Генка – самодур

Рубрика в газете: Проза, № 2021 / 33, 09.09.2021, автор: Антон ЛУКИН (село ДИВЕЕВО, Нижегородская обл.)

У Генки Окунькова была одна слабость. Он любил спорить. И спорить с хитрецой. Не так, как бьют с размаху в лоб, а лукаво играть с собеседником. Валять дурака. В районе его за эти проделки не любили и часто хаяли, называя самодуром.
Работал Геннадий на заводе токарем. Тут ничего не скажешь – работать Генка умел. Что-что, а в этом деле руки подход к работе знали. Из любой безделушки выточит тебе деталь точь-в-точь до миллиметра. Только вот озорливый бесёнок в груди постоянно просился проказничать. Бывало выйдет с мужиками в курилку, закурит со всеми пуская маленькие облака табачного дыма, покосится по сторонам, выждет нужную минуту, и невинно кряхтя, как бы невзначай, скажет:
– Слыхали, Ромке Козину поросёнок ногу сломал?..
– Ничего себе поросёнок! – усмехнутся мужики. – Хех. Там боров пудов на двенадцать.
– Куда так откармливать? Как самого спасибо не слопал.
– Нечего с перепою к ним соваться. Небось вовремя не покормил. У них ведь что обед, что ужин – по распорядку. Как в армии. Свинья она, собака, такая. На минуту с едой задержишься, борзеть начинает.
И понесутся разговоры о том, как их общему знакомому хряк сломал ногу. А дело было так. Этот самый Козин действительно был навеселе, когда намесив в ведре корм, отправился в хлев. Голодный боров прижал худое тело хозяина своим мясистым боком к стене. Еле вырвался Ромка из этого плена. То ли хряк ступню придавил, то ли сам подвернул как. Оказался перелом. История эта произошла недели три тому назад и давно побывала у каждого на устах. Район маленький. Любит народ потрепать языком.
Генка прекрасно знал, что это не раз обсуждали. В этой же самой курилке. И всё равно – с важным видом, словно всё это случилось час назад и об этом известно лишь ему одному, нужно гаркнуть: «А вы слыхали?..».
И народ шумит, спорит. Тоже от… Дай лишь повод. Хлебом иной раз не корми – только бы кого обсудить. И если рядом находился Окуньков, то повод потрепаться, облить кого-нибудь грязью всегда находился. За Генкой не заржавеет. Всегда найдёт что сказать этот маленького роста мужичок с рыжими бакенбардами. После будет стоять в сторонке и с ухмылкой наблюдать, как коллеги спорят, изредка подкидывая дровишки в костёр, который сам же и разжёг.
В такие минуты Генкина душа ликовала. В эти моменты он нравился самому себе, и непонятная сила окрыляла его вознося над всеми. В сам спор Окуньков не вступал. Только поддакивал. И что самое интересное – каждый раз при подобных беседах всплывали новые факты, о которых прежде никто не слыхивал. Но и здесь не обходилось без Генки. Выждет подходящий момент и с серьёзным видом заявит: «Говорят, Козин его у тёщи взял. А у той в роду одни колдуны. И сама, поговаривают, нет-нет, да килу кинет. У них у самих свиньи не раз тестя кусали».
– Вот зятю любимому и подсунула хрюшку заговорённую, – скажут одни. – От такой мамаши жди погибели.
– Да ну, бросьте вы, в самом-то деле, – отмахнутся другие. – Несерьёзно.
И вновь поднимется шум-гам. Закурят мужики по новой, и каждый начнёт доказывать, могла ли в самом деле тёща скотину заговорить?.. Постепенно разговор перейдёт и на колдунов. Как выяснится, чуть ли не каждый имел с ними дело. А кому-то и вовсе эти тёмные личности приходятся дальней роднёй. А Генка стоит себе в сторонке, как ни в чём не бывало, и от радости виляет хвостом. Ох уж его это коронное слово: «говорят». Никогда не подводило.
Умеет этот Окуньков замутить воду. Умеет.
