Вячеслав ОГРЫЗКО. НАБРОСИВШИСЬ С КУЛАКАМИ НА МИХАИЛА ШОЛОХОВА

№ 2016 / 29, 05.08.2016

Алексей Стецкий остался в истории как один из теоретиков большевизма (не зря он с 1934 по 1938 год редактировал главный теоретический орган компартии – журнал «Большевик») и опытный организатор, стоявший у истоков создания Союза советских писателей. Но что о нём известно? Да почти ничего.

 

Алексей Иванович Стецкий родился 3 (по новому стилю 15) января 1896 года в Смоленской губернии в селе Боровщина. После окончания Смоленской гимназии он в 1915 году поступил в Петроградский политехнический институт, где его вскоре приняли в партию. А потом последовали первый арест и административная высылка в Пермь.

Когда случилась февральская революция, Стецкий стал агитировать за большевиков в Питере. Потом он лично принял участие в октябрьском перевороте. За это его вскоре выдвинули на командные посты в красной армии. Потом Стецкий был послан на учёбу в Военную академию РККА. Но перед самым окончанием академии стало известно, что моряки Кронштадта подняли бунт, и его вместе с другими командирами-курсантами бросили на подавление мятежа.

В 1921 году Стецкий попал в первый набор Института красной профессуры. Вместе с ним в этот институт поступило ещё около ста человек. Но учёба далась не всем. Треть слушателей затем отсеялась. К финишу в 1923 году пришло чуть больше шестидесяти человек. Среди них были А.И. Стецкий, Дм. Марецкий, А.Н. Слепков, В.Н. Астров, И.А. Краваль, Н.А. Карев, Я.Стэн, которые потом заняли большие посты в партийном и государственном аппаратах. И все они испытали огромное влияние Бухарина. Для них Буцхарин тогда был Учителем с большой буквы.

Во время учёбы в Институте красной профессуры Стецкий охотно сотрудничал с Госиздатом, рецензируя для него рукописи многих писателей и историков. В архивах сохранился отзыв Стецкого на книгу М.В. Бабенчикова «А.Блок и Россия». «Книжка хорошая и любопытная, – отметил Стецкий 20 февраля 1923 года в своём отзыве. – Является новым хорошим опровержением легенд, распускаемых здесь и за границей насчёт разочарования Блока в революции и отказа от неё» (ГАРФ, ф. 395, оп. 9, д. 176, л. 80).

После института Стецкий в составе одной из групп был переброшен «делать революцию» в Германию. Но ничего хорошего у наших функционеров не получилось. Тем не менее по возвращении из Берлина почти все советские консультанты немецких коммунистов получили хорошие должности. Тот же Стецкий был включён в состав Центральной контрольной комиссии.

В мае 1925 года Стецкий стал первым редактором газеты «Комсомольская правда». А уже через несколько дней он допустил серьёзный прокол, поддержав в своих статьях установки Бухарина на обогащение. Это вызвало гнев Сталина. 2 июня 1925 года вождь подписал письмо «Всем членам редакции «Комсомольской правды» и завед. Отделом печати ЦК РКП(б) т. Варейкису», в котором усомнился в правоте Стецкого. Вскоре после этого последовала опала: Стецкий был направлен в Ленинград, где возглавил агитпроп в Северо-Западном бюро ЦК и Ленинградском губкоме партии.

В Ленинграде Стецкий продолжил писать статьи. Так, 26 августа 1926 года он опубликовал в «Правде» статью «Как новая оппозиция пришла к троцкизму». Но Сталин и в ней нашёл сомнительные места. «Читал статью Стецкого о новой оппозиции, – сообщил вождь 30 августа 1926 года Молотову. – Статья хороша, но есть отдельные места, которые портят кашу. По Стецкому выходит, что мы не должны добиваться «полного преобладания пролетариев и полупролетариев в Советах». Это неверно. Расхождения с оппозицией не в этом, а в том, что, во-первых, пролетарии физически не могут и меть преобладания в тех районах, где пролетариев очень мало, во-вторых, преобладание надо понимать политически (а не только статистически), в-третьих, мы в корне не согласны с теми методами достижения преобладания, которые рекомендует нам оппо[зи]ция. Очень плохо, что не помогли Стецкому исправить такие недочёты».

На этот раз Стецкий сделал из критики нужные выводы. Не случайно, когда Сталин потом публично набросился на его учителя – Бухарина, он уже не стал яростно защищать того, а, наоборот, стал клеймить. Вождь это оценил и вскоре вызвал Стецкого в Москву.

19 ноября 1929 года Стецкий был вместо Криницкого назначен заведующим отделом агитации, пропаганды и печати ЦК ВКП(б). Но уже через полтора месяца, 5 января 1930 года Сталин провёл частичную реорганизацию партийного аппарата и образовал в ЦК новый отдел – отдел культуры и пропаганды, на который возложил руководство, в частности, печатью, издательствами, искусством и литературой. После этой реформы Стецкий возглавил Культпроп ЦК. Первым его заместителем стал Николай Зимин, который до этого прошёл ещё ту школу в ЧК (курируя там транспорт), а простыми заместителями были утверждены Анатолий Гусев (на него возложили вопросы газет и литературы), подчинив ему руководимый однофамильцем Сергеем Гусевым сектор печати) и Карл Сомс (Кауфман), получивший под своё крыло возглавляемый Иосифом Райтером сектор массовой пропаганды марксизма-ленинизма.

Одним из приоритетных направлений Стецкого в новой должности стала выработка партийного курса в области литературы. Уже 14 марта 1930 года он доложил Сталину:

«После долгих усилий удалось изготовить проект резолюции по художественной литературе. Буду ждать Ваших замечаний. Теперь вопрос в том, как дело будет итти дальше? Писательские организации весьма заинтересованы в том, чтобы их тоже привлекли к обсуждению. Я им пока проекта не посылаю. Рапповцы после долгих оттяжек, когда наш проект был уже готов, прислали наконец свой. Я кое-что использовал из их проекта. На всякий случай представляю и их проект. Собственно «наш» и «их» не совсем можно говорить, потому что подготовительную работу мы вели вначале совместно» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 185, л. 262).

Но Сталину этот проект, занявший десять машинописных страниц, не понравился. Стецкий вину за это взвалил на своих заместителей, в частности, на Николая Зимина и Анатолия Гусева. Одного потом ЦК отправил на усиление в Восточную Сибирь, а другого – к казакам. На их же место в августе 1930 года пришёл Наум Рабичев.

Новый документ по писательским организациям Стецкий направил вождю 11 января 1931 года.

