История с исключением (Часть 2)
50 лет назад Солженицын был изгнан из Союза писателей
Рубрика в газете: Как это было, № 2019 / 41, 07.11.2019, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Окончание. Начало в № 40
Письмо Солженицына Твардовскому
Повторю: за событиями в Союзе писателей России Солженицын следил из Рязани. Узнав о состоявшемся решении, художник поручил жене утром 6 ноября отправиться в Москву, чтобы передать в «Новый мир» письмо для Твардовского, а также вручить нужным людям несколько экземпляров «Изложения…» о рязанском собрании.
Твардовскому Солженицын сообщил:
«Дорогой Александр Трифонович! Очень-очень мне было радостно узнать, что начало моей «Самсоновской» Вам понравилось. Это я узнал почти в один час с исключением из Союза – и показалось это мне более важным.
От исключения я нисколько не уныл, чехвостил их очень бодро, что Вы можете видеть из прилагаемого протокола. Да, кажется, они начинают давать задний ход.
А срепетировано у них было всё заранее, коварно жали мне руки, будто только что «придя» на собрание, а сами в другой комнате только что заседали…
Пожалуйста, не делайте никаких усилий к отстаиванию меня в Союзе – оно и само сложится как надо, интереснейшим образом…»
Выкручивание рук Гранину
Вернусь к демаршу Гранина. Партийное и литературное начальство было в шоке. Они не понимали, как кто-то посмел выступить против их установки.
Когда Гранин вернулся в Ленинград, ему сразу начали выкручивать руки. Уже 10 ноября 1969 года писателя вызвал к себе первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Толстиков. Партфункционер просто заставил писателя поддержать исключение Солженицына.
Сдался Гранин 14 ноября. Функционеры и правление СП РСФСР тут же сделали дополнение к протоколу состоявшегося 5 ноября писательского секретариата.
«14 ноября 1969 г., – указали они в дополнении, – секретарь Правления СП РСФСР Д.А. Гранин в разговоре по телефону с председателем Правления СП РСФСР Л.С. Соболевым заявил, что, познакомившись с дополнительными материалами, он согласился с решением Секретариата об утверждении постановления Рязанской писательской организации об исключении из членов Союза писателей СССР Солженицына А.И. и просит считать свой голос поданным за исключение» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 326, л. 76).
Вскоре Гранин вынужден был ещё раз скорректировать свою позицию. Выступая 26 ноября 1969 года на партийном собрании Ленинградской писательской организации, он уже бил себя в грудь. Мол, он не сразу разобрался в политике Солженицына, а когда увидел антиобщественное лицо писателя, то больше сомнений для него не существовало. Другое дело, что в искренность Гранина многие коммунисты не поверили. Его вынуждена была взять под защиту секретарь Ленинградского обкома КПСС Зоя Круглова.
«Сегодня, – отметила партчиновница, – очень острую реакцию коммунистов вызывает уже не само дело Солженицына, во всяком случае, я уверена, что оно получит однозначное справедливое логическое завершение, а коммунистов волнует позиция тов. Гранина. Здесь была реплика с места, что тов. Гранин – член Обкома партии. Я должна сказать, что мы тоже были огорчены, когда узнали, что тов. Гранин не сразу сориентировался и что он воздержался при первоначальном голосовании. Но я должна сказать, товарищи (надо быть объективными!), что тов. Гранин сам, без всякого вмешательства кого-либо из вас и кого-либо из нас, снял эту свою позицию, присоединившись к решению, узнав о дополнительных фактах и, может быть, немного посерьёзнее взвесив все обстоятельства. Это надо учитывать».
Однако выступление Кругловой народ не успокоило. Многие писатели жаждали крови Гранина. И тут, к удивлению общественности, за писателя вступился Фёдор Абрамов, ранее не очень-то жаловавший Гранина.
«Но сегодня, – заявил Абрамов, – здесь был взят курс на уничтожение Гранина и как человека, и как писателя, и как руководителя Союза. И это, разумеется, кроме самого резкого протеста и возмущения, ничего вызвать не может. По крайней мере, у меня нет даже достаточных слов, чтобы сказать, какой у меня неприятный осадок и какое отвращение вызвало выступление Помозова. Если послушать Помозова, то Гранин – это человек, который «таскается» и бог знает чем питается, каким духом, по заграницам, Гранин – это средоточие групповщины, Гранин подмял под себя партбюро и партийную организацию.
