ФЕНОМЕНАЛЬНЫЙ ГЕНЕРАЛ СКОТТ

Рубрика в газете: russo turisto, № 2018 / 39, 26.10.2018, автор: Юрий КИРПИЧЁВ

Вашингтон помпезен, потому в нём и любят бывать американцы – он кажется им экзотичным. Как Москва россиянам. Что не мешает ему быть красивым. Да, он задуман как столица великой страны, должен всем своим видом напоминать об этом – и ему это удаётся. Широкие улицы, величественная неоклассическая архитектура, размах колоннад, аккорды парадных лестниц, всюду мрамор, гранит и патина бронзы. Впрочем, тем, кто вырос в Германии или СССР, этот стиль хорошо знаком: обычный имперский. И поэтому повсюду памятники.

Но США не империя, хотя бы потому, что у них нет колоний. США республика, и любая экскурсия по американской столице начинается у признанного символа демократии – внушительного здания Капитолия. Эти визуальные маркеры – купол Капитолия и огромная игла обелиска Вашингтона, соединённые Национальным Моллом, широчайшей аллеей, главной осью города, определяют характерный силуэт столицы. Они видны отовсюду, их знает весь мир. И если в одном ряду с ними знаменитый Белый дом, то лишь по значению, не по архитектурному величию – симпатичный особняк в колониальном стиле. Не более.

 

У меня дом американского президента, единственный жилой дом в центре города, вызывает странное ощущение. Он не приватен, он весь на виду, всегда в центре внимания всего мира. Его с утра и до вечера окружают толпы туристов и полицейских, он притягивает демонстрантов и протестующих, по нему скользят, в него впиваются тысячи взглядов, и не всегда эти взгляды доброжелательны. На него нацелены сотни объективов, а когда стемнеет, он лихорадочно дрожит от непрерывных фотовспышек. Нет, жить в этом доме я не хотел бы.

 

Куда больше понравилась резиденция вице-президента США. Не его офис, тот расположен напротив Белого дома, а место проживания. Это немалое поместье (иначе и не назовёшь обширную территорию военно-морской обсерватории США) по Массачусетс-авеню, на зелёном холме в районе посольств, с огромным старым парком, большие деревья которого надёжно скрывают особняк, вызывает совсем иные чувства. Тишина, покой. Ни машин, ни прохожих, зато здесь же расквартирован полк морской пехоты. Она традиционно охраняет как иностранные посольства, так и верхушку американской администрации. Ей больше доверяют, чем спецслужбам. И правильно делают…

 

Но мы о памятниках. Их тут более трёх тысяч, их любят показывать гиды, но рассматривать их лучше осенью, когда спадает удушающая жара (Вашингтон южный город) и поредевшие кроны деревьев (он очень зелёный город) больше не скрывают зелень старой бронзы. Которой предостаточно. Так, уже у подножия Капитолия на обелиск Вашингтона угрюмо смотрит грузный генерал Грант по прозвищу «Мясник», тяжело сидящий на коне командующий войсками северян в гражданской войне. Он не зря носил это прозвище. У Белого Дома вздымает коня стройный маркиз Мари Жозеф де Лафайет, воин-интернационалист, неподалёку от него стоит в треуголке и с саблей ещё один такой, бригадный генерал Костюшко, указывая перстом направление атаки. Справа от них стоит основательный немецкий барон Фридрих фон Штейбен, настоящий организатор и учитель американской армии. И так на каждой из площадей этого на редкость живописного города – генералы, адмиралы и прочие военачальники.

 

И лишь на Арлингтонском кладбище их почти нет. Там нет ни оград, ни монументов, нет даже могильных холмиков. Лишь зелёная трава и каменные плиты у изголовий. Ровные ряды тысяч и тысяч белых плит да вековые дубы и клёны, роняющие осеннюю медь и золото. Вечный покой и тишина, как будто и нет посетителей…

 

Хотя их много, особенно у могил неизвестных солдат и семьи Кеннеди. Любой президент как бывший главнокомандующий имеет право упокоиться на этом военном кладбище, но решение принимает его семья и кроме Кеннеди, никто из них здесь не похоронен. В изголовье надгробной плиты горит вечный огонь, что необычно для Америки и потому привлекает внимание. Чуть дальше, прямо в траве около дорожки – маленькая табличка с именем его брата. Говорят, он не хотел даже её.

 

Отсюда открывается прекрасный вид на город и на центр Кеннеди на другом берегу Потомака. Он большой, на три сцены, но строго функциональный и напоминает Кремлёвский Дворец съездов. Его оркестром руководил сам Ростропович, но больше всего мне там запомнилась бронзовая голова Джона Кеннеди работы Роберта Бёркса. Сначала она кажется неряшливо сделанной (техника горячего напластования создана самим Бёрксом), но стоит задержаться на минуту – и уже трудно оторваться от неё. Крупными мазками и мелкими завитками бронзы скульптор сумел показать обаяние незаурядного человека, который и сейчас остаётся одним из самых популярных президентов!

