Двенадцать заповедей от Фёдора Сухова

№ 2022 / 10, 18.03.2022, автор: Светлана ЛЕОНТЬЕВА (г. Нижний Новгород)

Первая заповедь – квасить огурцы. О, да! Не капусту, не помидоры. И не солить. Именно квасить! С лимоном – жёлтым, как день. Петрушкой – зелёной, как ночь. Немного мёда. Изюма. Перца и холодной, колодезной воды, ибо она, пропущенная через жернова песков, глины, очищенная до первоосновы и даёт этот расольчатый, молочный, материнский вкус.

 

Фёдор Григорьевич Сухов – поэт.

Фёдор Григорьевич Сухов – прозаик.

Фёдор Григорьевич Сухов – эссеист, культуролог, влюблённый в природу, ибо знает её законы, её величие, её матричные устои. А как без них?

Фёдор Григорьевич Сухов – соиздатель правды в её исконном народном понимании. Супротив всяческой лжи и неискренности. Супротив нечеловечности.

Он прошёл войну, стрелял, уничтожал фашизм. Но не людей конкретно, а корень зла. Извращённое сознание. Он стрелял в несправедливость. Был ранен. Контужен в боях.

 

Вторая заповедь – печь пироги с капустой. Это полезная еда. Капусту вымачивают заранее с морковью для перемешивания соков. Солят уже поджаренную. Приправ не надо, кроме петрушки ничего. Квашню ставят под утро в четыре утра. Так делают староверы, они знают толк в соленьях-вареньях, в моченьях-укропах. Это старинный рецепт. От матушки.

 

Несколько встреч с Фёдором Григорьевичем Суховым, это словно долгие и тягучие беседы с батей-отцом, с человеком, понимающим тебя по-отечески.

Первая и незабываемая встреча на Автозаводе 7 мая 1987 года. В шесть вечера. Это, словно послезавтра была война, до завтра была война. Это победа в грядущих наступающих войнах. Фёдор Григорьевич Сухов – воин.

Фёдор Григорьевич Сухов – боец.

Фёдор Григорьевич Сухов – победитель.

Фёдор Григорьевич Сухов – солдат, младший лейтенант, командир и просто раненый человек, когда его, истекающего кровью, привезли в госпиталь…

Фёдор Григорьевич Сухов – это когда началась Великая Отечественная война, это когда была мобилизация в 1941 году и отправка сначала в Казань, а затем на переобучение в пехотные войска в Ташкент, в училище, после окончания которого в 1942 году был отправлен на фронт командиром взвода в звании младшего лейтенанта. Это в 1943 году знаменитое, яростное сражение на Курской дуге, это крошечная деревня Ивница, там Фёдор Григорьевич возглавил роту, это страшная схватка, бой с превосходящим противником: заменив погибшего командира в смертельной схватке с фрицами, освободил Ивницу с малочисленной группой товарищей, ибо многих уже убили фрицы, это выигранный бой, это отступление немцев. За это был удостоен первой награды – медали «За отвагу». Победу встретил в Германии – Восточной Пруссии в звании старшего лейтенанта. И не сразу 9 мая всех увезли обратно в Россию. Война продолжалась для Фёдора Григорьевича весь 1946 год. Освобождение – это не значит очистка. Фашизм надо искоренять, выкорчёвывать как гнилые деревья до самого ядра земного!

 

Фёдор Григорьевич Сухов – это огромной силы и интеллекта человек!

 

ТРЕТЬЯ ЗАПОВЕДЬ – умение быть воздержанным. Нет, не сдержанным-терпеливым. А именно воздерживаться, взнуздыватья, во время окорачиваться…

 

Что это такое за умение, Фёдор Григорьевич?

Вообще, научить человека чему-то приятному просто.

Научить не приятному ему, но нужному иным – сложность чрезвычайная.

Для этого надо приложить усилия. Например, как из лентяя сотворить человека трудолюбивого? Из неприлежного – сделать аккуратного?

Назидания никогда не приносят пользы. Они «не пользительны». Ибо чужды и не прививаются. Что значит, привить?

Это не дать. А наоборот, отобрать. Пожалеть. И раскаяться.

Идти через боль свою, чтобы дойти до боли чужого человека.

 

До Большого мне Болдина словно до Марса,

хоть я рядом, не более верст так двухсот,

проживаю. А коль по прямой ехать трассе,

так не более сто сорока на восход.

 

Ах, далёкое, непостижимое! Рвётся

моё сердце тобою. Смотри же, смотри

все пути до тебя в моей жгутся крови,

все пути до тебя – световые – сквозь солнце.