(С МЕСТА: То же самое он говорил о Прокофьеве шесть лет тому назад!)
Я сидел и слушал, и мне было просто душно.
С Даниилом Граниным у меня связываются совершенно другие представления и понятия. Даниил Гранин в моём представлении – это, прежде всего, танкист, фронтовик. Об этом часто забывают некоторые товарищи, но об этом надо помнить. Гранин был на передовых позициях, и уж если говорить о силе патриотизма, то надо, прежде всего, говорить о том, кто из нас был на фронте и как воевал в этой войне. Вот где проверялся патриотизм!
(Аплодисменты.)
Но самое главное – это человеческие качества. Даниил Гранин – это один из самых наших видных писателей не только Ленинграда, но и вообще советской литературы, это автор популярных романов, в том числе такого романа, как «Иду на грозу», который вызвал очень широкий отклик у читателей. Даниил Гранин – это автор многих, я бы сказал, просто великолепных очерков о загранице (жанр, который, кстати, далеко не лёгок, даже очень труден, потому что кто только не пишет на эту тему!). И перо Гранина, его авторскую позицию, уж коли сегодня речь идёт об этом, не спутаешь ни с кем другим. У Гранина действительно великолепные очерки. И неужели это ничего не стоит? Нет, простите! Когда речь идёт о писателе, у меня, по наивности, прежде всего возникает вопрос: кто что сделал в литературе, кто что написал, а уже потом я думаю, кто как выступил с этой трибуны. И как же можно так компрометировать, так беспощадно бить сплеча Даниила Гранина! Боже мой, не заподозрите меня в каких-то особых приятельских отношениях или симпатиях. Нет, у нас, скорее, отношения оппонентства по отношению друг к другу, но это отнюдь не означает того, что я не уважаю писательское перо Гранина и не оцениваю ту большую работу, которую он делал и делает в Союзе. И если говорить о том, какой он председатель нашего Союза, то надо было бы находить и какие-то другие слова, которых он заслуживает своей многолетней работой».
Однако полного прощения Гранин не получил. Ему, в частности, в год его 50-летия так и не дали второго вожделенного ордена Трудового Красного Знамени.
После истории с Солженицыным Гранин сделал для себя некоторые выводы: на какое-то время он затаился и на рожон долго не лез.
«Д. Гранин, – утверждал в 1980 году Игорь Золотусский, – писатель умный, но дисциплинированный <…> Ум у него сторожит и караулит и не допустит к своевольничанью ни чувство, ни воображение» («Литобозрение». 1980. № 11).
Реакция Солженицына
на произвол литгенералитета
В Москве Солженицын появился лишь 11 ноября. Ему уже было ясно, что подавать апелляцию никакого смысла не имело. Но и прощать литгенералитету все эти позорные судилища он не хотел.
Солженицын написал открытое письмо секретариату Союза писателей РСФСР.
«Бесстыдно попирая свой собственный устав, – возмущался он, – вы исключили меня заочно, пожарным порядком, даже не послав мне вызывной телеграммы, даже не дав нужных четырёх часов – добраться до Рязани и присутствовать. «Вы откровенно показали, что решение предшествовало «обсуждению». Удобней ли было вам без меня изобретать новые обвинения? Опасались ли вы, что придётся выделить мне десять минут на ответ? Я вынужден заменить их этим письмом.
Протрите циферблаты! – ваши часы отстали от века. Откиньте дорогие тяжёлые занавесы! – вы даже не подозреваете, что на дворе уже рассветает. Это – не то глухое, мрачное безысходное время, когда вот так же уродливо вы исключили Ахматову. И даже не то робкое, зябкое, когда с завываниями исключили Пастернака. Вам мало того позора? Вы хотите его сгустить? Но близок час: каждый из вас будет искать, как выскрести свою подпись под сегодняшней резолюцией.
Слепые поводыри слепых! Вы даже не замечаете, что бредёте в сторону противоположную той, которую объявили. В эту кризисную пору нашему тяжелобольному обществу вы неспособны предложить ничего конструктивного, ничего доброго, а только свою ненависть-бдительность, а только «держать и не пущать»!