 

Вечером после обязательных посещений мемориалов Джефферсона и Линкольна еле бредёшь, утомлённый обилием впечатлений, и тут минуту передышки дарит Эйнштейн. Памятник великому физику-теоретику работы того же Бёркса установлен в скверике у национальной Академии наук. Большой (двадцати одного фута высотой) учёный сидит, думая о чём-то своём. Он стар, и пришло время подводить итоги. Скульптор сумел выразить главное в человеке, его духовный мир. Не каждому это дано. Бронзовый гений держит в руках книгу с прославленной формулой эквивалентности массы и энергии, формулой фотоэффекта и ещё какой-то, хотя и так видно, что он мудр и поэтому грустен. И настолько обаятелен, что даже в поздний вечер его облепили детки туристов. Им нравится сидеть на коленях у дедушки, а те отполированы до блеска! Супруга гладила бронзу, а затем уверяла меня, что ощущает теплоту. Я тоже её чувствовал…

 

 

Мэтр как всегда небрежно одет, он в свитере, мятых штанах и сандалиях на босу ногу. Создатель теории относительности всего понял под конец жизни, как мало знает, и усталым взглядом прощает нашего гида, человека, очень одарённого, вещающего утомлённой пастве о единой теории поля…

 

Неподалёку – мемориал павшим во Вьетнаме. Чёрные мраморные стены и толстые книги под стеклянными колпаками. Их задумчиво перелистывают редкие туристы. На мраморе и на страницах – имена погибших. Небольшая бронзовая скульптурная группа из трёх молодых солдат, поддерживающих друг друга. Один с негроидными чертами – это едва ли не первое скульптурное изображение афроамериканца в Америке! Автор композиции мемориала – молодая американская китаянка.

 

Да, в городе множество памятников, но большинство из них – генералы. Никогда в жизни я не видел столько генералов! Даже на московских парадах. Они скачут, простирая руку со шпагой, палашом или кавалерийской саблей. И лишь самые гениальные обходятся без холодного оружия, но таких немного. Они в разнообразных мундирах, в погонах и эполетах, в фуражках, треуголках и шляпах с плюмажами. Есть среди них французы и поляки, немцы и латиноамериканцы. Очень, очень много генералов. Ну и лошадей соответственно. Но ещё больше в скверах бездомных. Это беда столицы, поэтому на скамеечке посидеть и на памятник поглядеть вам вряд ли захочется.

 

Мне, однако, забронзовевшие генералы ещё в Советской армии надоели, поэтому из всей их когорты запомнился лишь великий и несравненный генерал Скотт. Не потому, что я с детства любил читать о его подвигах, и не потому, что за ним их числится необычно много. А потому что наш необычайно эрудированный гид впервые попал в Америку ещё ребёнком, в шестидесятых годах, а на столичном маршруте работал с середины 80-х, с тех самых пор, когда первые русские турфирмы открыли первые маршруты. Он знал всё, в том числе и цену себе. Он практически не замолкал, капризно требовал внимания и мешал нам фотографировать. И правильно делал. Работал он блестяще!

 

Но в тот раз в ряды благодушных экскурсантов затесался на редкость въедливый дедок, которого интересовало буквально всё. Что это за дом, кто его построил, когда и сколько он стоит? А тот? А почему? Кому этот памятник? А этот? Гид подробно отвечал на вопросы и даже пытался с достоинством парировать явно провокационные и бессмысленные, но, согласитесь, невозможно знать всё, тем более о таком большом и насыщенном достопримечательностями городе! Дед же считал, что и возможно, и необходимо, а гид просто не знает своего дела.

 

И вот на сотом вопросе и на двадцатом памятнике доведённый до белого каления гид ответил, что это монумент в честь известного генерала Скотта. Вскоре мы поняли, что он поднял перчатку и принял вызов – с этого и началось великое противостояние. Ибо следующий памятник был воздвигнут в честь того же генерала. Дед, конечно, не поверил, и тогда гид нанёс ответный удар. Он объяснил ему, что генерал совершил не один подвиг и одержал много побед, и что по американским законам за каждый таковой акт полагается памятник.

 

 

Вскоре разговоры в автобусе стихли, слушали только героев разыгравшегося сражения и с интересом ожидали развития событий. Крайне заинтригованные, мы кружили по улицам столицы от монумента к монументу – и что вы думаете? И третий памятник, и четвёртый – все были посвящены генералу Скотту! Пока они были конными, дед терпел и лишь что-то бурчал себе под нос, хотя и не верил в такой фейерверк подвигов и в неслыханную щедрость американского правительства, но когда и скромный пеший памятник оказался посвящён феноменальному генералу – дед взорвался и заорал, что не позволит больше морочить ему голову!

 

– Но вы же должны понять, что генерал не всегда был генералом. – урезонивал его теперь уже иезуитски спокойный гид. – Он и рядовым солдатом совершал подвиги!

 

Так мы доехали до угла Пенсильвания авеню и 7-й стрит, и там нас ждал очередной монумент. Фантастически победоносный генерал гарцевал, вглядываясь в дождливую даль. Дрожащий от бешенства дед потребовал немедленно остановить автобус. И каков же был конфуз, когда мы все вышли под проливной дождь – так нас заинтересовал великий американский полководец – и наш Вергилий с чувством прочитал надпись на постаменте: генерал Уинфилд Скотт Хэнкок!

 

Точку поставил водитель автобуса, заметивший, что Скотт, видимо, был даже генерал-адмиралом, поскольку в его честь названа ещё и аллея на Арлингтонском кладбище в адмиральском квартале.

 

Все умолкли, потрясённые, даже гид, но тут холодный ветер и тяжёлые капли поздней осени загнали нас в автобус, а тот увёз на север, в зиму, В Нью-Йорк. Где я и выяснил, что и был единственный в столице памятник Скотту. Но не тому генералу Уинфилду Скотту, который весил 150 кг и брал штурмом Мехико – ему трудно было ездить на коне (хотя мнения коня никто не спрашивал), а тому, который был худой и молодой, в седле держался прекрасно и под Мехико ещё не был генералом. Адмирал же Уинфилд Скотт тогда ещё в школу не ходил, поэтому и памятника ему не поставили…