Это как высверк молнии. Тысячи лет

пробираться к тебе, чтобы пасть прямо в ноги.

Я к тебе напрямки, без разбора дороги,

до мозолей кровавых ступней в сбитый след.

 

ВСТРЕЧА В БОЛДИНО – как четвёртая заповедь поэтическая. Фёдор Григорьевич приехал со своей молодой женой Марией Сухоруковой. Это тяжёлое бремя и одновременно звучащее для него мелодией. Он тогда преобразился. Читали супруги стихи по очереди. За сценой. И на сцене. Всё-таки праздник.

 

Затем супруги разошлись, как это бывает  у поэтов. Но их налипчивая и сугубо детская связь так и не разорвалась впоследствии на долгие годы. Это была и беда, и наказание.

 

Фёдор Григорьевич Сухов – это человек, рождённый 14 марта 1922 года в селе Красный Оселок, Лысковского уезда, Нижегородской губернии в старообрядческой семье, отец – Григорий Петрович – кузнец, мать – Мария Ивановна, уроженка села Великовского, сельская труженица. Фёдор Сухов обучался в Красноосельской начальной школе, а затем в неполной средней школе в селе Просек. И далее Лысковский рабфак.

Глубинка.

Покосево.

Ширь.

Избы, нависшие над оврагом.

 

Заповедь пятая. Сбор шиповника на склонах возле могилы Сухова.

 

Это было полузаброшенное старообрядческое кладбище. Мы шли вниз по склону, чтобы поклонится до земли великому русскому старцу-сподвижнику, великому русскому поэту всея шири и космоса Руси.

Мы читали стихи. Мы слушали пение птиц. Мы видели чёрных дроздов на раскидистых ветках не порубленных яблонь. Хотя эти яблони – весь сад широкоствольный, ветвями переплетённый, срубили.

Но мы видели его, этот сад, хотя его давно пустили под пилы предприниматели. Но сад рос! Ветвился. Наполнялся пением птиц по весне.

Это всё равно живой сад, хотя убитый, сломленный. Но он жил как-то наднебно. Он дышал нам в груди. В рёбра кололся, сыпал лепестки белые, как хлопья.

Шиповник тоже был.

Колючий.

Колени в кровь обжигал.

Цвёл розово, ало, прибрежно.

 

До могилы мы добрались. И поклонились ей – могиле, где лежали бренные, сухие кости матери и отца Фёдора Григорьевича Сухова.

 

Заповедь шестая. Путешествия.

 

Сухов работал над прозой «Буреполом» и поехал в Среднюю Азию в 1989 году, а затем в соляную, солнечную, жаркую Турцию, в античную Грецию, в довоенную Сирию в 1990-ом, после в Крым, в 1991 году.  В 1990 году подписал «Письмо 74-х», был участником Внеочередного пленума Союза писателей СССР, на котором выступил – как будто предвидел! – с речью о защите русского языка. Именно о защите и охране языка русского! Он не поддерживал раскол Союза писателей и в августе 1991 года, всю ночь был в числе защитников, отстоявших здание СП СССР на Комсомольском проспекте,13.

Ибо, писатели соединяйтесь! Объединяйтесь! Расколу не быть!

Любой разъём между писателями, поэтами – есмь неверный шаг. За писателем люди стоят, читатели.

Писатель – это полководец своего окружения.

 

…И бросилась бы в ноги я ему отцу-Сухову, гуру-Сухову, верно, верно говорите! Единение – вот основа основ, сплочение. Отбрось амбиции, писатель!

Иль молотком с гвоздями так, что добро распяли. Если война, то гранату, если борьба, то в бронь, я и от зла бы тоже – в травле, исчадье, опале, рвите кулак! Убирайте! Лучше  ладонь в ладонь. Ты позвони мне просто, спрячь кулачок свой детский, сморщенный, точно осень, словно берёзовый гриб. Если обижен, мертвецки, словно бы враг половецкий,

словно бы где-то город прямо в груди болит. Что повторять беспрестанно про доброту во вселенной? Ложь, что бывает мягкой, боль, что не насовсем, рви кулаки с костями, кожею, связками, веной, я не хочу между нами этих высоких стен да из камней пудовых, да из металла эти грубые, все в мозолях, жёсткие кулаки.

Те, что ногтём ковыряют Бога во мне в столетьях, те, что меня убили, те, что меня секли.