Расползаются ваши дебелые статьи, вяло шевелится ваше безмыслие, – а аргументов нет, есть только голосование и администрация. Оттого-то на знаменитое письмо Лидии Чуковской, гордость русской публицистики, не осмелились ответить ни Шолохов, ни все вы вместе взятые. А готовятся на неё административные клещи: как посмела она допустить, что неизданную книгу её читают? Раз инстанции решили тебя не печатать – задавись, удушись, не существуй! Никому не давай читать!
Подгоняют под исключение и Льва Копелева – фронтовика, уже отсидевшего десять лет безвинно – теперь же он виноват, что заступается за гонимых, что разгласил священный тайный разговор с влиятельным лицом, нарушил тайну кабинета. А зачем вы ведёте такие разговоры, которые надо скрывать от народа? А не нам ли было пятьдесят лет назад обещано, что никогда не будет больше тайной дипломатии, тайных переговоров, тайных непонятных назначений и перемещений, что массы будут обо всём знать и судить открыто?
«Враги услышат» – вот ваша отговорка, вечные и постоянные «враги» – удобная основа ваших должностей и вашего существования. Как будто не было врагов, когда обещалась немедленная открытость. Да что бы вы делали без «врагов»? Да вы б и жить уже не могли без «врагов», вашей бесплодной атмосферой стала ненависть, ненависть, не уступающая расовой. Но так теряется ощущение цельного и единого человечества – и ускоряется его гибель. Да растопись завтра только льды Антарктики – и все превратятся в тонущее человечество – и кому вы тогда будете тыкать в нос «классовую борьбу»? Уж не говорю – когда остатки двуногих будут бродить по радиоактивной Земле и умирать.
Всё-таки вспомнить пора, что первое, кому мы принадлежим, – это человечеству. А человечество отделилось от животного мира мыслью и речью. И они, естественно, должны быть свободными. А если их сковать, – мы возвращаемся в животных.
Гласность, честная и полная гласность – вот первое условие здоровья всякого общества, и нашего тоже. И кто не хочет нашей стране гласности, – тот равнодушен к отечеству, тот думает лишь о своей корысти. Кто не хочет отечеству гласности, – тот не хочет очистить его от болезни, а загнать её внутрь, чтоб она гнила там.
12 ноября 1969 г.
Александр Солженицын».
Протесты писателей против
исключения Солженицына
Слухи об исключении Солженицына из Союза писателей, естественно, очень быстро распространились не только по Москве, но по всей стране. Многие писатели были возмущены. Правда, открыто высказать своё недовольство рискнули немногие.
В архивах сохранилось заявление И.Грековой, Л.Пантелеева, С.Бабёнышевой, некоторых других писателей. Приведу документы из фонда Лидии Чуковской, который хранится в РГАЛИ (правда, к которому в 2018 году вдруг закрыл доступ исследователям Д.Д. Чуковский).
Уже 15 ноября 1969 года за Солженицына вступилась математик Елена Вентцель, которую в литературных кругах знали как писательницу И.Грекову. В своём заявлении, направленном в секретариат правления Союза писателей СССР, она сообщила:
«Исключение из членов Союза писателей А.Солженицына и способ, которым оно было осуществлено, вызывают моё глубочайшее недоумение и возмущение. Александр Солженицын – гордость нашей литературы; среди современных русских писателей нет равного ему по масштабу таланта. Как можно было вверять его писательскую судьбу в руки крайне малочисленной и слабой рязанской писательской организации, состоящей всего из нескольких человек? Как можно было утвердить решение этой организации без широкого обсуждения вопроса в писательской среде?
Произошла позорная ошибка. Ответственность за неё ложится не только на рязанскую писательскую организацию, исключившую А.Солженицына из Союза писателей РСФСР, утвердившего это решение, но и на каждого писателя, каждого члена Союза. Ещё не поздно исправить эту ошибку.
Я считаю необходимым пересмотреть вопрос о принадлежности Александра Солженицына к Союзу Советских писателей с публичным обсуждением этого вопроса в широких кругах писателей организации, созвав по этому вопросу специальное общее собрание.
