Хочу поспорить с Денисом Драгунским
Рубрика в газете: Письмо учёному соседу, № 2019 / 44, 28.11.2019, автор: Инна ПУТИЛИНА (г. ЛИПЕЦК)
Вызвали удивление некоторые мысли, высказанные Денисом Драгунским в книге «Отнимать и подглядывать. Всё, что мы не хотели знать о литературе».
Автор размышляет о том, почему Сталин и сегодня воспринимается многими как выдающийся государственный деятель, почему репрессии некоторыми не ставятся ему в вину.
«Понимание того, что произошла народная беда, оплакивание этой беды – залог того, что беда будет изжита. Сначала в народной душе, а потом и в повседневной жизни нации. Главная задача народа после кошмара войны или диктатуры, оккупации или коллективного безумия (вроде нацизма или коммунизма) – преодолеть пережитую травму. Не загнать в коллективное бессознательное, а, наоборот, вытащить оттуда. К сожалению, этого мы не умеем. И учиться не хотим. <…>
Но главное – это внутренняя работа национального сознания. Сделать эту работу должны политики и интеллектуалы, в том числе – в первых рядах – люди искусства. Политики должны понимать, что народные несчастья следует осознать, обдумать, публично обсудить. Интеллектуалы и художники должны это реально сделать. Написать романы, стихи и песни. Философские трактаты и журнальные статьи. Выступать по радио и на читательских конференциях в районных библиотеках. В этой долгой и массовой работе интеллектуалы и художники должны быть смелыми и отважными. <…>
Но увы, ничего похожего в России не произошло». (178-179)
Вот навскидку прочитанное мною о годах репрессий.
Ахматова «Реквием» – начало работы 1934, основная часть 1938–1940, дополнила в 60-е, на русском языке опубликована в 1987 г.
Твардовский «По праву памяти» – поэма написана в 1963-1969 г., опубликована в 1987.
Гинзбург «Крутой маршрут» – работа над мемуарами начата в 1967 г., первая публикация на русском языке 1988 г. В романе сына Евгении Гинзбург Василия Аксёнова «Ожог» (1975) есть автобиографические главы о Магадане, куда в 1948 году он приехал к матери, отбывающей ссылку.
Приставкин «Ночевала тучка золотая» – повесть написана в 1981 г., опубликована в 1987, экранизирована в 1989; повесть «Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца» написана в 1988, опубликована в 1989.
Василь Быков «Облава» – написана в 1988, опубликована в 1990 в «Новом мире».
Тендряков «Хлеб для собаки» – повесть написана в 1969 г., опубликована в 1988.
Домбровский «Факультет ненужных вещей» – роман опубликован в «Новом мире» в 1988 г.
Дудинцев «Белые одежды» – роман писался в 60-е годы, опубликован в 1987 г.
О репрессиях и депортации народов рассказывается в романах Искандера «Сандро из Чегема» (1973), «Человек и его окрестности» (в моей библиотеке есть книга, изданная в 1993 г.), в повести «Софичка» (1997).
Большинство из перечисленных произведений было экранизировано, фильмы неоднократно показывали по телевидению.
В конце восьмидесятых «Юность» печатала повесть Нагибина «Встань и иди», воспоминания вдовы Мандельштама Надежды Яковлевны Мандельштам, мемуары Ивана Трифоновича Твардовского – брата поэта – о раскулачивании, ссылке.
О Солженицыне и его творчестве упоминается в книге.
По мнению Драгунского, всех этих и многих других произведений нет?
Ещё цитата:
«Гражданская война была романтизирована. То есть было романтизировано планомерное взаимное истребление молодых и старых, крестьян и офицеров, профессоров и поэтов. Такая вот была совершена идеологическая подлость». (с. 179).
Это как надо читать «Тихий Дон», чтобы увидеть в нём романтизацию братоубийственной войны? И где эта романтизация в «Белой гвардии», в «Докторе Живаго»? В «Окаянных днях» Бунина, в «Несвоевременных мыслях» Горького? Кого именно обвиняет Драгунский в «идеологической подлости»? Как учёный (кандидат философских наук) он прекрасно знает, что отсутствие аппарата ссылок обесценивает любую научную работу. И публицистику бездоказательность не украшает.
Сразу после слов о романтизации гражданской войны следуют глобальные выводы о том, как в нашей литературе показана Великая Отечественная война:
«Об остальном сказано едва-едва, в полслова и вполголоса. На русском языке нет практически ни одной книги о войне как о величайшей народной беде. Астафьев? Василь Быков? Кто ещё? А вот о подвиге – пожалуйста, полки ломятся, и иногда довольно талантливо» (с. 179)
Что же, Драгунский действительно считает, что народ, потерявший в войне 13,5% населения (практически каждого седьмого), не прочувствовал, какая это великая народная беда – война?