Помню кулак соседский, помню мужской и женский, помню кулак разрушений. Просто помню кулак. Если  соединима сцена с Майей Плисецкой, также неотделимы свет, полутени, мрак. Ты набери водицы не в кулаки, а в ладони, ты набери любви мне, больше, чем есть любовь! И не в кулак, а в колени, голову ты уронишь, и не на камни ляжешь, ляжешь земле – в ладонь!

 

Заповеди любви

 

…в конце 1991 года Сухов обвенчался с Клавдией Ермолаевной Сусловой. «С Клавдией Ермолаевной поэт познакомился в 1950 году, когда учился в Литинституте и жил на бывшей даче драматурга Тренёва, в Переделкине, а она работала медицинской сестрой в соседней Баковке в детском туберкулезном санатории, располагавшимся в бывшей усадьбе Самарина, в 1952 году она стала его женой, и в 1953 году у них родился первенец Алексей…»

Баковка! Еду мимо на электричке.

Баковка! Лес. Тропинка, петляющая, ведущая в посёлок. Место дачное. А раньше иначе было: первоначальное официальное название посёлка — двадцатая верста от названия железнодорожной станции у деревни Мамоново. На рубеже XIX—XX веков крестьяне деревни Мамоново здесь валили лес вдоль небольшой лесной речной системы — притока реки Сетуни, высоко тянущейся к югу, от лучистых комариных рощ,  от поселения и питающую пруды имений Думновых и Самариных.

 

Заповедей любви шесть:

 

беречь,

хранить,

рожать детей,

утром приносить в крынке молока,

уважать и ценить.

 

Любовь – это много и это всё.

Любовь – это звёзды до воды, до меры и безмерья.

 

БИБЛИОТЕКА ИМЕНИ Ф. Г. СУХОВА

 

Наши имена – станут улицами, городами, посёлками.

Наши имена – старинные, древние, многокорневые.

Наши имена – это более, чем мы сами.

Мы есть – кусок нашего имени.

 

«Я загнал остаток своего имени, как остаток своего коня»

…и мы собирали шиповник , поднимаясь по склону выше от могилы. И он царапал руки, но мы всё равно брали ягоды и ели их. Ибо была жажда.

И сырой воздух. И парило солнцем. И душно было.

Воды мы не взяли. Не подумали о жажде.

И мы ели ягоды – ибо в них были капли живительного сока.

 

Поднимись и ты на этот склон в Красном Осёлке!

Взойди!

А когда взойдёшь, то встань на самый валун, круглый, что облако и взмахни руками к небу.

И поймёшь, что можно, можно чуть-чуть оторваться от поверхности земли.

ПОЛЕТЕЛИ!

 

Сначала дубовый гроб лодочкой вплыл в зал Союза писателей, расположенный на улице Минина, затем лодочкой поплыл на родину писателя, также лодочкой с горы спустился в свою обитель у реки на старо-сельское, старо-обрядовое кладбище – тихое, потустороннее, как Малиновый скит, ибо без скита старообрядцу худо, без вышитых крестиком материй, рубашек из малинового рядна, холодной колодезной воды для запива крепкой самогонки, ядрёного огурца по Суховскому рецепту и пирога с капустой по-старообрядческому канону.

Старообрядцу нужен простор, нужен дикий шиповник, красные ягоды и шипиги-колючки, это их уклад, их жизнь.

Это матушка и батюшка, чей покой рядом с упокоением сына земли. Сына всей планеты, освобождённой от ига фашистского.

И закатиться на своей лодочке в глубины родимой земелюшки, и найти свой приют-пристанище; и поют солевейчики да иволги, и поют дрозды сада срубленного, забыв, что его нет – это ли не диво?

Срубленный сад, но не значит покорённый.

Им, детям и внукам Сухова Фёдора – посвящается вся эта земля. Всея Русь просторная, ибо Русь – это чувство, это потайная дверца сердца, резное окно старой избы.

И летит эта изба над покаянием, над молитовкой, над маковкой церкви.

И помнит изба летящая, и говорит языком поэтическим. Тем, который отстаивал в своей речи поэт Фёдор Сухов.

 

Какие мы? Воспрашивай сады, что вырублены в роще под коренья!

Какие мы? Снега мы или льды? Ответит Сухов: мы – мгновенья!

Но Фёдор Григорьевич пули сии, что Пушкину были отлиты,

страшней не фашисты, а те, кто свои, впустил пули, что глинобитны.

Пустыня и солнце. Саид и Аллах. La France – соломка пучками.

Но Сухов от неба в пяти лишь шагах. Спасает он русское знамя.