В майские праздники к Геннадию приехал погостить шурин. Виктор Буряков. Мужчина средних лет. Крепкий и высокий. Кулаки, как трёхлитровая банка. С такими ручищами только кузнецом работать в кузнице. Рядом с Буряковым Окуньков со своими рыжими бакенбардами и сутулым телом выглядел хило. Может быть поэтому в маленькой Генкиной душе затаилась большая неприязнь к этому сильному человеку. Жил Виктор в городе, работал заместителем директора в одной фирме. Зарабатывал неплохо, но свободного времени совсем не было. Потому-то редко навещал сестру и не так хорошо, как хотелось бы, находил общий язык с Генкой. С ним вообще было трудно сдружиться – скользкий, вредный, сам себе на уме и с непонятной обидой на всех. От таких всегда жди удар в спину.
Буряков, как каждый уважающий себя гость, а тем более любящий старший брат, приехал не с пустыми руками. Привёз неплохие подарки. Этим ещё сильней задел самолюбие хозяина дома. За чашкой чая Виктор с сестрой мирно завели беседу. В основном что-то припоминали из прошлого, из детства. Посмеялись. После Геннадий с Виктором отправились в баню. Парились на славу. Тазами лили воду не жалея. Париться Генка любил. И к бане относился с большим уважением. За всё это время не произнёс ни слова. Лишь кряхтел да кивал головой. То ли выискивал нужную минутку, то ли… чёрт его знает. Поди разбери, что у него на уме.
Вышли в предбанник, обвязались полотенцем и, разрумяненные, плюхнулись на лавку, как морские котики, выпятив законное с возрастом брюшко.
– Ох, хорошо! – воскликнул Виктор, надеясь хоть как-то развеять молчание. Генка неохотно повёл бровью. Буряков взял пакет, достал газету, расстелил на столе, вытащил воблу и две бутылки пива. Одну протянул Геннадию. – Холодненького?
– Не пью.
– Да я и сам… Последнее время вот баловаться стал, – улыбнулся. – А раньше ни-ни, даже пиво.
– Чего сейчас запил?
– Ну, ты братец тоже скажешь. Хех. Разве это… Та-ак, детская шалость, – Буряков снова улыбнулся. Ему хотелось завести беседу лёгкую, шуточную, несерьёзную. Пока не удавалось. – С коллегами в выходные в сауну захаживать стал. Пар костей не ломит, пиво не пьянит. Расслабляет хорошо после трудовой недели. А с рыбкой, так вообще милое дело.
– Так всегда и бывает, – сказал Генка, бросив взгляд на бутылку. – Сначала пиво с рыбкой, затем водочки грамм сто пятьдесят… через годик и пол-литра мало. Потом в лопухах валяетесь. Ищи-свищи, ходи вот, подбирай вас, пьяниц.
Виктора такой разговор сильно удивил. Он постарался не подать виду. Потерев затылок, нелепо улыбнулся.
– Чего доброго и впрямь к алкашам запишешь.
– Отчего же? – Генка говорил медленно и тихо. – В моём понимание так. Люди делятся на две категории. На пьющих и не пьющих. К какой относишься ты, это, друг мой, тебе решать.
Буряков промолчал.
– Взять в пример соседа моего, Володьку, – продолжил Генка. – Хороший мужик вроде бы, если посмотреть с одной стороны. И работать может, и голова, и руки из нужных мест растут. Всё в дом, всё для семьи. Но, а ежели приглядеться хорошенько, то увидим один дефект, который мешает жить. Володька пьёт. И пьёт, собака, загулами. Стоит опрокинуть за воротник – месяц из жизни вычеркни. Всё, что в дом принёс, пока работал-трудился, всё вынесет-пропьёт. Вот такой вот у него круговорот. Изначально потом и кровью заработает телевизор, а после за пару пузырей снесёт куда-нибудь. И жену нет-нет поколачивает, когда хмельной… Беда прям с этими пьяницами. Была бы воля моя – всех бы в одну охапку сгрёб и отправил куда-нибудь на необитаемый остров. Пусть там кукуют.
– Чего это ты разошёлся с бухты-барахты?.. Интересно даже.