«Уважаемый тов. Сталин! – писал он. – Посылаю проект резолюции о художественной литературе. Прошлый проект подвергся таким значительным изменениям в связи с новыми событиями на литературном фронте и XVI съездом, что от него мало что осталось. В разработке проекта вместе со мной принимали участие тт. Киршон, Авербах, Динамов (ред. Литер. Газеты), Селивановский и Ермилов» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 186, л. 1).

Сам проект резолюции занял двенадцать страниц, отпечатанных через два интервала.

Затягивание процесса принятия резолюции ЦК о литературе некоторые писатели восприняли как проявление слабости власти. Сталина это возмутило, и 11 марта 1931 года Политбюро по его инициативе образовало ещё одну комиссию, в которую вошли Акулов, Стецкий, Постышев, Дволацкий и Халатов. Вождь поручил аппаратчикам «выработать условия и меры, которые гарантировали бы советскую власть от ударов в спину со стороны наших товарищей-писателей» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 37, л. 9).

 

 

11 сентября 1931 года Стецкий представил секретарю ЦК Лазарю Кагановичу записку, в которой сообщил о новом варианте проекта постановления Политбюро о художественной литературе, в разработке которого, кроме Стецкого, участвовали также Кирпотин, Авербах, Селивановский, Динамов и Ермилов. В новом варианте указывалось:

«1. Развёрнутое наступление пролетариата, происходящее в условиях резкого обострения классовой борьбы, решающие успехи социалистической реконструкции определяют новый этап культурной революции. Мы вступили в период социализма. Соцсоревнование, ударничество, встречный промфинплан, производственные коммуны усиливают и ускоряют социалистическую переделку масс, составляющую главное содержание культурной революции… Однако темпы культурной революции ещё до сих пор продолжают отставать от потребностей социалистического строительства… 2) Художественная литература, чрезвычайно увеличив своё значение (рост читаемости, числа изданий, тиражей, количества журналов и т. д. и т. п.) и свою роль в деле социалистического воспитания масс, является, вместе с тем, областью отчётливо и резко выявляющейся борьбы различных классовых сил… 3) Рост советской литературы, а особенно пролетарской, полностью опроверг антиленинские теории культуры… Троцкистская теория культуры и литературы, вытекающая из отрицания возможности построения социализма в нашей стране и неверия в силы рабочего класса, означала полное разоружение пролетариата на фронте культуры. Прикрывая «левыми» фразами о краткосрочности периода диктатуры пролетариата отрицание возможности пролетарской культуры, Троцкий приходил к теории передоверия культурного строительства буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции. В литературе это означало политику классового мира и курс на гегемонию мелкобуржуазного попутничества (линия А.Воронского). Бухаринская теория, по-богдановски отрывающая пролетарскую культуру от культурной революции масс, приводила к отрицанию культурной гегемонии пролетариата по отношению к крестьянству, выхолащивая классовое содержание культурной революции…
С рецидивами этих теорий, проявляющимися ещё на литературном фронте, необходима решительная борьба… Перед нами стоит задача дальнейшего сплочения своего состава, выдвижения новых кадров и охвата своим влиянием смежных отраслей искусства… Рассматривая литературную деятельность как форму партийной работы, партийные организации должны всячески способствовать созданию пролетарской коммунистической среды вокруг литературных организаций, добиваясь полного искоренения ещё кое-где оставшихся от прошлого навыков литературной богемы и беспринципных столкновений. Основное внимание партийных организаций должно быть обращено на вовлечение всей массы советского писательства
(в особенности через ФОСП) в повседневную и непосредственную практику социалистического строительства, обеспечивая и создавая необходимые для этого условия. А.Стецкий»
(РГАСПИ, ф. 17, оп. 114, д. 232, лл. 202–213).

Однако и этот проект власть не поддержала.

Чуть позже Авербах, Халатов и Анцелович напечатали в «Правде» статью «Ударник стал центральной фигурой пролетарского литературного движения». Но с ней категорически не согласился Стецкий. В письме Сталину 1 ноября 1931 года Стецкий отметил, что неверно, по его мнению, уже само название статьи (оно левацкое). Завкультпропом ЦК напоминал, что рабочим ударникам ещё предстояло учиться и учиться, чтобы овладеть литературным мастерством (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 186, л. 182).

Работая в ЦК, Стецкий бдительно следил за тем, как работали издатели и что печатали литературные издания. Он тщательно просматривал все номера выходивших журналов, а потом нередко давал редакторам те или иные указания. Обычно редакторы слышали от него только грубые разносы. Но иногда он снисходил и до просьб. Редактор «Нового мира» Вячеслав Полонский 31 марта 1931 года отметил в своём дневнике:

«…Вчера вечером позвонил мне Стецкий.
В чём дело? «Прошу вас, вызовите Георгия Шенгели и, если можете, дайте ему какую-нибудь работу, переводы, что ли… Он писал Вячеславу Михайловичу, надо ему что-нибудь сделать. Переговорите, потом позвоните мне…» Очень странно. Ничего не понимаю. Стецкий – зав. Культпропом ЦК. У него ГИЗ, ГИХЛ, все редакции. Почему обратился именно ко мне? Что я могу дать Шенгели в «Новом мире»? Я сказал, что переводов у меня нет. «Всё равно – переговорите и позвоните». Я вызвал Шенгели.
В самом деле – бедняга. Поэт, правда, посредственный, переводчик Верхарна, читал в Брюсовском институте и затем в Симферополе в педагогическом институте – курс истории новейшей русской литературы, историю критики. Сейчас – ушли его отовсюду <…> Слава у него другая: вражда – и мог бы работать – а вот поди ж ты – партизан, одиночка, не находит верной линии».

Естественно, Полонский тут же навёл соответствующие справки, а потом пригласил Шенгели к себе. Через несколько дней он сообщил Стецкому о своей беседе с Шенгели. 2 апреля Полонский записал в дневник: «Объяснил < Стецкому>, что надо Шенгели изъять из Гостехиздата и дать ему работу в литературном ГИЗе. «Куда бы лучше? В «Академию»? – спросил он. «Направьте в ГИХЛ», – посоветовал я. «Спасибо, – говорит. – Подумаю». Любопытно, сделает что-нибудь для него?»

Позже выяснилось, что Стецкий проявил участие к Шенгели не по собственному желанию, а чтобы угодить Сталину, который якобы где-то проявил интерес к судьбе этого писателя.

А вот самому Полонскому не повезло. Вскоре Стецкий уличил редактора «Нового мира» в публикации крамольных произведений и вынес вопрос о журналах на заседание Оргбюро ЦК ВКП(б), которое 5 января 1932 года решило заменить Полонского на Гронского, за которым стоял влиятельный соратник Сталина Валериан Куйбышев.

