым образом… Отсюда ясно, что издатели априори знают, кого стоит читать, кто входит в круг их предпочтений, и поскольку этот круг давно сложился, то я посоветую молодым авторам не пытаться пробить головой стену (если, конечно, не будут соблюдены условия, о которых говорилось выше).

Если же говорить о народной любви, то я, вероятно, счастливый человек, так как все те люди, которые читали мои книги, стали моими поклонниками (по крайней мере, все те, мнение которых мне известно). Среди них немало знаменитых людей, но я не буду называть их имена, опасаясь их обидеть несколько высокомерным словечком «поклонник».

 

— Многим современным литераторам приходится заниматься литературой массового потребления — самим писать коммерческие книги, готовить их к выпуску… Приходилось ли вам заниматься чем-то подобным и что вы при этом чувствовали?

— Мне приходилось писать и составлять книги по заказу, перерабатывать их, редактировать, придумывать сюжеты, давать советы авторам и руководить их работой, составлять издательские планы и т.д. Дело в том, что я был главным редактором в издательствах «АСТ», «АСТ-Пресс», «Мирт», «Букмэн», занимать другие должности, работать на издательства по договорам и даже делать газету на пару с моим другом Григорьевым. Чувствовал я одно: надо зарабатывать на кусок хлеба, как все, просто данное ремесло мне ближе, чем прочие. Будь я материально независим, я наверняка работал бы не меньше, но писал бы то, что мне хочется и уж, конечно, произведения иного толка, нежели нынешние бестселлеры. В середине девяностых мне повезло: я задумал написать роман или цикл романов о русском герое, русском Рэмбо, и показать, как, с моей точки зрения, должен выглядеть такой человек. В это же время ко мне обратились с предложением написать такой роман, а затем дописать к нему продолжение. Это редкий случай, когда писатель получает заказ на приключенческий роман и в то же время искренне хочет такой роман написать. Мне дали творческий карт-бланш, и в результате вышли два романа, объединённые общим героем. У них есть слабости, возникшие из-за спешки, но в целом, как произведения своего жанра, они получились. Скоро они будут переизданы в издательстве «Яуза» под названием «Личный номер». На мой взгляд, эти книги сочетают в себе то, что может примирить с самой массовой литературой: достойный стиль, обращение к неким общечеловеческим проблемам и в то же время динамизм и увлекательность. Я, к примеру, читал свои стихи разным случайным знакомым в поездах, на пирушках, на пляже, на рыбалке и ещё бог знает где, и всегда встречал должный уровень понимания. А сколько раз друзья благодарили меня за то, что мои стихи помогли им добиться взаимности от соседок по столу в пансионате или от попутчиц в поездах дальнего следования! Выходит, народ наш вовсе не такой тупой, как нам упорно пытаются доказать. Есть, конечно, «пипл», на который ориентированы наши СМИ, в особенности телевидение, и в результате народ должен постоянно смотреть и читать то, что нравится пиплу, то, что пипл с удовольствием хавает. Альтернативы, особенно в провинции, зачастую просто нет. Однако если народ слышит нечто достойное, то сразу выясняется, что чувство прекрасного в нём продолжает жить. Есть две массовые литературы: одна потакает худшему в человеке — его умственной лени, жадности, похоти. Другая массовая литература является массовой именно потому, что внятно и недвусмысленно обращается к чувству прекрасного, которое живёт в каждом человеке. К этой литературе мне и хотелось бы принадлежать.

 

— Действительно, у куртуазных маньеристов огромное количество поклонников. Как можно видеть на концертах, это люди самых разных возрастов, социального положения и т.д. Ваши стихи и романы воспринимаются самыми разными людьми. И в то же время ещё помнятся ваши ранние манифесты, в которых куртуазный маньеризм позиционируется как изящная словесность, как противовес излишней социальности литературы. Как же сочетаются подчёркнутая утончённость, которую вы провозглашаете, и общедоступность, которую мы видим на практике?

— Надо сказать, что ранних манифестов я не писал, и ещё в те годы они казались мне несколько утопичными: я был уверен, что в фижмах и париках в наше время нельзя ходить долго и социальная действительность очень скоро даст себя знать. Более того, хотя я успешно писал стихи, стилизованные под XVIII век, но в то же время активно старался повернуть куртуазный маньеризм лицом к социуму. Вскоре этот поворот произошёл и оказался чрезвычайно плодотворным. Точнее, именно он принёс нам тот успех, который с тех пор нам не изменял. Оно и понятно — ведь и в наши дни любовь правит миром, и в наши дни ярче всего человек проявляет себя именно в любви. Я написал манифест киберманьеризма, попытавшись в нём примирить интерес к окружающей нас реальной действительности и в то же время стремление к обособлению от этой действительности, к её изучению с высот подлинной духовности.