И.Грекова,
Член ССП, членский билет № 7514»
(РГАЛИ, ф. 3390, оп. 1, д. 972, л. 1).
Спустя два дня, 17 ноября свой протест в правление Союза писателей СССР направил Л.Пантелеев. Он писал:
«Из газетной заметки я узнал об исключении из Союза писателей СССР Александра Исаевича Солженицына.
Считаю своим гражданским долгом заявить, что не могу пройти молча мимо этого факта, не могу согласиться с этим решением выборного органа. Исключение из нашей корпорации одного из крупнейших прозаиков советской эпохи – прискорбная ошибка, одна из многих в ряду тех, какие были допущены в разное время нашим союзом и всем нашим обществом. Я имею ввиду факты, когда изгонялись из писательской организации или годами не печатались или иными способами были разлучены с читателем такие видные и теперь уже неоспоримо признанные деятели нашей литературы, как Зощенко, Булгаков, Пастернак, Платонов, Бабель, Ахматова, Мандельштам и другие.
Не слишком ли мы всякий раз торопимся, всегда ли по-хозяйски относимся к нашему общему делу и с достаточной ли высоты смотрим на литературный процесс и на его ценности?» (РГАЛИ, ф. 3390, оп. 1, д. 979, л. 11).
22 ноября 1969 года писательскому начальству своё заявление направила также критик Сара Бабёнышева. Она писала:
«В Секретариат СП СССР
Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что мало кого интересует моё отношение к исключению А.И. Солженицына из Союза писателей, но не могу отмолчаться, не сказать, что воспринимаю это сообщение как беду. Нельзя отлучить от литературы писателя, как мало кто призванного для литературы. А если вспомнить не столь далёкое прошлое, исключение из Союза писателей Анны Ахматовой, Пастернака, – то тяжело становится от мысли, что постоянно эта беда поражает наиболее талантливых писателей. Подумайте над этим, ведь ещё не поздно пересмотреть это решение. Надежда на то, что это должно произойти, не покидает меня» (РГАЛИ, ф. 3390, оп. 1, д. 969, л. 1).
Ещё одно письмо послали в разные инстанции Гнедины. Они писали:
«В правление Союза писателей СССР
Копия – редакции «Литературной газеты»
12 ноября 1969 года «Литературная газета» опубликовала под наскоро подобранным заголовком «хроника» сообщение об исключении из Союза писателей А.Солженицына.
Составители «хроники» утверждают, что члены рязанской организации писателей на своём очередном собрании, неизвестно когда состоявшемся, вдруг решили взять на себя тяжёлую ответственность и якобы по собственной инициативе исключили из союза писателей самого крупного русского писателя современности; за сим секретариат правления Союза писателей РСФСР утвердил решение рязанской организации.
Всё это, конечно, прозрачные уловки, которые никого не могут ввести в заблуждение. Очевидно, что рязанские писатели (вероятно, их не больше десяти) вынуждены были выполнить требование секретариата правления писателей РСФСР, побоявшегося взять на себя полноту ответственности за инициативу в таком деле, а редакция «Литературной газеты» по указке тех же трусливых организаторов репрессий против выдающегося писателя поспешно опубликовала «хронику», чтобы поставить перед фактом писательскую общественность, в том числе и правление Союза писателей СССР.
В «хронике» не сказано, присутствовал ли при обсуждении и принятии решения А.Солженицын, и какой ответ он дал клеветникам. Но и не зная ответа А.Солженицына, можно утверждать: обвинение в том, что он не препятствовал использованию за рубежом его произведений, неопубликованных в СССР – необоснованно. Вообще говоря, ни один деятель или писатель нашей страны не в состоянии воспрепятствовать тому, чтобы на Западе по-своему истолковали или использовали его деятельность или произведения. Как собирается «Литературная газета» помешать тому, чтобы опубликованная ею «хроника» не была использована в антисоветских целях? Но как раз А.Солженицын не оставался пассивен, о чём стало известно из опубликованного той же «Литературной газетой» от 26 июня 1968 г. письма А.Солженицына. В письме, направленном в несколько иностранных газет, а также в редакцию «Литературной газеты» А.Солженицын решительно протестовал против намерения зарубежных издательств опубликовать его роман. Но из того же номера «Литературной газеты» явственно видно, что редакция на два месяца задержала публикацию письма А.Солженицына. Тем временем за рубежом были опубликованы произведения Солженицына вопреки его возражениям, в чём повинна и редакция «Литературной газеты», не поддержавшая своевременно протест писателя. Редакция совершила именно этот проступок, которого Солженицын не совершал, но который ему приписали, исключая из Союза писателей.
