Довлатов писатель неплохой, ему бы редактора хорошего…
Рубрика в газете: С карандашом в руке, № 2023 / 49, 15.12.2023, автор: Андрей МАКАРОВ
В дорогу всегда беру книгу. Такую, чтобы не оторваться. Открыл в Москве, закрыл в Петербурге. В этот раз взял «Компромисс» Довлатова. Открыл, вчитался, спустя несколько страниц хмыкнул и полез за карандашом. Ещё до Твери не доехали, а страницы украсили вопросительные знаки, подчёркивания, ссылки на другие страницы. «Компромисс» вы наверняка читали, давайте перечтём вместе. Итак, поехали…
Напомню, что главы книги называются «Компромиссами», это истории о том, как в СССР расходились жизнь реальная и отображённая на газетных страницах.
Компромисс восьмой. Июнь 1976 года. В нём фотограф Жбанков рассказывает девушкам, развлекающим заезжих корреспондентов, историю похорон директора телестудии Ильвеса.
Всё бы ничего. Если бы не Компромисс одиннадцатый от августа 1976 года. Как раз о том, как Ильвеса хоронили.
То есть, в июне Жбанков рассказывает историю похорон, которые пройдут в августе.
Начало положено. Читаем дальше. Компромисс седьмой. Апрель 1976. На последней странице сказано, что о проколе автора в статье говорили недели две, после чего отличился журналист Буш, взявший интервью у капитана торгового судна ФРГ, оказавшегося беглым эстонцем. То есть Буш отличился не позднее мая 1976 года.
Интересно! Ведь об этом интервью рассказывает Компромисс десятый. Редактор, давший задание Бушу, просил: «Желательно, чтобы моряк поздравил нас с шестьдесят третьей годовщиной Октябрьской революции». К 1917 (году революции) прибавляем 63 и получаем 1980 год! Странное желание редактора партийной газеты. Явно в 1976 году он хотел получить поздравление с юбилейной шестидесятой годовщиной 1977-го года!
С Бушем вообще много непонятного. В июле 1976 (Компромисс десятый) он оказался в вытрезвителе (уже изгнанным из газеты). В августе 1976 (Компромисс одиннадцатый) редактор не может послать его на задание – поскольку у Буша запой. Или его после вытрезвителя снова приняли в газету, и он запил? Или запой у самого редактора?
Судя по тексту, некоторые герои на время телепортируются в Таллин из других городов. В компромиссе шестом появляется диктор Чмутов. Хронический неудачник, полгода назад что-то ляпнувший в прямом эфире. Потом Чмутов уехал в Псков. Устроился на местное радио. Там у него собака залаяла в микрофон. Далее: «Чмутов уехал в Ленинград. Целыми днями сидел на радио. Ждал своего часа…».
Сидел на радио. В Ленинграде. Ждал. Но для шестого компромисса телепортировался в Таллин, чтобы Лидочка Агапова, проходя мимо, ему улыбнулась. Что дальше с Чмутовым – неясно. Больше он автору не нужен. Видимо, обратно в Ленинград телепортировался.
Странно выглядит приятель автора Шаблинский. В компромиссе десятом рассказывается, как автор попал в Таллин. Приехал с Шаблинским на редакционной машине. После чего тот бросил его на ночной площади. Сказав: «Нелька волнуется». Далее объяснив: Нелька – жена и напомнив, что Довлатов был на их свадьбе.
А в компромиссе третьем он говорит: «У Розки сессия…». Может, жена – Неля, а Роза – дочь? Заглянем в Компромисс одиннадцатый. В нём описывается, как холостой Шаблинский задумал жениться. Выбрана «милая Розочка с усиками».
Автор! Куда Нелю дел? Ты же на их свадьбе был!
Впрочем, Шаблинский такой рассеянный. В компромиссе третьем, соглашаясь на пьянку, сообщает друзьям, что завтра у него «творческий день».
Творческий день – для творчества. На работу идти не надо, дома пишешь нетленку в спокойной обстановке. Заодно можно выспаться, пропылесосить квартиру. Но злой автор похмельного Шаблинского в творческий день отправляет на службу, заставляя расшифровывать магнитофонные записи с конференции наставников.