– А вот Калмыков… это другое дело. Бросил, – проигнорировал Генка. – Ну, как бросил?.. Тоже не без помощи родных. Хоть на человека стал походить. А то как леший обросший и в репьях ходил. А ведь тоже начинал с кружки пива. Как у тебя. Быстро до белой горячки дошло. Чуть дом не поджог. Благодаря родне только и выкарабкался из этой бездны. Закодировался. Сколько уже?.. Погоди. Та-ак… Года четыре, поди, как ни капли в рот. А благодаря кому? Благодаря маме с папой да сестрёнке с шурином. Если бы не они, всё, пропал бы парень.
– К чему ты это клонишь? – Буряков исподлобья глянул на Окунькова. Улыбаться и шутить давно перехотелось. Почищенная рыба лежала на газете рядом с нетронутым пивом – дожидались своей участи. От разговора такого вся охота пропала употребить «холодненького». Отчитали, как школьника у доски.
– Всё о жизни. О суровой правде жизни, – спокойно ответил Генка. – А на правду обижаться не стоит. Какая бы она ни была. А то порой пытаешься вразумить, глаза, так сказать, раскрыть, а в ответ ноздри раздувают. Нехорошо. – Генка кивнул шурину. – Могу разузнать адресок, где кодируют железно. Не чужой всё-таки. Смотри. Четвёртый год парень не пьёт.
Буряков на это ничего не ответил, лишь скрипнул зубами и сжал под столом могучие кулаки. Да и что здесь скажешь? Говорил Окуньков тихо, спокойно, рассудительно. Даже какое-то сочувствие что ли, виднелось в его глазах. Оно-то и смутило Виктора, привело в растерянность. Если бы тот ухмылялся и всё это говорил с иронией, давно бы не раздумывая послал бы его куда подальше. Может даже щёлкнул бы разок воблой по умному лбу, чтоб не ёрничал.
Вот ведь тоже как. Наивная добрая русская душа. Вежливыми пытаемся быть. Скромничаем. Особенно в гостях. Угодить стараемся. А где и на подлость промолчим, лишь бы не обидеть. А нахалы этим пользуются. Всегда. Не сразу и разберёшь порой, что глумятся намерено. Оттого и обидней во много раз, когда осознаёшь это.
Генкина душа ликовала. Загляни сейчас к нему внутрь и увидишь, как хилая душонка выплясывает там цыганочку.
– На работе как-то случай был, – Буряков решил сменить тему. – Перед самыми новогодними праздниками директору годовой отчёт готовил, ну и…
– Подворовываешь? – перебил Генка всё тем же спокойным голосом.
– Не понял, – Виктор действительно не понял вопроса.
– На работе, говорю, подворовываешь? Подарки привёз чуть ли не три моих зарплаты. Подозрительно как-то, – в глазах Окунькова внезапно мелькнул маленький огонёк лукавства. – Мне признаться можно. Не бойся. Свой же. Ну?..
– Пошёл ты, – Буряков шевельнул скулами. – Работать нужно, а не языком чесать, помело. Тогда и деньги водиться станут. Какую зиму Лариске шубу купить не можешь. Мужик называется. Лучше буду смотреть кто сколько в рот залил, чем лишнюю копейку подзаработаю. Дети моря не видели… Развёл демагогию курам на смех.
– Ну вот, пожалуйста. Что я и говорил. Сразу в бочку полез. Раздул ноздри, – Окуньков не удивился. Он был готов к такому повороту. – Разве стоит на правду обижаться?
– Правда, она ведь тоже, друг мой, у каждого своя.
– Распустили вас, начальников. Распустили, – укоризненно заявил Генка. – Тут стоишь целыми днями у станка, как истукан какой, и получаешь гроши. А кто-то в кабинете в галстуке просиживается, и получает раз в десять больше. Тяжелее авторучки не поднимает. За что, спрашивается, такая зарплата? За то, что в саунах паритесь да пиво вёдрами пьёте? Жулики, – Окуньков прищурил свои поросячьи глазки. – Купишь жене шубу, как же! Когда такие вот, как ты, спокойно дышать не дают. Дали волю душегубам. Только и знаете хапать да хапать. Всё мало вам. Директора липовые. Научились наживаться на народе. Тьфу!.. Любое производство только и держится на рабочей силе. Вспомни, как было раньше. Любой шофёр, любой комбайнёр получал больше, чем председатель. А почему? Да потому что труд человеческий ценился. Уважали работу и дело. Не то что ныне. Сделали из людей рабов. Пашут, как волы на двух работах, и всё равно каждый рубль берегут.