Проработав в ЦК чуть больше двух лет, Стецкий пришёл к выводу, что существовавшая структура отдела культуры и пропаганды не отвечала требованиям времени. Кроме того, его не удовлетворял профессиональный уровень многих сотрудников Культпропа. Далеко не все аппаратчики понимали природу творчества и привыкли только командовать. Не случайно в январе 1932 года Стецкий задумал создать в отделе новые сектора: газетный, журнальный, художественной литературы, искусств и некоторые другие. На должность заведующего сектором искусств он пригласил специалиста по современной литературе Запада Сергея Динамова, а место заведующего сектором литературы предложил занять многообещавшему критику Валерию Кирпотину. Появился у Стецкого и ещё один заместитель – Константин Сергеев, в своё время работавший помощником Сталина, а потом прошедший хорошую школу в газете «Правда». С такой командой ему стало чуть полегче управляться с делами писательских сообществ.

8 марта 1932 года Политбюро включило Стецкого в комиссию, которой было поручено рассмотреть вопросы РАПП (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 186, л. 195). Правда, решающее слово в этой комиссии оказалось не у него, а у Лазаря Кагановича. А тот уже давно догадывался о том, что РАПП всё больше вызывал у Сталина раздражение. Поэтому 23 апреля 1932 года Политбюро РАПП распустило, постановив создать единый Союз писателей.

После решения Политбюро предстояло определиться с кандидатурами рабочего председателя и секретаря Оргкомитета Союза писателей (почётным председателем планировалось утвердить, понятное дело, буревестника революции Горького). Каганович, плохо зная литературный мир, попросил внести соответствующие предложения Культпроп ЦК.

У Стецкого оказались свои соображения. Он понимал, что выдвигать какого-нибудь крупного художника означало погубить всё дело. Во-первых, почти все именитые литераторы были связаны с той или иной группировкой и ждать от них полной объективности не следовало. Во-вторых, большие писатели значительную часть времени занимались бы собственным творчеством и тогда все текущие дела по Оргкомитета от их имени вели бы разные помощники, не обладавшие никаким авторитетом в писательском сообществе. Поэтому Стецкий предложил направить в Оргкомитет Кирпотина с сохранением за ним должности завсектором ЦК.

Однако Кирпотин как критик ещё не имел имени. Его мало кто знал даже в ЦК. Он годился как секретарь, но не как руководитель Оргкомитета. И тогда всплыла кандидатура редактора газеты «Известия» Гронского. В писательских кругах тогда долго гадали: кто же на этом настоял: Стецкий, состоявший в родстве с женой Гронского Куйбышев или сам Сталин? Но потом выяснилось: выдвинул Гронского Стецкиц (они сдружились ещё во время учёбы в Институте красной профессуры).

7 мая 1932 года состав Оргкомитета был утверждён на заседании Оргбюр ЦК ВКП(б). Сразу после заседания Оргбюро Стецкий поручил Кирпотину подготовить некую декларацию с призывом ко всем литературным группам объединиться. Потом он в написанный Кирпотиным текст внёс существенные коррективы, усилив критику распущенного РАПП. Однако в писательской среде полученное от Кирпотина письмо вызвало шквал возмущений. Более всего негодовали Макарьев, Фдеев, Шолохов, Сейфуллина, Иллеш и Караваева. «Текст этого извещения, – подчеркнул Фадеев в письме второму человеку в партии Кагановичу, – незаслуженно оскорбителен для меня». Политбюро было вынуждено создать комиссию для разбора заявлений недовольных писателей.

Стецкий в своё оправдание 11 мая 1932 года доложил Сталину и Кагановичу, что бунт срежиссировал Авербах, а протесты ряда писателей «носят типичный фракционно-групповой характер». «Спекулируя на своих литературных «именах», – сообщил Стецкий, – они занялись вымогательством, добиваясь от ЦК изменения решения о РАПП» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 186, л. 267).

Однако Сталина эти объяснения Стецкого не удовлетворили. Он захотел лично встретиться с обиженными писателями.

«Разговор, – вспоминал Кирпотин, – происходил в присутствии Стецкого. Сталин сказал:

– «Декларация» совпадает по смыслу с постановлением ЦК. О Российской Ассоциации Пролетарских Писателей в ней сказано даже мягче, чем в постановлении ЦК. «Декларацию»,
товарищи, надо подписать.

Вопрос был исчерпан, и Сталин заговорил с рапповцами о теоретических вопросах творчества. В пересказе Стецкого это выглядело так:

– Что вы там путаете с диалектически-материалистическим методом? Искусство имеет свои особенности. Вы создаёте впечатление, что художнику, прежде чем писать, нужно предварительно изучить категории диалектики и потом уже переводить их на язык образов. «Анти-Дюринг» нельзя непосредственно трансформировать в романы или стихи. Писатель должен обратиться к действительности. И главное требование, которое предъявляет партия, можно сформулировать в двух словах: пишите правду! Но правду наши писатели не всегда умеют увидеть. Если привести человека на площадку в первоначальный период строительства, он, кроме развороченной земли, строительных материалов, щебня, мусора, ничего не увидит. Разумный человек провидит в этом хаосе поднимающееся здание. Это и будет правдой. В нашем обществе сама действительность наталкивает писателя на такую правду. Если говорить в терминах искусства и литературы, нам нужен реализм, если хотите, социалистический реализм, чтобы отличить его от старого классического реализма.

Информация об этом разговоре произвела хорошее впечатление в писательской среде. Сталин подтвердил незыблемость решения об устранении от руководства рапповских заправил с их администрированием, запугиванием разными политическими карами» (В.Кирпотин. Ровесник железного века. М., 2006. С. 155).

Однако сам Кирпотин на той встрече не присутствовал. Его к Сталину не позвали. Он, повторю, изложил позицию вождя со слов Стецкого. Участвовавший же в той встрече Гронский оставил несколько иные воспоминания. По его словам, вечером 11 мая 1932 года состоялась не просто встреча Сталина с рядом писателей. В тот вечер в кабинете Сталина, по утверждению Гронского, прошло заседание созданной Политбюро Комиссии по рассмотрению заявлений недовольных писателей. Причём накануне этого заседания, а именно 10 мая вечером Гронский был вызван к Сталину. Вождь предупредил, что, безусловно, ЦК не отступит от принятого 23 апреля решения о роспуске РАПП и готов поставить вопрос о замене рапповского диалектико-материалистического творческого метода на метод социалистического реализма.