Только не надо говорить, что каждая часть книги самостоятельный рассказ. Общие герои, сквозной сюжет, главное действующее лицо сам автор. Уж с ним-то всё нормально? Попробуем разобраться.
Итак, автор приехал в Таллин с Шаблинским, Шаблинский его отправил к Бушу. Буш только что сошёлся с Галиной, лишившись работы в газете после интервью с капитаном в 1976 году. Но двумя неделями раньше автор, в той же газете, напортачил в статье (ещё не живя в Таллине?). Автор какое-то время жил с Бушем и Галиной. «Тогда – в семьдесят пятом году». Галина нагадала автору, что он кончит свои дни где-нибудь в Бразилии. А вот (Компромисс одиннадцатый) девушка автора – Марина – в августе 1975 года оставила о нём запись в дневнике: «Он был праздником моего тела и гостем моей души». Интересно, что Компромисс первый датирован ноябрём 1973 года. За два или три года до появления автора в Эстонии…
Если охота – попробуйте разобраться сами. Такие места редактор, возвращая рукопись автору, подчёркивает, предлагая упорядочить даты и события.
«Компромисс» через редактора явно не проходил. Читали друзья. Редактор злой. Друзья добрые. Друзья хлопали по плечу и говорили:
– Старик! Ты – гений! Наливай…
Кстати, насчёт «наливай». Оказавшись с героем пятого компромисса в ресторане, автор заказывает водку, салат и котлеты. С собой принесена бутылка кубинского рома. Дальше водку пьют с пивом, которое взялось непонятно откуда. О нём говорили, но у официанта не заказали и с собой не приносили. Само возникло.
Вопросительных знаков, подчёркиваний в непонятных местах всё больше. Карандаш затупился, пока его точим, выслушаем упрёк. Кроме несовпадающих дат, жён, что-то есть? Конкретное предложение с ошибкой без отсылок к другим страницам?
Компромисс пятый. Ноябрь 1975. «Фабрики и заводы, колхозы и машинно-тракторные станции рапортуют государству…»
Такого в газете быть не могло. По одной простой причине. Машинно-тракторные станции прекратили существование в 1958 году. И в 1975 году рапортовать не могут. Их нет уже восемнадцать лет.
Опять прикопались к ерунде? Уйдите от бессмысленных цифр. Посмотрите, какой у автора язык! Посмотрите, как он подбирает слова!
Посмотрим.
Компромисс одиннадцатый. «Внизу стоял грузовик с фургоном…». Что-то цепляет. Откроем словарь Ожегова. В нём фургон – «крытый автомобиль для перевозки грузов». То есть грузовик с фургоном не что иное, как грузовик с автомобилем. (Для восьмидесятых, когда опубликован «Компромисс», Ожегов – высший авторитет). И сам Довлатов дальше пишет просто: «Мы подошли к фургону».
Заглянем в «Компромисс шестой». Журналистка Агапова попадает в квартиру к бывшему надзирателю Алиханову. Обстановка в ней ещё та. «Диван, заваленный бумагами и пеплом». Вы можете представить диван, заваленный пеплом? Только если засыпанный.
Чуть ниже ещё круче: «Тусклые лезвия селёдок на клочке газетной бумаги…».
Ну что сказать?! Если от газеты оторвать часть – получим обрывок. Из обрывка сделаем клок и уже от него получим клочок. Что-то маленькое. Положить на него селёдки?.. Одна уместится, и то вертикально. И вообще, меньшее к большему, редактор ткнул бы автора носом, предложив написать: «к тусклому лезвию селёдки прилип клочок газетной бумаги». Предложил бы, задумался и спросил, что именно автор пристроил к селёдке. Поскольку бумага бывает газетная, офсетная, обёрточная. А если автор говорит о клочке газеты, то пусть будет именно газета, а не газетная бумага.
Часто, работая с редактором, автор играет желваками, сжимает кулаки. Забирает рукопись и уходит, хлопнув дверью. Дома успокаивается, перечитывает и всё исправляет. Часто благодарит. Вышедшую книгу преподносит с дарственной надписью. Просит отредактировать следующую рукопись. Рекомендует тебя друзьям.