Литература Великой Отечественной войны начиналась стихотворением «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…» (1941), и не знаю, кто лучше Симонова сказал о народной беде, о горечи отступления и чувстве вины солдат перед жителями прифронтовых деревень:
Слезами измеренный чаще, чем вёрстами,
Шёл тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
А знаменитое стихотворение Исаковского, ставшее песней, не о народной беде? Вернувшийся с войны солдат на могиле жены:
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришёл к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам…»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам. («Враги сожгли родную хату…» (1945)
Так ведь то стихотворения, а где же книги? – такой вопрос, наверняка, захочется кому-то задать, но вопрос этот от лукавого: и Драгунский, и ваша покорная слуга толкуют об одном – о литературе.
Удивляет знак вопроса после фамилии Астафьева. Разве то, что повести «Где-то гремит война» (1967), «Пастух и пастушка» (1967, последняя редакция 1989) о войне как народной беде, может вызывать сомнения? Или «Сотников» (1970), «Обелиск» (1971), «Знак беды» (1982) Василя Быкова?
Драгунский, окончивший филологический факультет МГУ, не может не знать о повести Распутина «Живи и помни» (1974). В том же ряду и «Усвятские шлемоносцы» Евгения Носова (1977).
Теперь немного о лексике, которую использует автор. Война – беда. Это несомненно: любая война – страшное горе и великая беда. Но существует слово, более точно определяющее сущность войны: война – величайшее в мире зло. Зло, в отличие от беды и горя, имеет направленность: оно приходит от кого-то к кому-то. И забывать, откуда пришло зло, как человеку, так и целому народу небезопасно, а значит, безответственно.
Понимание войны только как беды не изобретено Драгунским. Такая доктрина существует давно, и её формулирование вызвано потребностью обеспечивать идеологическую базу Евросоюза, одним из постулатов которой является «общность исторической судьбы и наследия народов Европы и, шире, Запада». То есть необходимо было изменить систему взглядов на былые разногласия и в первую очередь на вторую мировую войну.
Здесь не лишне напомнить, что Драгунский – кандидат философских наук и тема его диссертации – «Модернизационный процесс: национальная самотождественность и национальное проектирование в современном мире». Национальное самосознание может формироваться и его можно формировать. Наш автор знает, как нужно ФОРМИРОВАТЬ национальное самосознание.
В беде нет правых и виноватых. В зле, как было сказано выше, кто-то является носителем зла, а кто-то от этого зла страдает. То есть, уравнивать солдата армии захватчиков и солдата-защитника своей земли нельзя. Ибо тем самым мы раскачиваем стержень, если хотите, ось, на которой держатся важнейшие нравственные категории – добро и зло – и превращаем жизнь в хаос.
Как бы предвидя грядущие манипуляции вокруг темы Великой Отечественной войны, в 1943 году Светлов пишет стихотворение «Итальянец», поднимая важнейший нравственный вопрос: существует ли право на убийство?
Лирический герой, размышляющий об этом, глядя на убитого им в бою, не жесток, не кровожаден:
Чёрный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца, –
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…
Но пришедший с оружием на его землю – враг, необходимость защищать родную землю делает необходимым и уничтожение врагов. Нравственное чувство лирического героя оправдывает такое убийство, однако он испытывает не торжество, а горечь и душевную боль, потому что война и смерть – самое страшное, что есть на свете. Он мыслит широко и понимает, что войны, в которых погибают солдаты, развязываются сильными мира сего («…Тебя привезли в эшелоне Для захвата далёких колоний…»). Однако у тех, кто топчет его родину, нет оправданий:
Но ведь я не пришёл с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землёй Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Стихотворение заканчивается на скорбной ноте:
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застеклённое в мёртвых глазах…
И в заключение.
На какого читателя рассчитана книга? Совершенно очевидно, что не на потребителя низкосортного чтива, которое Драгунский в одной из глав остроумно называет «целовалками» и «убивалками».
Как стрелял этот самый М. Светлов, что в Гражданскую войну, что в Великую Отечественную, надо бы отдельно написать. Покойный Семен Израилевич Липкин негодовал: что значит – отряд не заметил потери бойца? В отряде каждый человек на счету, все связаны боевым товариществом. А в этих стихах поэт пытается читателям внушить, что убивать агрессоров это высокий долг и почетная обязанность. И в рифму, в рифму. Кому он толкует? Такие вещи и без стихов гражданину своей страны понятны, а кто не понимает или понимать не хочет, тому эти стихи ни к чему. Имитация деятельности это, а не литература. Вот и у Д. Драгунского – имитация деятельности. Но он это и сам понимает, в отличие от М. Светлова, который не всегда мыслил ясно. Даже реже ясно, чем смутно или вообще не мыслил. Комсомольская лира до добра не доводит, отражается на душевном здоровье сочинителя. О том, что “Каховка” это переиначенное “С одесского кичмана”, кстати, именно “Литературная Россия” несколько лет назад писала. И верно.
– Сильная литературная критика Инны Путилиной.
Надо крепко держать стержень русской-советской истории. Чтобы всякие нечистоплотные желающие не гнули его в свою нехорошую сторону.
ПС: Приехал с рыбалки, сразу смотреть новый номер “Лит. России”, съел кугель с изюмом, который сготовила жена по рецепту из Интернета, и подумал: почему некто в отзывах называет себя “кугель”?
Ну, если ты такой умный, что догадаться не можешь, то считай – для аппетита.