Большая несправедливость

Рубрика в газете: В огне критики, № 2021 / 25, 01.07.2021, автор: Антон ОСАНОВ

---

Подвела итоги премия для молодых литераторов «Лицей». В прозе бронза и серебро достались объективно сильным работам (Екатерина Макарова, «Цветущий кориандр», и Ислам Ханипаев, «Типа я»), а вот золото взял текст посредственный во всех отношениях (Катя Кожевина, «Лучшие люди города»). Ещё одна сомнительная бронза ушла «Дневнику волонтёрки» Таши Соколовой.
Все десять финалистов чётко поделились на три группы: отстающие, середняки и убежавшие вперёд.

---

Отстающих текстов оказалось два. Это «Оглянись и увидишь дым» Ивана Лебедева и «Дневник волонтёрки» Таши Соколовой.
Соколовой за её публицистику из ковидного госпиталя вручили «бронзу». Но это именно «бронза», когда чемпионов просят ужаться на пьедестале. Слабый соцсетевой текстик в духе «Десяти фактов, которые нужно знать о…»  продвинули в финал, видимо, в память о медиках, волонтёрах да как атрибут ещё одного ковидного года. Достоинств у плюшевого актёрского дневничка нет, разве что болливудские истории на слезу и мелодраматичные совпадения:

– А вот город в Китае, пять букв, предпоследняя Н?
– Ухань, – хором ответили мы с Таней.
Вписали Ухань. Кроссворд не хотел сходиться, поэтому полезли в гугл. Оказалось, что Ибинь.

В том-то и дело, что у Соколовой оказался Ибинь. При том полный. Всплакнуть, вовремя удивиться – работа Соколовой не художественная литература, а репортаж, длинный пост в Facebook. И в поэзии был финалист о ковиде. Но он остался лишь напоминанием о пандемии, а в прозе тема оказалась важнее текста.
Не обошло жюри вниманием и другого запыхавшегося – Ивана Лебедева. Его премировали дипломами, хотя повесть «Оглянись и увидишь дым» самая слабая среди финалистов. Неряшливый, сшитый из лоскутов фильма «Три билборда» и трагедии в Кемерово, текст пытался создать городскую фантасмагорию, но получился косноязычно помыкивающий кадавр. Текст слаб в языке, образности, сюжете и особенно в приёмах, точнее, приёме – растянутом на весь текст колоссальном лексическом повторе. Впрочем, если автор угрожал жюри своими метафорами, понятно, почему ему «выплатили» аж два диплома:

Смех сдулся, как тесто в кастрюле, которое тыкает старыми пальцами бабушка.

Середняков четверо. Это Максим Васюнов («Фабрика игрушек»), Сергей Кубрин («Домой ужасно хочется»), Анна Чухлебова («21 история о том, что умерли не все»), Катя Кожевина («Лучшие люди города»).
Проза Васюнова оказалась охорошенной журналистикой. Рассказы о профессии и о детстве вполне приемлемы, но в них нет художественности, робкого какого-то дыхания. Такую прозу не читаешь даже, а просматриваешь – как телесюжет, пусть и он рассказывает о важном. Читателя ведут и подталкивают, технично останавливают перед главненьким, а потом подробно всё объясняют. Текстам Васюнова не хватило тайны, какой-то неявности. Столь невесомые материи не могут заменить ни точные языковые расчёты, ни грамотная композиция. В этом смысле на Васюнова похож Кубрин – пусть будут в одном абзаце – Сергей как всегда продемонстрировал хорошее (но непонятно зачем нужное)владение темой и языком. Следователь Кубрин профессионально выстрелил куда-то в молоко. Иначе его армейские зарисовки не оценить. Высокий языковой уровень, красиво всё сложено, но в повести Кубрина нет ничего, что бы он уже не показывал или не знал. Потрясающе вторичный текст, без которого финал мог легко обойтись.
А вот Анна Чухлебова решила похулиганить. В её смелой подборке много перформативного и даже граничащего с порнографией – семя, мужеложцы, насилие, самоубийства.