Редактор, получив папку с очередной рукописью, вздыхает. Берёт чистый лист и, читая рукопись, делает выписки. Что-то вроде: «Иванов Иван Иваныч, главный герой, такого-то года рождения, родинка на левой щеке, хромает на правую ногу, курит Беломор, жена – имя, сын и дочь», и так далее. Небольшое досье на каждого.
Редактор – между автором и читателями. Просто он не виден. Как и корректор, пропустивший: «отправился на задание в такси».
Хотя предъявлять претензии поздно. Книга выдержала множество изданий. И вообще, чего прикопался к классику?! Ну ошибся он раз, два, три, четыре… далее по списку. Руки прочь от священной коровы российской словесности! Не то огребёшь по полной от секты Свидетелей Довлатова.
Мне Довлатов нравится. И в прозе, и в письмах. Его фраза к оставшимся в Ленинграде друзьям: «Можете не уезжать – не уезжайте».
Хороший совет. Только не мы, вся страна уехала.
«Компромисс» хорош тем, что не устарел. Со всеми своими машинно-тракторными станциями и рапортами доярок Брежневу. Такую книгу можно написать про газету сегодняшнюю, интернет-портал, неважно, будут они за правительство или против. Кто-нибудь и напишет.
Довлатову же стоять в бронзе на улице Рубинштейна. Памятник не только ему, но и его героям. Людям со всеми их слабостями и ошибками.
Хороший памятник. Справедливый. Довлатов писатель неплохой. Ему бы редактора хорошего.
В еврейской воскресной школе при синагоге идет урок биологии. Учитель: – Мойша, сколько ног у таракана? Мойша поднимает тяжелую от постоянного недосыпа голову, мутным взглядом смотрит на учителя, чешет исколотыми иголками пальцами затылок и изрекает: ” Мне бы Ваши проблемы, господин учитель…”
В этих мелких нестыковках — особый довлатовский юмор. А если бы он хотел что-то исправить, то вполне мог бы сделать это и сам. Вообще, он часто интерпретирует одни и те же события по-разному, и имеет на это право — он же не документалист.
Ну что можно сказать. Рассеянность Довлатова зашкаливает. Но могу ли я его критиковать. Я и сам бесконечно рассеянный. Вчера совершал покупки в магазине и забыл ключ от камеры хранения магазина в кармане. Сегодня вернул ключ в магазин. А там в отверстии для ключа ключ с точно такой же биркой.
Пришлось отдавать ключ продавщице. Она меня пожурила и я ответил: извините, голова не работает. Пару дней назад ходил в приемный пункт стеклотары, вернулся домой и заметил, что забыл замкнуть квартиру. Зашёл в квартиру и увидел, что в ней всё в порядке. Никто не воспользовался моей рассеянностью. Примеров много. Раз 10 я забывал карточку для расчётов за покупки в магазинах. И каждый раз мне возвращали её через день или пол дня. Один раз забыл кошелек на столе в зале для клиентов банка и ушел уже на одну остановку трамвая, но вернулся и кошелек лежал в целости и сохранности. Один раз, когда ещё работал, шел на работу с двумя пакетами и один пакет забыл на скамейке остановки. Потом проехав одну остановку,
понял что пакета нет. Вышел из троллейбуса вернулся на ту остановку, где забыл пакет, пакет был в целости на скамейке. У меня есть даже рассказ о некоторых фактах моей рассеянности. Влияет ли это на мои рассказы и повести, не могу сказать. Пока редакторы ничего не заметили. Странно. Но ещё не посылал никуда 3 больших повести. Может всё ещё впереди.
“Компромисс” Довлатова можно сравнить с повестью Стругацких “Понедельник начинается в субботу”. И то, и другое — фантастика.
По поводу “дивана, заваленного книгами и пеплом”. Пепел, как и снег, может быть рыхлым или плотным и слежавшимся. И если снегом может завалить, то и пеплом тоже что-то можно завалить, например, диван. Вопрос количества. Бывает вулканический пепел. Вообще, обычно составители толковых словарей обращаются к писателям, а не наоборот. Бывают и исключения: Набоков учил русский по Далю. Многие смысловые оттенки возникают в определённом контексте, и это надо учитывать. Диван, засыпанный пеплом, можно представить у Набокова, но для Довлатова это слишком по-эстетски, ему нужен более грубый и зримый эпитет.