 

— Понимаю, что вы в своём творчестве не только и даже не столько куртуазный маньерист, но иронии, сарказма, юмора много во всех ваших произведениях, как куртуазных, так и прочих. С юмором вроде бы у нас сейчас всё в порядке — много юмористических изданий, засилье юмористических передач на телевидении… Однако это изобилие не радует — вроде бы ни одного неприличного слова, а очень пошло, на мой взгляд. Кому адресован этот юмор и кому — ваш? Считаете ли вы, что люди легко группируются по специфике их чувства юмора, и если да, то не могли бы вы охарактеризовать свою группу?

— Изобилие, о котором вы сказали, адресовано тому самому «пиплу», о котором говорилось выше. Среди любого народа есть немалое количество людей, либо выживших из ума, либо не желающих думать — из страха, из лени, из-за того, что в их кругу это не принято… Телевидением руководят тоже представители «пипла» — ничего более возвышенного, чем «Аншлаг», они и знать не желают. Вообще несмотря на всю самоуверенность и внешний лоск руководителей телевидения лучше всего их характеризует результат их деятельности: выдавать на-гора такой результат может только быдло. Выясняется любопытная вещь: несмотря на декларируемую массовость нашего телевидения, на самом деле оно очень избирательно, ибо очень многих людей от «Аншлагов» и т.п. тошнит. Как всегда, народное достояние у нас попало в руки группы лиц, и эта группа пытается подогнать всех нас под свой достойный сожаления умственный уровень. Именно с этой целью нам навязывают только то, что «хавает пипл», и ничего другого. Мне, разумеется, интереснее общаться с людьми, кто понимает смешное с лёту и в то же время кривится от телевизионной жеребятины. Однако делать смешное, на мой взгляд, необходимо в расчёте на всех, и это лучшее, что можно сделать в литературе.

 

— Я знаю, что вы уже давно занимаетесь редакторской работой. Как вы относитесь к этому делу, лёгкий ли это хлеб, какое значение имеет для литературы фигура редактора? Редакторов в стране, наверное, десятки тысяч, но для публики это фигура загадочная. Как человек столь загадочной профессии поделитесь, пожалуйста, своим опытом. Как вы вообще относитесь к литературной подёнщине? Способна ли она творчески обогащать литератора?

— Для начала хочу сказать, что существуют редакторы-организаторы и редакторы как таковые. Редакторы-организаторы работают в издательствах, состоят в штате, ходят на службу. Они находят авторов, договариваются с ними об условиях издания книг, составляют планы и всякие справки для начальства, дают авторам советы и так далее, получая за это нормальную зарплату. Редакторы как таковые непосредственно работают над текстами, что, конечно, неизмеримо труднее и ответственнее, чем решать разные вопросы. Я никого не хочу обидеть, тем более что я очень долго работал редактором-организатором, просто мне хочется обратить внимание на некоторую несправедливость жизни: те, кто непосредственно делает книги, люди очень высокой квалификации, которым не требуется даже рабочего места, поскольку они обычно работают дома по договорам, получают за свой труд в разы меньше, чем «решатели вопросов». Поясню: при существующих нелепых расценках редактор текста может заработать 250 долларов в месяц только в том случае, если будет работать без единого выходного. Не случайно блестящая редакторская школа былых времён уже практически осталась в прошлом. Я люблю редакторский труд, считаю его благородным, и такая ситуация, конечно, меня печалит.

Насчёт творческого обогащения — несомненно, редакторский труд развивает писателя. Он приучает к самодисциплине, к выбраковке безвкусицы, стилистических неточностей и всяких шарлатанских псевдоновшеств. Он приучает и просто к дисциплине, когда человек привыкает садиться за стол не когда хочется, а когда надо. Редактор видит, изменяя текст, чего ему следует избегать в собственном творчестве. Но на своём трудовом веку он видит и немало хорошего. Иногда приходится сталкиваться с талантливыми текстами, даже когда речь идёт о коммерческих книгах. Так что поработать редактором невредно любому писателю. Главным приобретением явится способность редактировать самого себя.

 

Беседу вела Марина ЕЛИСЕЕВА