Сборник у Чухлебовой яркий, озорующий даже. Он подначивает читателя и с прищуром ждёт, что тот предпримет. Но отвечать на провокации Чухлебовой не хочется. Её эпатажные рассказы – брошенный камень, который не в окно прилетает, а куда-то в траву. Увлекшись провокациями, Чухлебова упустила саму историю, и её рассказы лишь слова ради слов. Недостаточно, кстати, искусных, чтобы не замечать отсутствие нарратива. Но в Чухлебовой чувствуется сила, талант. Однажды, когда она всё-таки отыщет нужные истории, о Чухлебовой заговорят.
Роман Кати Кожевиной неожиданно произвели в победители. Гораздо интереснее спросить «почему», нежели и вправду читать «Лучших людей города». Текст запоздал лет на пятнадцать, когда с претензией сравнивали нагловатую сытую Москву и полубандитскую, но честную окраину. Кожевина столично выдумала какой-то свой Сахалин, куда в «поиске себя» вынуждено летит героиня, и напутала во всём: в фактуре, речевых оборотах, атмосфере, времени… Скучный, обессоленный сюжет иногда взбадривает мощная образность, но она одинока, как пик Чехова. И не всегда удачна:

За окном гнули шею жирафы подъёмных кранов, и виднелся кусочек моря.

Не представив авторского видения России, Кожевина выдала заученную прогрессивную риторику с экологичным выводом: вопреки властвующему мраку, люди-то хорошие, они обязательно победят свои и общие страхи. А пока победа сия не случилась, ожидание можно скрасить шуточками из нижнего интернета:

У нас даже в честь открытия публичного туалета торжество устроили. Шариками его обвесили, ленточку разрезали. Депутат выступал…
Золото Кожевиной – странная ошибка жюри. Текст можно похвалить лишь за метафоричность, но ни история, ни задумка, ни композиция, ни язык, ни сюжет ни в коем случае не тянут на первое место. Да даже «реализм» романа плох: на Сахалин едут работать в угольные шахты (которых там нет), у полицейского УАЗа можно опустить стёкла (которые там не опускаются), в магазинах продают «Путинку» (производство которой прекращено). Это роман издалека, его написали за тысячи километров не от Сахалина – ладно бы, – а от чего-то личного и ценного. Потому художественность текста оказалась заменена политическим смешком, глупым гэгом и вальяжным стереотипом обо всём на свете.
Вряд ли в премиальном сезоне 2021 будет победитель нелепее, чем в «Лицее».
Перейдём к сильным текстам. Это Ислам Ханипаев («Типа я»), Екатерина Макарова («Цветущий кориандр»), Марина Буткевич («Ложесна») и Иван Стрелкин («Самсон заходит в парикмахерскую»).

 

Белоруска Буткевич написала нежный поэтический текст о памяти, Великой Отечественной и любви. К сожалению, при этом у Буткевич не получилось произведения: текст настолько насыщен, что читать его можно лишь в гомеопатических дозах. Всё забил язык. Вот если бы сорняки были красивыми – так выглядело бы «Ложесна». Язык Буткевич из награды стал проклятием, он избыточен и останавливает чтение. От него отворачиваешься, его пролистываешь. И кроме того – язык Буткевич можно повторить, его блистательность можно воспроизвести. Тогда как произведение повторить нельзя. А ведь как прекрасно было на самых первых страницах:

Я вижу, как после дня длинного зимнего отец твоей матери выходит из трамвая, паучьими лапами пантографа сверкающего, и шарф цепляется за сумку какой-то вечерней галы. И так желает за неё держаться, что отец твоей матери под движущееся дальше последнее колесо падает.
Я вижу, как он себе трость точит.
– С тростью я и в лесу пригожусь, – говорит.
– И в лесу, – говорит.
Сенно, Сянно
Я вижу, как отец твоей матери хлеб на серебряный мох выкладывает.
– Привет, Барух, – говорит. – Привет, Берл.