– Так-то оно, конечно, да. Всё ты правильно говоришь, – не сразу ответил Виктор. – Равноправия и справедливости давно нет. Отдали предприятия олигархам, развалили всё кругом, разворовали… Потому и ломает народ горб на чужого дядю. – Буряков помолчал. – Если всё так худо с работой… перебирайся в город. Место подходящее найду. С жильём первое время тоже помогу. Мужик ты не глупый. Языком трепать перестанешь, сработаешься быстро. Коллектив у нас хороший.
– Место, говоришь, подходящее?
– Ну, – кивнул Буряков. – Лариску давно зову. По голосу слышу, что и хочет, а всё равно… родные стены не отпускают. Тревожится. Вдвоём уговорим. С педагогическим образованием устроится быстро. И детям в городе лучше, интересней. Ты подумай. Не понравится, вернуться всегда сможете.
– Как всё просто. Захотел уехал, захотел приехал, – Окуньков впервые улыбнулся. – А жить где изволишь? У тебя?
– Зачем у меня? – Буряков взял пиво, открыл, отпил, надкусил рыбу. Разговор вроде стал налаживаться. – Первое время можно и у меня перекантоваться. Потом квартиру снимете.
– Неужто на собственную не заработаем? – усмехнулся Генка. – По чужим квартирам предлагаешь мотаться?
– Многие жильё снимают годами. И ничего. А то ссуду возьмёте. Всё лучше деньги за собственную квартиру платить, нежели за съёмную.
– Всё бы хорошо, – сказал Генка, притворно обдумав решенье. – Да, боюсь, сопьёмся с тобой.
Буряков поперхнулся пивом.
– Ты опять за старое?
– Стоило тему сменить, и ты уже за бутылку взялся, – Генка сиял от радости. Веселило растерянное лицо шурина. – Меня не проведёшь. Пей, пей, чего ты? Я же у тебя не отнимаю.
Виктор с силой поставил бутылку на стол. Содержимое пеной полезло наружу.
– Каждый раз, как ни приеду, поражаюсь наглости твоей.
– А никто тебя сюда не зовёт, – нахмурился Генка. – А то приехал. Привёз дерьма всякого. И без тебя этого хлама навалом. Девать некуда.
– Что ты бесишься, скажи? То, что я Лариске шубу купил, которую ты не осилил? – Буряков пронзительно посмотрел в Генкины глаза. – Тебя что, клопы заели?
– Нафига ей шуба сдалась, дурень? – рассердился Генка. – Заладил: шуба-шуба. Будто без этой вашей норки житья не было. Где здесь в ней расхаживать, перед кем красоваться? Гусей и коров смешить?
– Малахольный ты какой-то, – спокойно сказал Буряков. – Ничего в этой жизни не добился и других призираешь за настойчивость их и стремление. Оттого и бесишься, что годы идут, а оглянись назад, ничегошеньки путного не сделал. Не уважают тебя здесь, Гена. Не уважают. Так и будешь к семидесяти годам для всех Гена-простофиля. Или как там тебя? Самодур?.. И то верно.
– Будто тебя никто не ругает, – Окуньков злобно скривил губы.
– И меня хают за глаза, чего грех таить. Но меня бранят от зависти. А над тобой весь посёлок смеётся. Нехорошо. Взрослеть пора, – Буряков надкусил рыбу. Пиво брать не стал. – Пора уже примоститься к какому-нибудь делу. Хоть бы кроликов разводил. Или хрюшку завёл. Всё бы меньше дуростью маялся. То сена заготовишь, то в хлеву уберёшься. А то… Отработал положенное время и баклуши бить, обсуждать, кто как живёт и сколько выпил… То, что не пьёшь, хорошо. Твой бы умишко направить в нужное русло, и толковый мужик бы вышел… Даже смешно иной раз ей богу. Как ни приеду, бранимся с тобой. А если подумать хорошенько – чего нам делить?