«В тот же день, ночью, – отметил Гронский 22 октября 1972 года в письме литературоведу Александру Овчаренко, – у меня дома собрались мои ближайшие друзья – В.В. Куйбышев, А.И. Стецкий, В.И. Межлаук, А.Н. Поскрёбышев и М.А. Савельев. Должен был прийти и П.П. Постышев, но он задержался в ЦК. Я рассказал товарищам о своей беседе с И.В. Сталиным, о принятой нами формулировке творческого художественного метода и добавил: завтра на заседании Комиссии, видимо, нам придётся основательно повоевать за него. Стецкий сказал, что Сталин уже информировал его и Постышева об этой беседе. «Он просил нас, – добавил Алексей Иванович, – получше подготовиться к завтрашнему заседанию, так как спор с рапповцами будет тяжёлый». Заседание Комиссии Политбюро состоялось на другой день после приведённого выше разговора. На него от РАПП, ВОАПП и МОРП были приглашены пять или семь человек, в их числе А.Н. Афиногенов, Бела Иллеш, В.М. Киршон и Б.Я. Ясенский. Руководители РАПП выступили с двумя предложениями: во-первых, о создании в едином Союзе советских писателей, на правах автономии, самостоятельной секции пролетарской литературы, во-вторых, о принятии рапповского диалектико-материалистического творческого метода основным творческим методом единого Союза писателей. В разгоревшейся дискуссии, которая, кстати сказать, проходила очень бурно, рапповцы по организационным вопросам уступили довольно быстро (сняли своё предложение о создании в ССП автономной секции пролетарской литературы). Свой творческий метод они отстаивали долго и решительно. Со стороны РАПП, ВОАПП и МОРП выступали Киршон (не менее 15 раз), Афиногенов (4 раза) и кто-то ещё, сейчас уже не помню. От Комиссии Сталин (10–15 раз), Стецкий (2 раза), я (4 раза). Постышев председательствовал, Каганович молчал (он бросил лишь одну или две реплики). Заседание проходило в Кремле, в кабинете Сталина, и продолжалось 6 или 7 часов. Усилия членов Комиссии увенчались успехом. Рапповцы поняли ошибочность занятой ими позиции по вопросам перестройки лит.-худож. организаций, сняли свой диалектико-материалистический творческий метод, приняли предложенный Комиссией партийный творческий метод – социалистический реализм».

Позже часть писателей, которые до этого выражали недовольство полученной от Кирпотина декларацией, стали искать способы, как замириться со Стецким. Свою помощь им предложил Гронский, любивший регулярно устраивать у себя дома различные приёмы. О некоторых приёмах ему осенью 1974 года напомнила сестра Валериана Куйбышева – Елена Куйбышева.

«Елена Владимировна, – писал Гронский, – говорила о двух запомнившихся ей многолюдных вечерах у меня дома в 1932 году, на которых, кроме писателей, художников, артистов, лётчиков и учёных, были члены Политбюро ЦК, члены ЦК, наркомы и др. видные деятели партии и государства, в частности, М.И. Калинин, В.В. Куйбышев, А.И. Микоян, Файзула Ходжаев, Г.Ф. Гринько, В.И. Межлаук, А.Н. Поскрёбышев и др.

Первый из этих вечеров был неожиданно испорчен стычкой А.И. Стецкого с М.А. Шолоховым, возникшей по совершенно нелепому поводу.

Шолохов подошёл ко мне и попросил познакомить его с А.И. Стецким. Указывая Шолохову на Стецкого, сидевшего за другим столом, напротив, я сказал:

– Вот видишь, это – Алексей. Подойди и поздоровайся с ним.

Шолохов пошёл к Стецкому, напевая: «Стецкие – Марецкие ведут рассказ…»

В 1927 году выступление Бухарина против генеральной линии партии было поддержано его сторонниками, молодыми профессорами: Стецким, Марецким и Слепковым. Потом, в 1928 году, А.И. Стецкий отошёл от Бухарина, порвал всякие связи с правыми и вёл последовательную борьбу с ними, разоблачая антипартийную позицию этой правооппортунистической группировки. И вдруг писатель Шолохов этой песенкой, не понимая её политического существа, обвиняет Стецкого в принадлежности к правым.

Стецкий вскочил и ударил Шолохова. Шолохов, не ожидавший такой встречи, дал сдачи.

Я сгрёб Шолохова в охапку и унёс в другую комнату, а Микоян увёл Стецкого из столовой. Потом мы их свели в соседней комнате и помирили. Интересная деталь.

Шолохов, извиняясь, сказал:

– Алексей Иванович, я виноват. Если хочешь, побей меня. Я казак. Приму побои как заслуженное наказание. Но прости.

К счастью, всё кончилось хорошо. На следующий день, в воскресенье, мы собрались у Стецкого, а от него поехали в Морозовку и ко мне на дачу. Машину вёл Стецкий, временами – я. Шолохов и Стецкий помирились. Стали друзьями» (И.Гронский. Из прошлого. М., 1991. С. 219).

Добавлю: в те годы Стецкий благоволил также Андрею Белому, Алексею Новикову-Прибою и некоторым другим писателям, которые почему-то вызывали раздражение у Горького. Тому же Белому он обещал помочь с получением в Москве квартиры и прикреплением к кремлёвской аптеке.

Стоит отметить, что Стецкий подпускал к себе далеко не всех деятелей культуры. Как рассчитывал на него в своё время Виктор Шкловский! Летом 1932 года он, удручённый положением некоторых своих коллег, бросился за поддержкой в ЦК.

«Мне очень хотелось бы увидеть Вас, – писал Шкловский Стецкому 3 июля, – чтобы поговорить о теории литературы, показать Вам книги, если они Вам неизвестны, рассказать о судьбе моих товарищей, рассказать, что их, как научных работников, уже скоро не будет. Вы не знаете Виктора Максимовича Жирмунского. Это был крепкий человек, а сейчас этот человек пьёт. Потому что просто жить не стоит» (РГАЛИ, ф. 562, оп. 1, д. 484, л. 2).

Однако Шкловский зря обольщался. Стецкий вовсе не собирался помогать тем писателям и учёным, которых считали формалистами. Он свою задачу видел в другом – не допустить в литературе никакой крамолы, а если что-то где-то кто-то проморгал, то сразу найти и наказать виновников. В архиве сохранилась записка от 14 февраля 1933 года, адресованная секретарям ЦК ВКП(б). Стецкий доложил:

«Недавно вышла в издательстве Писателей (Ленинград) книга М.Шагинян. Дневники 1917–31 г. На стр. 74 – 1924 г. – 23 января Главлитом и редактором книги т. Л.Авербахом пропущена следующая запись «За этот месяц горе: 21-го умер Ленин. Даже смерть его – мудрый политический ход, она объединит беспардонных товарищей, неприлично дискуссировавших весь этот месяц». На стр. 77 по поводу санатория «Интеллигенты забиты, нервно больно, всегда недовольны. Совбуры скандалят и комбуры антипатичны»… Считаю, что необходимо объявить выговор тов. Волину (Главлит) и тов. Авербаху. Сама М.Шагинян объясняет эти строки таким образом, что она не хотела скрывать перед общественностью тех обывательских настроений, которые у неё были в то время. Может быть целесообразно, чтобы она написала это в газету?» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 287, л. 1).