Екатерина Макарова и Иван Стрелкин написали вспоминающие эпистолярные романы со вставками. Оба романа удачные, яркие, с точно расставленными словами и приятным сюжетом. Но если Макарова написала просто хорошую историю с достойными оценками по музыке и языку, Стрелкин написал очень необычный «дневник». Мало того, что его история гипертекстово соотносится с романами Елены Скульской, так и есть в ней странность тем, мира, эпохи, письма. Всего одна строчечка: «песчаное дно у берега похоже на нёбо кошки», и от неё шершавит, от неё мурашит, и таков – весь театральный роман Стрелкина, где герой пишет письма далёкой подруге. То, что Стрелкина никак не отметили – большая несправедливость. Он написал самое сложное на «Лицее» произведение. Да, оно отдалённо и непонятно, но ведь Стрелкин разговаривает с читателем не словами, а ощущениями и сквозняком. У Макаровой же всё бытийно: гениальный композитор называет все свои произведения «Цветущим кориандром», тайну чего нам постепенно и приоткрывают. И если Макаровой справедливо отдали третье место, Стрелкин должен был подняться ещё выше. А этого не произошло. И теперь не дойдёт до растрёпанного текста читатель, не окунётся в ворох его странных, но отнюдь не случайных историй:
Кровь обеспокоенно стучится в висок, червь недовольно шевелится в лёгком; человек соскальзывает с платформы на заросшие чертополохом пути и устало шагает в сторону дома, отчаявшись дождаться своей электрички. Вокруг сумрачный тёмный лес, густой шелест, призрачные облака застревают в чёрных верхушках сосен, и нет конца веренице шпал, и нет никакого дома – дом истлел, развалился больше века назад, погибли от старости все жившие в нём, исчезли, перемолотые временем в муку, города и деревни, а человек всё шагает, надеясь однажды дойти. Но вот железная дорога внезапно обрывается, упёршись в аккуратную прямоугольную яму. Рядом с ней человек видит камень, а на камне – своё имя. Облегчённо вздохнув, он ложится в могилу, как в постель, и засыпает, укрывшись дёрном.

И наконец Ислам Ханипаев, главное открытие сезона. Писатель с Кавказа, из нелитературной среды, сходу взял второе место, хотя полностью заслуживал первого. В «Типа я» восьмилетний Артур в компании друзей ищет своего папу. Махачкала встречает читателя не только стереотипным «жи есть», но травмированным миром второклассника, лишившегося матери и терпящего нападки сверстников. На помощь Артуру приходит выдуманный герой Крутой Али и настоящие живые друзья. Простая история написана так наивно, что быстро становится мифом. В ней чистая повествовательная структура, все компоненты великого делания: волшебный помощник, злой противник, верные спутники, переход границы и возвращение домой. Второклассник Артур выносит из приключений простые истины:

У всех должна быть работа и для злых и для добрых.
Он так и сказал однажды – «Грусть – чё такое?».
Как однажды сказал Крутой Али про шахматы: – «Шахматы нужны, чтобы ломать уши».
Людям нужны платки так же часто, как и носки.
Все знают, что бабули главные враги воинов.

Это откровенная проза, в чём-то даже лубок, но она оказалась мощнее, чем мастерство литературных студий. Повесть «Типа я» ещё раз доказала: миф сильнее, чем вся эта литературная тонировка. Можно закончить студию с дипломом и интертекстуально плавить сюжет, но в перспективе побеждают всё равно архетипы и седина. Даже если речь идёт о приключениях второклассника. Тем более порой от них что-то попадает в глаза:

– Крутой Али.
– Чё?
– Можно мне поплакать?
– Да.

Таковы тезисные итоги прозаической части «Лицея» 2021 года. Обо всех работах можно много ещё сказать, но лучше всё-таки прочитать сами тексты. Ещё раз поздравляю всех финалистов.
Вы уже победители.