Голос составителя

№ 2024 / 4, 02.02.2024, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ

 

Давно захвачена творчеством и личностью Сергея Рахманинова. В трудные минуты неожиданно всплывает в сознании его музыка. В жизни и творчестве композитора много неясных и загадочных моментов, которые я попыталась прояснить с помощью воспоминаний современников, вышедших к юбилею композитора. Хотелось что-то новое увидеть и в комментариях к текстам воспоминаний. Ведь появились новые исследования, возникли новые акценты. Однако впечатление такое, что и автор-составитель первого сборника Сергей Алдонин, и анонимный редактор-составитель второго, – очень торопились к юбилею и мало заботились о том, чтобы как-то приблизить их к современности и новым прочтениям Рахманинова.

Назвавшийся автором-составителем Сергей Алдонин не написал даже коротенького предисловия, объясняющего несколько странный выбор четырёх авторов воспоминаний, где среди трёх женщин из ближайшего окружения – жены, родственницы и ученицы, – в очень коротких, отрывочных заметках (в авторской версии они так и названы «Страницы из воспоминаний») о Рахманинове вспоминает довольно далёкий от него композитор и дирижёр Александр Хессин. Может быть, дело тут в восторженной характеристике Хессина провалившейся Первой симфонии композитора, которую он слышал ещё в фортепьянном исполнении самого Рахманинова? Но автор-составитель о своих мотивах молчит. Остаётся о них только гадать. При этом предисловие, касающееся личности композитора, написал редактор издания Арсений Замостьянов. А что же сделал Алдонин? Только отобрал воспоминания? При этом в сборнике отсутствуют какие-либо комментарии к выбранным текстам. Лишь в конце есть несколько скупых слов об авторах и не без грубых грамматических ошибок:

«Об авторе: Елена Юльевна Жуковская, урождённой Крейцер».

Почему не «урождённая»? Словом, по-настоящему авторского в книге мало. При этом она стоит на интернет-сайтах книжных магазинов, например, в Лабиринте, с именем Алдонина в качестве автора. Из аннотации трудно понять, что это сборник. Да и авторскую монографию, видимо, легче продать, чем сборник воспоминаний. Впрочем, тираж книги мизерный.

А редактор-составитель АСТа, оставшийся по неизвестным причинам анонимным, вообще мечтал о каком-то ином формате издания:

«Задумывая этот проект, мы видели его второй частью «дилогии», в которую вошли бы книга Оскара фон Риземана «Сергей Рахманинов. Воспоминания» и сборник мемуаров многих героев этих воспоминаний».

Сказано замысловато. Но, по всей вероятности, сборник и представляет собой вторую часть неосуществлённой «дилогии». Ведь составитель уверяет, что в нём отобраны лучшие воспоминания о Рахманинове, а вообще их множество. Отобранные составителем мемории и в самом деле интересны, разнообразны и отличаются живой «новеллестической», как он выразился, интонацией, причём не только у родственников, но и у известных музыкантов, таких как Александр Гольденвейзер или Александр Гедике, – оба композиторы и пианисты.

Не понятно, однако, почему в число отобранных не вошли заметки жены художника, попавшие в сборник Алдонина. Может, они и не блещут стилистическими достоинствами, но в них есть факты, известные только в самом интимном кругу композитора. Положим, замечательная фраза младшей дочери Рахманинова, маленькой Тани, которая во время мрачного отплытия в Америку, подбодрила семейство «утешительной» фразой об их общей любви друг к другу. Или рассказ об изобретённой Натальей Рахманиновой муфте для обогрева рук, куда можно было вкладывать электрическую грелку. Интересная деталь из беспокойной жизни непрерывно концертирующего по Европе и Америке Рахманинова-пианиста. Я бы включила в сборник и коротенькие воспоминания Ивана Бунина о молодом Рахманинове, которые читаются, как лучшая поздняя бунинская проза.

Но кое-что в предисловии, повторенное ещё раз в аннотации и связанное с неслучившейся дилогией, меня, признаться, удивило. Редактор-составитель утверждает, что в книге Оскара фон Риземана «Сергей Рахманинов. Воспоминания» (замечу, что в переводе на русский язык (АСТ,2016) в заглавии есть уточнение: «записанные Оскаром фон Риземаном») автор столь проникся жизнью и судьбой Рахманинова, что при чтении «порой исчезает граница между речью композитора и автора». Книга, мол, словно автопортрет, исполненный талантливым копиистом. Ага, подумала я, очередной «фальшак»! Никакой копиист, даже талантливый (а Риземан, по словам самого Рахманинова, таковым не был) не может подменить автора!

И самое поразительное, что составитель либо не дочитал собственный сборник до конца – со строго документированными воспоминаниями Софьи Сатиной, сестры жены и близкой родственницы Рахманинова, либо проигнорировал их вместе с письмами и высказываниями самого Рахманинова. Между тем, вышедшая в Англии в 1934 году на английском языке книга Риземана «Rachmanioff’ s Recollections» – глубоко возмутила композитора, показалась неприемлемой. Риземан, беседуя с Рахманиновым во время нескольких прогулок по французскому Клерфонтену, как пишет Софья Сатина, не имел в руках «даже карандаша», то есть не мог точно воспроизводить сказанное композитором. В письме к приятелю Рахманинов замечал: «не я эту книгу диктовал, а больше Риземан сочинял». Очень современная, скажу я вам, ситуация «подмены», в особенности в режиссёрском подходе к высокой классике. Но, как видим, есть и среди редакторов-составителей поклонники подобного рода «подмен».

