Евгений МИЛЮТИН. Бирманский атташе

№ 2016 / 25, 15.07.2016

В разгар веселья царь обезьян вдруг отставил свой бокал.

– Что за звание бимавэнь? – поинтересовался он.

– Это просто название твоей официальной должности, – отвечали ему.

– А к какому рангу относится эта
должность? – снова спросил У-Кун.

– Да ни к какому.

 

У Чэн-Энь, «Путешествие на Запад»

 

В детстве мне нравилось слушать, как отец и его друзья обсуждают работу. Большей части того, о чём они говорили, я конечно не понимал. Но у меня в комнате на стене висела большая пластиковая географическая карта – красивый подарок немецких товарищей, и когда я слышал что-то вроде «Олег уже в Луанде», я бежал к себе и втыкал в далёкую Луанду красный флажок. Друзей у отца было много, а у меня к каждому их совещанию имелось в готовности много флажков, и в нашей пёстрой компании всегда бурлила жизнь. О себе я рассуждал совсем простым образом: я, конечно, тоже стану флажком на карте. А дальше всё будет очень хорошо!

Я не собирался учиться на дипломата. К этому занятию отец и его друзья относились с презрением. Делом были они, а дипломаты в их компании считались бездельниками.

После трёх курсов в ИСАА и стажировки в Лаосе я составил строго научный план. Красным флажкам отводилось важное место. Я их запланировал пять на первые тридцать лет героического пути. Отчасти этот план даже удался. Но затем что-то не так пошло с миропорядком.

Советский Союз распался, я остался без своего дела, а ничто другое мне как-то не приходило в голову. Точнее, меня очень часто посещала глупая мысль: «штанов нет».

Но почему я всё время об этом думаю, – этого я тоже не понимал.

Я всё время ощущал себя как во сне.
В 1993-м и, особенно, в 1994-м годах было много похорон. В редеющей толпе шутили: «ещё один скончался от простуды». Поездки с отцом на эти бесконечные похороны представлялись мне рутиной. Я не чувствовал, что это происходит наяву. По какой-то причине не мог сделать те события эмоциональным фактом сознания. Только в Бирме, когда я узнал ещё об одной смерти, на меня, что называется, накатило.

Как-то раз позвонил мой школьный товарищ Заев и сказал, что видел в газете объявление о приёме на работу в МИД. По тем временам новость выглядела неправдоподобной. Я подал документы просто потому, что Георгий мне это посоветовал. Так я попал в МИД.

 

***

Второй департамент Азии, куда меня определили, помещался в Гастромиде. Так называли дом на углу Арбата и Садового кольца, напротив главного здания министерства. Там на первом этаже был гастроном, а выше – МИД. Старые потёртые ковровые дорожки, скрипучий паркет, остатки советского шика ближе к кабинетам начальства, – если это можно назвать шиком. В Гастромиде царило запустение, даже в столовой, куда мы не ходили по причине дороговизны. Да и ходить было, собственно, некому. В комнатах обычно сидела пара скучающих пенсионеров или один начальник. Многие комнаты пустовали. Например, в нашем отделе Индокитая было всего три сотрудника, не считая меня. Меня и взяли вместо всех остальных, как я вскоре понял.

Они, наверно, тоже кое-что поняли, когда прочитали первую справку, которую мне дали «поправить». Начальник, Соловьёв, кажется, была его фамилия, даже не слишком расстроился.

Потом у нас появился ещё один сотрудник – инспектор Кирилл Борисович. Инспектор – это техническая должность, очень незначительная. Зато человек КБ – так все его звали, был значительный. О нём-то я и расскажу как о главном моем впечатлении перед Рангуном.

Он всегда ходил, чуть наклоняясь вперёд, как боксёры-тяжеловесы на ринге. Я даже думаю, что КБ и был когда-то боксёром. Он был седым, но так, как седеют рыжие.
И немного клоуном. А по своему назначению Кирилл Борисович был отставником у «соседей», которого направили за нами присматривать, так как недавно один из дипломатов перешёл к американцам.

Когда КБ впервые меня увидел, он остановился и спросил: «Товарищ! Подскажите, как пройти в уборную?» Затем заговорщицки подмигнул и добавил шёпотом: «Ты-то наверно бываешь в уборных?»

Кириллу Борисовичу более, чем кому-либо иному, был ясна бессмысленность его задачи. Ведь нам даже никто не звонил!

Зато самому Кириллу Борисовичу звонили так часто, что это даже вызвало положительную реакцию руководства Департамента на одном совещании: «Как ни пройду мимо отдела Индокитая – у них телефон звонит. А вы говорите, дел нет!»

И, правда, с появлением КБ жизнь как-то наладилась, а настроение улучшилось. Он появлялся часов в одиннадцать после прогулки с Филей – это собачка. Появившись, Кирилл Борисович обязательно пересказывал нам всё содержание очередного номера газеты «Спорт-Экспресс», которую мы со стариками не покупали из-за дороговизны. Говорил Кирилл Борисович очень ясно, чётко формулируя каждую мысль, но несколько бубнящим голосом. Из-за двери слов было не разобрать, но было слышно, что у нас совещание. Один из стариков с уважением заметил о нашем друге: «Профессионал!»

Затем Кирилл Борисович оставлял газету нам и садился на телефон. Уходил он обычно после часа, а после трёх уходил и начальник, – я всё же подозреваю, что его фамилия была Соловьёв. Фамилию КБ я помню точно, но не привожу.

Вот так строилась моя работа в Департаменте, пока не выяснилось, что меня берут на должность атташе в Рангун.

 

***

До поездки в Бирму я успел побывать в Лаосе и Таиланде и считал себя знатоком тропиков. Но я никогда не ездил туда с семьёй. Из рассказов моего предшественника я вывел, что условия Бирмы похожи на лаосские – относительно дикие, и это стало для меня предметом беспокойства. Я опасался из-за дочери. Мне стали грезиться проблемы – на пустом месте, как потом оказалось.

В Лаосе мы жили в школьном кампусе в окружении действительно опасных существ – детей и их подопечных, жуков, пауков и тому подобной нечисти, заменявшей им игрушки. Игрушки были ярких расцветок и очень большие. Наверняка они кусались. Смертность среди лаосских детей, должно быть, достигала 100%. Или у них был какой-то детский иммунитет.

Я рассказал об этом жене, и мы решили подготовить нашу дочь – ей было всего два года – к самому худшему. Конечно, мы переборщили. В Рангуне Лиза долго отказывалась спускаться с маминых ручек. Если ей говорили, что у папы сейчас визит, она спрашивала: «А визит кусается?» Она подозревала Луну и другие ночные светила в том, что они кусаются. Она точно знала, что кусается детское питание – оно у нас взорвалось в самолётике.

Только змеям Елизавета доверяла полностью. Это я не доглядел в Бангкоке, где мы делали пересадку, и у нас было время осмотреть город. Глупые тайцы в целях наживы всучили ребёнку влажную чёрную змею, и змея не укусила маленького человека. Потрясённая, Лиза сообщила мне шёпотом: «Знаешь, кто не кусается? – Смия!»
Это было уже ничем не перебить.

К счастью, змеи в посольском городке не водились. Это не означало, что там не было других опасностей…

 

Евгений МИЛЮТИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.