После истории с книгой Шагинян Стецкий обнаружил крамолу в альманахе «Год шестнадцатый». В этом издании его возмутили антисоветские басни Владимира Масса и Николая Эрдмана. Партфункционер тут же представил соответствующую записку Сталину и Кагановичу, предложив пропустивших ущербные с идейной точки зрения тексты издателей покарать.

Потом Стецкий набросился на руководителей издательства «Советская литература». 2 июня 1933 года он сообщил Сталину и Кагановичу:

«Несмотря на неоднократные указания Культпропа ЦК ВКП(б) об оформлении книги т. Цыпин (зав. издательством «Советская литература») выпустил, а тов. Волин (Главлит) пропустил книгу Сельвинского с безобразнейшими иллюстрациями. Книга по моему распоряжению задержана. Прошу Секретариат ЦК вынести выговор тт. Цыпину и Волину за выпуск книги с безобразными иллюстрациями. Книгу прилагаю» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 53, л. 59).

Правда, Сталин тогда ретивых партаппаратчиков не поддержал. «По-моему, – отметил вождь на записке партфункционера, – можно снять запрет. И.Сталин».

Стецкий очень внимательно следил за тем, как шла подготовка к первому съезду советских писателей. Ещё 22 марта 1933 года он представил Оргбюро ЦК предложения по созыву съезда и ведению съезда (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 7). Предполагалось, что съезд откроется 10 июня 1933 года. Оргбюро постановило: «Поручить комиссии в составе тт. Стецкого (пред.), Гронского, Кагановича, Бубнова, Косарева, Кирпотина, Киршона и Волина рассмотреть проект устава союза советских писателей и инструкцию по приёму в члены союза» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 71).

В это время участились пьяные загулы Гронского. Одним из его постоянных собутыльников стал член Политбюро Куйбышев. Это возмутило Сталина. Уловив перемену в настроении вождя, тут же скорректировал своё отношение к Гронскому и Стецкий. Не случайно он срочно бросился искать заболевшему Гронскому замену.

«Тов. Гронский, – сообщил он 14 мая 1933 года вождю, – выбыл из строя по крайней мере на месяц, у него тяжёлое осложнение после гриппа и он лежит в Кремлёвской больнице. В виду этого договорился с фракцией, что Гронского в качестве его заместителя будет заменять на это время тов. Фадеев, который здесь и согласился на это. На помощь ему в секретариат (помимо находящихся там тт. Кирпотина и Субоцкого) введён тов. Ставский» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 9). В конце своей записки Стецкий просил Сталина и Кагановича «назначить партийную комиссию для руководства подготовкой к съезду писателей (утверждение тезисов и пр.) и самим съездом» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 9).

Однако буквально через месяц в литературных кругах Москвы пошли разговоры о том, что писательский съезд, видимо, будет перенесён.

«…из кругов Гронского, – доложил 4 августа 1933 года Стецкий Сталину, – пускаются слухи о том, что съезд будет отложен. Гронский в разговорах с приезжающими к нему прямо заявляет, что Оргкомитет – пустое место, что никакой подготовки к съезду нет и съезд должно отложить. Он не принимает никого из руководящих работников Оргкомитета, несмотря на то, что Фадеев много раз пытался к нему попасть, чтобы рассказать о действительном положении вещей» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 22).

Стецкий усмотрел в этом руку Леопольда Авербаха, которому покровительствовал главный чекист страны Генрих Ягода. В связи с этим завкультпропом ЦК предложил устроить у Сталина совещание по поводу съезда с вызовом Горького (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 23). Однако вождь от очередных посиделок с писателями уклонился. Он дал Стецкому указание самому отправиться к буревестнику революции, а затем созвать коммунистическую фракцию Оргкомитета Союза писателей. Отчитываясь о выполнении поручения, заведующий Культпропом ЦК 8 августа 1933 года доложил Сталину: «Горький согласен с предложенной повесткой съезда, с перенесением его на весну 1934 г., готов делать доклад о советской литературе» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 197, л. 24).

 

 

Судя по всему, Горький, когда встречался со Стецким, поставил несколько условий. Видимо, он потребовал наконец убрать от него погрязшего в пьянках Гронского и в очередной раз попросил назначить фактическим руководителем Оргкомитета Союза писателей Авербаха. Но эти вопросы оказались не в компетенции Стецкого. А Сталин возвращать во власть Авербаха отнюдь не собирался, решив грубого выпивоху Гронского заменить на подававшего большие надежды молодого философа Павла Юдина.

Очередным испытанием для руководства ЦК и, в частности, для Стецкого стал семнадцатый съезд партии. Группа влиятельных партфункционеров – прежде всего Варейкис, Орджоникидзе, Куйбышев, Косиор и Эйхе – задумали потеснить Сталина и новым генсеком избрать Кирова. Но Киров от этой чести отказался, всё рассказав о планах своих коллег Сталину. Судя по всему, Киров успел предупредить о готовившихся акциях и Стецкого, с кем он сошёлся ещё в 1926 году в Ленинграде. Стецкий тоже сразу обо всём проинформировал Сталина. Но время изменить позицию недовольной группы было упущено. Не случайно в последний день на выборах нового состава ЦК Сталин, по данным Роя Медведева, получил 270 голосов против. Поэтому вождю пришлось пойти на подлог и скрыть от делегатов съезда реальные итоги голосования. Другое, что он сделал: в последний день смог провести в высшее руководство ряд своих сторонников. В частности, он предложил ввести Стецкого в состав Оргбюро ЦК.

Вновь Стецкий доказал Сталину свою преданность весной 1934 года. Он первым из высшего партруководства обратил внимание на появившуюся 12 мая в «Известиях» статью Бухарина «Экономика советской страны». Но его смутили не столько критика Бухарина экономической политики власти (в частности, за мощный сдвиг народного хозяйства страны в сторону тяжёлой промышленности в ущерб тем отраслям, от которых зависела повседневная жизнь каждого человека), а тон автора. Получалось, что ещё недавно пребывавший в опале Бухарин, став редактором «Известий», решился на реванш и повёл борьбу за возвращение себе статуса главного теоретика партии. Вот что взбесило Стецкого и подвигло его публично ответить Бухарину.