Исключение А.Солженицына из Союза писателей СССР есть акт произвола, осуществлённый посредством фальсификации. Уже это одно обстоятельство даёт право и не членам союза писателей призвать Правление Союза писателей СССР отменить произвольное решение правления Союза писателей РСФСР. Ведь правление Союза писателей РСФСР не партийная инстанция, его решение не является партийным решением.
Исключение из Союза писателей А.Солженицына есть деяние враждебное русской культуре и оскорбительное для советского общества.
Е.Гнедин, член Союза журналистов СССР
Н.Гнедина, член Литфонда СССР
22 ноября 1969 года»
(РГАЛИ, ф. 3390, оп. 1, д. 971, лл. 1, 1 об.).
19 ноября 1969 года председатель Комитета госбезопасности Юрий Андропов доложил в ЦК КПСС:
«В Москве получили распространение так называемое «открытое письмо» Солженицына Секретариату Союза писателей РСФСР и изготовленная им запись заседания Рязанской писательской организации, на котором решался вопрос о его исключении.
Одновременно эти клеветнические материалы попали к иностранным корреспондентам и стали использоваться Западом в антисоветской пропаганде.
По имеющимся оперативным данным, указанные материалы переданы иностранцам ЯКИРОМ.
Копии документов прилагаются».
(РГАНИ, ф. 5, оп. 61, д. 668 л. 179).
Спустя две недели, 3 декабря Андропов представил в ЦК ещё одну записку – о том, как писательский мир отреагировал на исключение Солженицына. Он, в частности, доложил:
«Литературный переводчик Т.ЛИТВИНОВА (г. Москва): «СОЛЖЕНИЦЫН – это народный писатель, и для его исключения необходим созыв чрезвычайного съезда».
Писатель Б.БАХТИН (г. Ленинград): «СОЛЖЕНИЦЫН является совестью нашей литературы, его исключение – вопиющее безобразие и беззаконие».
Поэт В.СОСНОРА (г. Ленинград): «СОЛЖЕНИЦЫНА исключать из Союза не следовало. Рязанские писатели сделали это под нажимом вышестоящих государственных или партийных органов».
Главный режиссёр театра «Современник» О.ЕФРЕМОВ: «Исключение СОЛЖЕНИЦЫНА из Союза писателей является политической ошибкой».
Писатель А.ТВЕРСКОЙ (г. Москва): «Исключение СОЛЖЕНИЦЫНА – позорный факт, равного которому нет в истории. Даже известное исключение М.ГОРЬКОГО из императорской Академии наук меркнет по сравнению с этим поступком. СОЛЖЕНИЦЫН останется лучшим, талантливейшим писателем России нашего времени».
Украинский писатель В.МИНКО: «У СОЛЖЕНИЦЫНА огромная поддержка на Западе. Что скажут там, если мы вот так будем размахивать дубинами в литературе? Ну что сделал СОЛЖЕНИЦЫН?
В чём его обвиняют? В том, что он давал за границу печатать свои книги. Он этого не отрицает. Давал, потому что здесь, в его стране, его не хотят печатать. Он писатель, он имеет право видеть свой труд напечатанным».
В адрес отдельных известных советских писателей, литературных газет и журналов, писательских организаций, согласно имеющимся данным, стали поступать письма, чаще анонимные, в которых наряду с протестами против исключения СОЛЖЕНИЦЫНА из членов Союза писателей содержатся клеветнические утверждения.
В результате принятых мер установлен автор 9 телеграмм клеветнического содержания, поступивших от имени вымышленных лиц в Союз писателей СССР из г. Шевченко Гурьевской области. Им оказался ГОРБУНОВ, 1942 года рождения, беспартийный, электрик Жилищно-коммунального управления Прикаспийского горнометаллургического комбината» (РГАНИ, ф. 5, оп. 61, д. 82, л. 416).