Помолчали.
– Что ж ты в баню пошёл со мной, раз правильный такой? – обида не отпускала Генку. Крепко сжимала шею. – Не боишься замараться?.. Потому и бабы нет, что умный слишком.
– А это здесь причём?
– Конечно ни при чём. Уже виски седые, а всё как студент, один, – Генка с призрением усмехнулся. – И с деньгами, видать никому не нужен.
– Дурак. С тобой же ни о чём серьёзном поговорить нельзя, – психанул Буряков. – Самодур и есть самодур. Верно говорят…. Да ну тебя.
Виктор принялся одеваться.
– А нервишки-то слабенькие, – Генка не скрывал радости. Всё же умудрился раскачать и вырвать с корнем этот здоровенный пень.
– Поговори мне ещё.
– Чего не женишься? – Окуньков не унимался. Давил на больное.
– Не твоё собачье дело.
Бурякову было сорок два года. Так случилось, что не довелось побыть ему в шкуре супруга. И это, признаться, тяготило Виктора. Всё он прекрасно понимал. Что дети это и есть то, ради чего стоит жить. Не ради работы, карьеры и самого себя. Нет. Ради детей. Только вот семьёй обзавестись никак не удавалось. И потому вопросы, касающиеся его личной жизни, вводили в ступор и смущали.
– Чем пиво дуть, жену бы лучше искал. Вроде солидный и рожей не обидели. Чего в самом деле один? – Генка сиял, как медный таз. – Не получается?.. Мой тебе совет – бери с ребёнком. И стараться не нужно. Уже плюс. А коли дур у вас таких нет, так у нас навалом. Бери любую. Не ошибёшься. Ты ей, разведёнке, покажи бумажник, да не забудь упомянуть, что из города. Всё! Она твоя. Будет хоть кому на старости лет кружку пива подать.
– Ах, ты сволочь, – Буряков двинулся к Генке. Могучий кулак поднёс к самому его носу. – Дать бы по загривку разок, чтоб ерунду не молол. Ещё раз, поганец эдакий, вякнешь, вмиг по сусалам словишь. И на Лариску не посмотрю.
В глазах Виктора блеснула ярость. Генка это заметил. Не врёт. Если заикнуться сейчас в оправдание, запросто можно словить по физиономии.
Буряков молча накинул брюки, рубашку, и застёгиваясь на ходу, вышел во двор.
– Попробуй двинь. Я тебе двину. Оглобля. Соседей быстро натравлю, – выругался Генка, сплюнул сквозь зубы и тоже принялся одеваться приоткрыв дверь.
Посёлок медленно укрывался тёмной шалью. Показались звёзды. Тихо кругом. Спокойно. Хорошо. Стоял приятный аромат сирени и горьковатый запах дыма. В посёлке топили бани. Была суббота.

 

4 комментария на «“Генка – самодур”»

  1. Любимый писатель автора этого текста – Шукшин. Потому что чувствуются именно шукшинские мотивы. Желаю автору творческих успехов. Тем более, что он- молодой. Есть перспектива.

  2. Да, превзойти “Срезал” Шукшина не удаётся, а по следам поползать можно. Пожалуй яркой находкой писателя -деревенщика Лукина является вот эта: Буряков молча накинул… брюки!

  3. Иногда ЛР печатает откровенно слабые рассказы, наверно, платят хорошо, а у этого что-то есть, наверно, много денег в кармане.

  4. Автору Антону ЛУКИНУ:
    – Земляк, изучи тему, которую затрагиваешь: “Из любой безделушки выточит тебе деталь точь-в-точь до миллиметра”.
    Токари точат не из “любой безделушки”, а из цилиндрической заготовки. Может, стоило написать “любую безделушку”?
    И тех, кто “выточит тебе деталь точь-в-точь до миллиметра”, с работы выгоняют. Так как нормальные токари выдерживают размеры до сотой миллиметра.
    Успехов!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.