Бухарин тоже молчать не стал. Он немедленно пожаловался Сталину.

«Тов. Стецкого, – отметил Бухарин, – возмущает, что я не всегда говорю теми словами, какие ему нравятся. Вот и выходит, что Стецкий приучает к словам за счёт мыслей, а потом ЦК приходится даже для пионеров издавать директивы против зубрежки слов. От «словесности» и вербалистики, которые хуже схоластики (у последней были понятия, а у Стецкого одни слова) у людей сохнут мозги и они делаются умственно бесплодными. А что касается поучений Стецкого насчёт моего оппортунизма и что касается тех ультра развязных фраз, кои содержатся в его письме, то я очень рекомендовал бы ему вспомнить о его собственной, сугубо поджигательской роли в начале разногласий. Но это не тема моего ответа».

Стецкий в долгу не остался. 8 июля 1934 года он доложил Сталину:

«Вместо того, чтобы всерьёз разобраться, о чём идёт речь, – тов. Бухарин прибегает к ругательствам, фокусничает и жонглирует, всячески извивается, чтобы прикрыть фальшь своей позиции и путанные места статьи. Со свойственным ему высокомерием он походя, через несколько строк, объявляет безграмотным каждое критическое замечание, бросает политические обвинения и проч. Всё это не ново. Стоит лишь напомнить хотя бы, что и в «Заметках экономиста», с подобным же высокомерием учёного мандарина, т. Бухарин охаивал тех, кто осуществлял генеральную линию партии. Тов. Бухарину следовало бы умерить свое теоретическое самомнение. Ему нужно было бы задать вопрос, а как же обстоит дело с его теоретическими трудами, что осталось, собственно говоря, от них. Неплохо, если бы т. Бухарин поразмыслил над судьбой основных своих теоретических произведений».

Итог этим спорам подвёл Сталин. Распорядившись разослать всю переписку по данному вопросу членам Политбюро, он подчеркнул: «Считаю необходимым заметить, что в споре между тт. Бухариным и Стецким прав т. Стецкий, а не Бухарин».

Вскоре Стецкий получил ещё одну возможность отыграться на своём бывшем учителе Бухарине. В завершающую стадию вступила подготовка к первому съезду писателей. ЦК утвердил Бухарина одним из докладчиков о поэзии. Тот решил, что может позволить себе подготовить любой доклад. А Стецкий ему напомнил, что нет, надо исходить из партийных установок и обязательно представить текст доклада на утверждение в ЦК. Особо Стецкий оговорил, что Бухарину следовало осудить Маяковского за шараханья в последние годы жизни. Правда, Бухарин полностью следовать указаниям Стецкого не стал и, выступая на съезде, обрушился на Демьяна Бедного и целый ряд комсомольских поэтов. Чтобы дезавуировать крамольные оценки Бухарина, Стецкому пришлось срочно бросить на амбразуру проверенные кадры.

Крамольное выступление Бухарина на писательском съезде вызвало приступ ярости у Сталина. Новый секретарь ЦК Жданов, с 15 мая 1934 года отвечавший за работу Оргкомитета Союза писателей, попытался часть вины свалить на Стецкого. Заведующему Культпропом ЦК он тут же припомнил другую оплошность, связанную с фильмом Г.Александрова «Весёлые ребята». Стецкий расценил эту картину как балаган и не хотел выпускать на широкий экран. Но фильм увидел Сталин. А ему «Весёлые ребята» очень даже понравились.

Однако Сталин наказывать Стецкого не стал. По одной из версий, он учёл другие заслуги Стецкого, который как руководитель Культпропа ЦК курировал не только вопросы литературы, но и печать, кино, музеи, где дела обстояли не так плохо. В частности, Кремль остался доволен тем, как Стецкий провёл реформирование ТАСС (чему очень сопротивлялся тогдашний руководитель агентства Я.Долецкий). В архиве сохранился один из докладов Сталину по этому вопросу. 19 января 1932 года Стецкий сообщил вождю:

«Неверно, что перестройка работы ТАСС «в основном сводится к ликвидации его, как центрального информационного органа». Это – чепуха. ТАСС давно нуждался в перестройке. Центральные газеты специализированы. Созданы новые виды печати (как напр. районная печать). Задачи информации возросли и усложнились. А ТАСС пребывал в прежнем виде. И т. Долецкий упорно сопротивлялся каждому новому предложению. По-прежнему как и 10 лет назад вся внутренняя информация сосредотачивалась в одном отделе, который не был специализирован, отсюда шли все сводки и сведения и о транспорте и о промышленности, и о сельском хозяйстве и о прочем. Вся иностранная информация находилась, например, в особом отделе, но сводки для районной печати составлялись людьми, которые никакого отношения к этому делу не имели» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 3, л. 11).

Именно Стецкий положил конец разбазариванию музейных ценностей. Это он осенью 1933 года внёс в Политбюро документы, запрещавшие продавать на Запад без особого разрешения уникальные экспонаты из Эрмитажа, Русского Музея и других центров искусства.

Но на самом деле Сталин оставил Стецкого в должности не за спасение музеев. Он помнил вклад заведующего Культпропом ЦК в развенчание Бухарина как теоретика.

Кстати, в работе с писателями у Стецкого были не только промахи. Это ведь он вместе с Кнориным из Коминтерна ещё летом 1934 года предложил по примеру создававшегося Союза писателей реформировать Международное объединение революционных писателей (МОРП). Он и Кнорин считали, что эта организация «выродилась в сектантскую группу», которая погрязла во «внутренних склоках».

Стецкий и Кнорин предлагали:

«1) Воспользовавшись прибытием на съезд писателей писателей-иностранцев, организовать более широкую «ассоциацию антифашистских писателей», куда можно было бы вовлечь многих таких писателей, которые сочувствуют Советскому Союзу и выступают против фашизма и опасности войны. А МОРП распустить. Основы такой организации можно было бы заложить на конференции писателей иностранцев во время съезда, причём эту конференцию провести с участием Горького и Барбюсса. Барбюсса специально пригласить для этого из Парижа.

2) Председателем Комитета этой ассоциации наметить или Барбюсса или Мартина Андерсена Нексё. Барбюсс для этого подходит больше.

3) Центр организации установить в Париже, где бы работали Барбюсс, Вайян Кутюрье и Эренбург. В Москве же иметь небольшой секретариат.

4) В Комитет ассоциации должны войти и виднейшие писатели Советского Союза» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 204, лл. 58–59).

Стецкий и Кнорин рассчитывали, что реорганизация МОРПа пройдёт параллельно с созданием Союза советских писателей. Но на организацию двух процессов у них сил не хватило. Поэтому МОРПом ЦК занялся позже.