Следы какого-то иного издания, а также уже отмеченной мною торопливости остались в сборнике то в виде цифровых ссылок над текстом, которых внизу не оказывается, то в подписи к фотографии, когда на ней тщетно ищешь Николая Скалона с двумя сёстрами и Рахманиновым, а находишь компанию из Рахманинова и трёх сестёр Скалон, то элементарными ошибками, когда в комментарии поэма Пушкина «Цыганы» называется повестью.

Есть и дикие несуразности. Так, в воспоминаниях Михаила Пресмана говорится, что Рахманинов дал концерт в Ростове-на- Дону в 1911 году. В комментарии же указывается, что первый концерт Рахманинова в Ростовском театре состоялся 9 ноября 1922 года. Какая точность – до дня! Но только Рахманинов с конца 1917 года находился уже заграницей! Или, положим, о сёстрах Скалон, необычайно важных для молодого Рахманинова, даются какие-то странно-сбивчивые сведения. О Людмиле (Леле) – авторе воспоминаний, сказано почему-то, что она «дальняя родственница» композитора, а две другие – Наталья (Татуша) и Верочка названы двоюродными сёстрами жены Рахманинова. Но в годы, о которых идёт речь в воспоминаниях, все три сестры были ещё только двоюродными сёстрами Натальи Сатиной. Женитьба Рахманинова на Наташе, своей двоюродной сестре, произошла гораздо позже, причём Верочка Скалон,вышедшая замуж за три года до этого, сожгла перед свадьбой, как пишет Леля, более ста писем композитора, но любила его всю жизнь.

Отмечу, что даже вдумчивый биограф Рахманинова Сергей Федякин в своей монографии в ЖЗЛ, – как-то проходит мимо этих воспоминаний, выделяя привязанность композитора скорее к Татуше и цитируя рахманиновские письма к ней. Они-то сохранились! Но это к слову.

Комментарии с возникшими современными вопросами могли бы влить в давние страницы воспоминаний современную ноту. Пусть эти вопросы не решены, но хотя бы поставлены современными музыковедами и знатоками творчества композитора.

Положим, происхождение Сергея Рахманинова или его дружеские и любовные посвящения, например, посвящение к шедевру композитора – Второму фортепьянному концерту. В комментариях редактора-составителя эти важные моменты совершенно не затрагиваются.

В воспоминаниях Софьи Сатиной говорится о происхождении рода от молдавских господарей, потомок которых Василий, по кличке Рахманин, оказался на Руси и служил русскому царю. Эта версия подкрепляется историческими источниками и общепринята. Но существует лингвистическая версия, связанная с происхождением фамилии от арабо-татарского слова «рахман» – милостивый. Тут возникают намёки на татарские корни рода. Интересно, что в воспоминаниях Александра Гедике рассказывается, как Шаляпин в шутливой перепалке с Рахманиновым, – назвал его «татарской рожей», то есть какие-то догадки на сей счёт существовали и при жизни композитора.

Не всё ясно и с посвящением ко Второму фортепьянному концерту. У того же Гедике (и не только у него) рассказана история с доктором-психотерапевтом Николаем Далем, который вывел Рахманинова из творческой депрессии после провала Первой симфонии в Петербурге. В сборнике дана сноска, посвящённая доктору Далю и его именитым пациентам. Но нет ни слова о том, что Рахманинов посвятил ему свой гениальный Второй концерт. При этом вокруг этого посвящения сейчас кипят страсти. И в статье в «Российской газете» Натальи Тартаковской 2022 года, и на нынешнем сайте Музея музыки, – скупо констатируется, что рукопись с посвящением нуждается в дальнейшем исследовании. На сайте нам показан её титульный лист с густо зачёркнутыми после посвящения Далю словами. Что за имя зачеркнул композитор? Предполагается, что, скорее всего, это имя Елены Морисовны Даль, дальней родственницы психотерапевта. Её монограмма «Делмо» стоит на рукописи одного из рахманиновских произведений этого времени. Есть о Елене Даль и в монографии Федякина, но там переплетённая рукопись – её подарок Рахманинову. Что мешает исследовать рукопись с посвящением? К какому юбилею композитора это будет сделано? А пока что вокруг имени Елены Даль в интернете клубятся самые невероятные догадки и утверждения. Комментатор мог хотя бы выделить существующий вопрос о посвящении, что прибавило бы тексту какую-то современную ноту, показывающую, что не всё в биографии композитора окончательно «улеглось». Ведь о посвящении рахманиновской оперы «Алеко» цыганке Анне Лодыженской, жене его приятеля-композитора, и слова о том, что именно она считается прообразом Земфиры, в комментариях к воспоминаниям Людмилы Ростовцовой (в девичестве Скалон), где рассказано о «горячей платонической любви» молодого Рахманинова к Лодыженской – мы можем прочесть. Но эти комментарии уже не новость, они давно «устоялись».

В целом можно сделать вывод, что составители обоих сборников комментариями были мало озабочены. В первом случае они минимальны, во втором они более развёрнуты, но производят впечатление несколько устаревших. А жаль. Ведь именно комментарии могли бы сделать сборники, составленные из текстов, которые, как отмечает редактор-составитель, уже неоднократно цитировались, – не очередным «приношением» к юбилею, а важным событием в библиографии композитора и в разгадывании тайн его жизни.