Расправа с Сафоновым,или Новые обвинения в адрес Солженицына
Ни в партаппарате, ни в Союзе писателей России, судя по всему, не предполагали, что исключение Солженицына вызовет в писательских (и не только) кругах волну негодования. Поэтому неудивительно, что начальство поспешило отыскать виноватых во всём происшедшем. На роль главного стрелочника оно вскоре назначило Эрнста Сафонова. Кое-кто даже хотел в срочном порядке исключить и этого литератора, но не из Союза писателей, а из партии.
Защищаясь, Сафонов обратился в Москву к и.о. оргсекретаря Союза писателей России Василию Шкаеву. 9 ноября он написал ему:
«Уважаемый Василий Васильевич!
После операции дней двадцать я буду на бюллетене (приблизительно до 1 декабря).
Если есть необходимость провести в Рязани отчётно-перевыборное собрание до этого срока, я не буду возражать, что оно пройдёт без моего участия.
Тем более новый секретарь организации смог бы провести намеченные на ноябрь мероприятия (использование по назначению неистраченных сумм, составление издательского плана на 71-й год и т.д.).
С пожеланием всего доброго Эрнст Сафонов.
9.XI.69 г.
г. Рязань-6, ул. Затинная, 72/76, кв. 55» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 29).
Однако в Москве решили дождаться выписки Сафонова, иначе намечавшееся собрание теряло всякий смысл. Сначала мероприятие назначили на 3 декабря, затем его перенесли на 4 декабря.
На этот раз Москву представлял консультант Союза писателей России Юрий Панкратов. Это был очень перспективный поэт, но в 1958 году он публично отрёкся от Бориса Пастернака, а предательство ещё никогда не способствовало творческим взлётам. Неудивительно, что Панкратов вскоре превратился в обыкновенного стихотворца. Большого художника из него не получилось. Он и на собрании рязанских коллег показал себя как пройдоха.
«Рязанскую писательскую организацию, – кликушествовал Панкратов, – можно поздравить – накануне съезда вы проявили высокую идейную бдительность и мудрость, исключив из рядов СП А.Солженицына, который фактически давно уже порвал с советскими писателями. Это решение свидетельствует о вашей зрелости. Ваше решение нашло широкий отклик в писательских организациях. Мы получаем многочисленные телеграммы из разных уголков страны, в которых выражается единодушная поддержка вашему решению.
Сейчас во многих писательских организациях проходят отчётно-выборные партийные собрания. Писатели-коммунисты принимают специальное решение, в котором единодушно поддерживают исключение Солженицына из рядов писателей. В Ленинграде, например, такой пункт постановления отчётно-выборного собрания был встречен аплодисментами.
Даже Александр Трифонович Твардовский заявил, что хотя он положительно относится к Солженицыну как к литератору, но категорически отмежёвывается от него как гражданина и считает исключение Солженицына из Союза писателей правильным.
Солженицын прислал на имя секретариата Правления Союза писателей РСФСР открытое письмо. Я вас с ним познакомлю. (Читает письмо.) Как видите, в этом письме Солженицын полностью раскрыл своё лицо человека, который сошёл с позиции советских людей, практически переметнулся в стан наших злейших врагов. И само это письмо подтверждает, что Солженицына правильно исключили из рядов СП, освободившись от такого своего члена Союза» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, лл. 5, 6).
После Панкратова практически каждый оратор посчитал нужным пнуть Солженицына, а заодно и Сафонова.
«Я бы лично считал, – заявил Евгений Маркин, – что работу нашей писательской организации за отчётный период надо признать неудовлетворительной. У нас литературная жизнь проходила активно и раньше, даже до создания писательской организации. И до этого отчётного трёхлетия она была активнее, чем сейчас: хорошо работало литературное объединение, проводились «литературные пятницы» и т.д. Но и тогда мы признавали работу только удовлетворительной.
Почему я считаю работу неудовлетворительной?
Мы проявили большую сознательность и активность, исключив из Союза писателей Солженицына. Но систематической работы у нас не велось. И основная вина за это лежит на совести секретаря писательской организации. Писательская организация почти всегда закрыта. Нам, литераторам, необходимо общение, это же творческий Союз. А когда ни придёшь, секретаря в Союзе не застанешь.