1 декабря 1934 года Стецкий доложил Сталину:

«По поручению тов. Жданова мною был вызван из Парижа И.Эренбург, с которым, также как и с Анри Барбюсом, я имел разговор о создании новой международной ассоциации писателей. Между Эренбургом и Барбюсом имеются расхождения, как в вопросе о содержании работы новой организации, так и в вопросе о формах её создания. Барбюс считает, что МОРП и его секции должны быть ликвидированы и на их базе, с привлечением новых писателей из более правого крыла, должна быть создана широкая и действенная организация писателей, имеющая свой журнал, своё представительство. Организация должна иметь постоянный центр в Париже, а в Москве – отделение, главной задачей которого является изучение литературного движения на Западе и Востоке. Для общего руководства ассоциацией в Москве создаётся, специальная политическая комиссия, с которой Барбюс осуществляет личную, постоянную связь. Барбюс считает, что главным действующим лицом в новой организации должен быть он. В отношении Эренбурга он считает возможным включение его в состав членов Комитета, но не в качестве руководителя или ближайшего соработника» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 204, л. 43).

Дальше Стецкий изложил позицию Эренбурга, который хотел для начала организовать в Париже встречу крупнейших писателей по такому неопределённому поводу. Стецкий же склонялся к тому, «что новой международной литературной организации не следует придавать узко академический характера: в неё должны входить и проявившие, себя в литературном отношении молодые писатели, а не только те, которые пользуются известностью у буржуазной публики. Вместе с тем, в отличие от МОРП, организация не должна носить ярко выраженного политического характера и не подменять собой существующих политических организаций интеллигенции: (во Франции, например, такой организацией является «Комитет бдительности» во главе с писателем Жаном Ришаром Блоком, объединяющий свыше пяти тысяч человек). Организаторами новой ассоциации должны быть: Анри Барбюс, И.Эренбург, Андре Мальро и Жан Ришар Блок» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 204, лл. 43–45).

В общем, Сталин считал, что организаторский опыт и интеллектуальные способности Стецкого могли понадобиться. Не случайно он ещё в 1934 году распорядился назначить Стецкого редактором главного теоретического органа партии – журнала «Большевик». Другое дело, вождь склонялся к тому, что курирование писателей следовало от Стецкого передать другим функционерам.

Реорганизация Культпропа состоялась в мае 1935 года. Сталин решил выделить из него ряд направлений и образовать пять самостоятельных отделов, в частности, печати и издательств (его возглавил Борис Таль), отдел кульпросветработы (руководить им стал секретарь Союза писателей Александр Щербаков), школ (туда перешёл бывший начальник Главлита Волин) и науки во главе с Карлом Бауманом. А Стецкого он назначил заведующим отделом партийной пропаганды и агитации.

Полезным ли оказалось такое разделение? Конечно, нет. Возникла чехарда. По каким-то вопросам отделы стали дублировать друг друга. Стецкий, к примеру, очень хотел довести до ума идею Горького и создать многотомную книжную серию «История деревни», подключив к осуществлению этого замысла Шолохова, Панфёрова, Ставского и других писателей. Но формально этот проект не входил в сферу его отдела. Это была компетенция отдела печати и издательств. А там к этой серии отнеслись весьма скептически и в итоге отказались от неё.

О вреде разделения Культпропа Стецкий публично высказался 27 февраля 1937 года на пленуме ЦК, на котором обсуждалась в том числе подготовка к предстоявшим первым выборам с Верховный Совет СССР.

«Нам, – заявил он, – необходимо сейчас подумать о том, чтобы объединить рычаги агитации. Нам придётся приводить в движение всё – и радио, о недостатках которого вчера говорили, и восстановить перед выборами политический плакат, и листовку, и маленькие популярные брошюры, использовать кино. У нас целый ряд рычагов даже в аппарате Центрального Комитета разбросан: радио находится в одном отделе, плакат находится в другом отделе и т.д. Надо подумать о том, чтобы эти рычаги действовали по одной линии, били в одну точку, потому что иначе мы не сможем как следует направлять всю эту массовую работу».

Возглавляя отдел пропаганды и агитации, Стецкий регулярно проводил установочные совещания с руководителями центральных изданий. На одном из таких совещаний он попросил журналистов воздержаться от неумеренных славословий в адрес вождя.

«Товарищ Сталин, – отметил Стецкий, – очень недоволен культом, который поддерживается вокруг его личности. Каждая статья начинается и оканчивается цитатой из него. Однако товарищ Сталин не любит этого».

Правда, уже через три недели он, как вспоминал Л.Треппер, заявил прямо обратное, что Политбюро «не одобряет подобную сдержанность Сталина».

Когда арестовали Бухарина, в аппарате ЦК появилось мнение, не перевести ли Стецкого в «Известия». Но этому воспротивился Мехлис.

Вообще Стецкий был очень противоречивой фигурой. Несомненно, он много полезного сделал для развития отечественной культуры. его считали покровителем Новикова-Прибоя и целого ряда других писателей. Но он же сколько и душ погубил! Это ведь на его совести драма, случившаяся с кинорежиссёром Михайловым. В 1935 году Михайлов снял фильм об убийстве Кирова. Но Стецкий нашёл в этой картине искажение многих фактов. Поэтому он внёс в ЦК предложение провести у кинорежиссёра обыск. Однако Сталин, Молотов и Ворошилов, прочитав записку завотделом пропаганды ЦК, наложили более крутую резолюцию: «За арест». Ну о его роли в судьбе Бухарина я уже и так много сказал. Замечу лишь, что сам Бухарин, ожидая в конце 1937 года своей участи в тюрьме, в своём предсмертном письме Сталину отметил: «Если б ты видел, как я внутренне к тебе привязан, совсем по-другому, чем Стецкие и Тали!»

В конце 1937 года Стецкий схватился с главным редактором «Правды» и по совместительству заведующим отделом печати и издательств Львом Мехлисом. Коллега по ЦК поставил ему в вину страшную засоренность врагами народа всех центральных издательств и органов печати.

Какое-то время Стецкий оправдывался. Так, после доклада Мехлиса Сталину о положении дел в Партиздате он послал в ЦК опровержение. 29 ноября 1937 года Стецкий доложил секретарям ЦК:

«В записке т. Мехлиса о Партиздате неправильно изображается дело с выпуском политической литературы. Параллелизма в выпуске политической литературы между Партиздатом к Соцэкгизом нет. Вся марксистско-ленинская литература идёт на 90% через Партиздат. Партиздат издаёт работы Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина как в виде общих собраний и сборников произведений, так и отдельные произведения массовыми тиражами. Надо также сказать, что вся литература к выборам в Верховный Совет СССР в количестве 112 миллионов экземпляров издана Партиздатом. Что касается Соцэкгиза, то он издаёт Гегеля, Моммзена, Ключевского, Фихте, Аристотеля, Тьерри и пр. Собственно политическая литература занимает в Соцэкгизе ничтожное место. Далее, Партиздат издаёт в 1937 году 750 миллионов листов-оттисков, т.е. больше половины всей продукции ОГИЗ’а, в то время как Соцэкгиз издаёт всего 180 милл. листов оттисков. Факты, которые т. Мехлис приводит относительно кадров Партиздата, в частности Карина, Волжиной, Москалева в общем правильны. Однако Партиздат всё же располагает редакторским и административным аппаратом. Соцэкгиз, который представляет издательство средних размеров в системе ОГИЗ’а, не имеет ни заведующего (там работал шпион Бела-Кун), ни редакторского аппарата. А по записке т. Мехлиса получается, что именно Партиздат надо присоединить к Соцэкгизу. Это похоже на анекдот! Объединить эти издательства необходимо. Но не внутри ОГИЗ’а путём слияния Партиздата с Соцэкгизом. Внутри ОГИЗ’а это издательство захиреет и дело пойдёт вдесятеро хуже. Это издательство не будет иметь ни своего лица, ни самостоятельности, ни хозяйственной базы» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34,
д. 27, л. 209).

Что предлагал Стецкий?

«1. Объединить Соцэкгиз с Партиздатом, выделив Соцэкгиз из ОГИЗ’а.

2. Создать путём объединения этих издательств самостоятельное «Государственное издательство политической литературы».

3. Передать «Государственному издательству политической литературы» типографию Партиздата «Красный пролетарий» и типографию ОГИЗ’а «Печатный двор» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34,
д. 27, л. 210).

Позже Стецкий нашёл убийственный компромат на Мехлиса. Но пустить его в ход он не успел. Мехлис сработал на опережение, успев доложить Сталину какую-то бомбу о Стецком. Косвенно эту версию потом подтвердил многолетний сотрудник аппарата ЦК ВКП(б) – КПСС Г.Шумейко. В его мемуарах говорилось, как «шёпотом передавалось по третьему этажу дома 4 на Старой площади», что Стецкого помог убрать именно Мехлис (Г.Шумейко. Из летописи Старой площади. М., 1996. С. 56).

Арестовали Стецкого, по одним данным 24, по другим – 26 апреля 1938 года. Узнав об этом, драматург А.К. Гладков записал в дневник: «Со слов Х. подробности ареста Стецкого. Когда-то любимый ученик Бухарина, он предал своего шефа ещё в конце двадцатых годов и делал карьеру в то время, как его былые товарищи испытали ссылки, тюрьмы, расстрелы. Но и он лишился доверия. Или, м.б., его убрали как человека, знавшего что-то, что хочется забыть? Или те, кто моложе и лезут вверх, подставили ему ножку (что сейчас проще простого)?».

После этого чекисты арестовали также жену Стецкого (её потом осудили на восемь лет) и мужа сестры Стецкого – Захара Чаусова, который до этого работал в Смоленском обкоме партии.

Делом Стецкого занялся четвёртый отдел Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Первый допрос провёл некто Глебов. Уже через два дня, 28 апреля Ежов доложил Сталину:

«Стецкий признал себя виновным в том, что до последнего времени он являлся руководителем антисоветской террористической организации, в которую входили правые и троцкисты. Как показывает Стецкий, в 1924 году он вступил в бухаринскую группу и с 1926 года руководил ленинградской группой бухаринцев в составе Астрова, Петровского, Мартынова, Шабанова, Горохова, Беленко и др. С переводом на работу в аппарат ЦК ВКП(б) Стецкий перебросил из Ленинграда в Москву часть бухаринцев, устроив их на работу в партийном аппарате и в печати: Горохова и Столярова – в аппарат ЦК, Беленко – в ОГИЗ и Матусевич – в «Правду». В 1921–31 гг. содействовал правым и троцкистам в устройстве их в институты Красной профессуры, в результате чего институты Красной профессуры превратились в источник кадров, враждебных партии. Эти кадры, рассылавшиеся на места, проводили контрреволюционную деятельность под его (Стецкого) руководством. Стецкий также признал, что он был лично связан с военными заговорщиками Ефимовым, Кручинкиным и Фельдманом».

Во время последующих допросов Стецкий сообщил:

«До 1932 г. основная задача, которую я ставил перед возглавлявшимися мною группами правых в Москве и Ленинграде, состояла в том, чтобы вербовать в нашу организацию новых людей. Из писателей я установил тогда тесную политическую связь с Демьяном Бедным, который был и остаётся враждебным советской власти человеком. С Демьяном Бедным я имел ряд разговоров, носивших открыто антисоветский характер».

Позже выяснилось, что на одном из допросов Стецкий дал подробные показания против своего бывшего друга Ивана Гронского. Якобы он давал задания Гронскому проводить вредительство в литературе, а Гронский исправно его указания выполнял. Этого оказалось достаточно, чтобы Гронского тоже взяли под стражу.

Первого августа 1938 года Стецкий был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.

Странно, но хозяйственники, обслуживавшие комплекс зданий ЦК на Старой площади, ещё долго никого не впускали в некоторые помещения, которые занимал бывший заведующий отделом пропаганды и агитации Стецкий. Ветеран Старой площади Г.Шумейко рассказывал:

«Но вот курьёзный случай. В бывшем кабинете Алексея Ивановича в доме 4 на Старой площади более года находилась после его ареста «неприкасаемой» комната отдыха. Уже летом 1939 года пишущему эти строки довелось принимать участие в просмотре всего, что там залежалось и разборке различных черновиков служебных бумаг. Представьте себе, в комнате ничего заслуживающего внимания не оказалось. Зато она была забита до предела большими и малыми портретами Алексея Ивановича. Каких только их там не было: и нарисованных и вытканных по шёлку! Там же находились и дарственные письма «на эту продукцию», полученные от разных коллективов и организаций. И это так, без особых поводов, не по случаю какого-то юбилея, «угодничали» люди видному деятелю» (Г.Шумейко. Из летописи Старой площади. М., 1996. С. 163–164).

Реабилитировали Стецкого посмертно в хрущёвскую «оттепель». Интересно, что отсидевший достаточно долго в лагерях Гронский, который прекрасно знал о той роли, которую в его аресте сыграл Стецкий, в своих воспоминаниях нигде его не ругал, наоборот, в некоторых случаях подчёркивал его заслуги. Почему? Для меня это до сих пор остаётся загадкой.

 

Вячеслав ОГРЫЗКО