Мне кажется, что мы сверх долго не собирались, да и сегодня собрание ожидали несколько часов, для литераторов это обидно.
Наша большая беда – квартирный вопрос. Я очень прошу не обижаться за откровение. Вот член Союза Николай Сергеевич Левченко – инвалид Отечественной войны. Шестой год он живёт в гостинице. Вы понимаете, какие у него условия для творческой работы. Я сам живу с ним в гостинице, но у меня ордер в кармане, и я выношу огромную благодарность партийным органам, которые мне помогли. Несколько лет не решается вопрос с квартирой Родина, которому тоже необходимо переехать в Рязань, чтобы быть поближе к жизни писательской организации.
О Солженицыне. Я его уважал за сверхтрудную судьбу. Но сейчас, прослушав это мерзкое письмо, я ещё раз убедился, что мы приняли очень хорошее решение – исключив Солженицына из Союза.
Ещё я хочу поставить вопрос о необходимости создания у нас бюро пропаганды, а то разговоров на эту тему много, а бюро так и не создано. Хочется такое услышать, когда же наконец у нас будет созван областной семинар литераторов? Я сам пишу стихи. Молодая поэзия – это политика. Но когда я прочитал в «Иностранной литературе» стихи некоторых иностранных поэтов, – это маразм какой-то. Наши ребята-поэты верны своей Родине и у нас нет особых шатаний. Они нуждаются только в большем внимании и заботе. Нужно больше издавать сборников стихов молодых поэтов.
О личных планах. Я полностью принимаю замечания, которые были в докладе в мой адрес. Однако надо учесть, что я долгое время был бездомным и устал от этого бездомья. От этого и были те срывы, за которые справедливо мне здесь упрекали. Но скоро мой быт наладится, перееду в квартиру, и это конечно положительно скажется на моей творческой работе. В будущем году я хочу поездить по воинским частям, познакомиться с жизнью солдат и написать о них цикл стихов.
Пользуясь присутствием здесь представителя Правления СП, я хочу высказать две просьбы. Нельзя ли поддержать авторитет нашей писательской организации – небольшой и маломощной – и провести в Рязани выездное заседание Секретариата Правления Союза писателей РСФСР?
И вторая просьба. Нельзя ли изыскать средства на покупку у Фраермана домика Пожалостина в Солотче с тем, чтобы организовать там Дом творчества. Он мог бы обслуживать не только рязанских писателей, но и писателей некоторых соседних областей.
Упрёк Эрнсту Ивановичу Сафонову. Я считаю, что при решении вопроса о Солженицыне он поступил как дезертир. Мы тогда не услышали его точки зрения, пусть на этом собрании он официально выскажет своё отношение к Солженицыну» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, лл. 7–9).
Затем перцу добавил Баранов.
«Вопрос о Солженицыне, – подчеркнул он, – это сейчас гвоздь дня. Я читал передовую статью в «Советской России», в которой снова подчёркивается, что главное для писателя – его идейная позиция, что мы, писатели, обязаны создавать именно такие произведения, которые нужны нашему народу, которые способствуют задачам строительства коммунистического общества.
Правильно поступила наша организация, что исключила Солженицына из своих рядов. Теперь, особенно после письма, которое мы здесь слышали, нам стало ещё яснее его настоящее лицо. Он – ярый враг. Нас радует, что крупнейшие писательские организации поддерживают наше решение.
Меня тревожит другое. И у нас в Рязани находятся такие люди, которые берут под сомнение наше решение, стараются упрекнуть нас, уколоть за то, что якобы мы неправильно приняли решение. Есть у нас молодой поэт Валерий Сухарев. Он работает литсотрудником газеты «Ленинский путь». Я тоже там сейчас работаю. Так после собрания он демонстративно не подал мне руки и сказал: вы мерзостные, вы исключили такую величину, как Солженицын, а что вы сами из себя представляете? Я привожу этот разговор для того, чтобы показать, что среди наших литераторов есть политически незрелые люди. Тот же Сухарев потом сказал: «Ведь не все же голосовали за исключение Солженицына. Сафонов не голосовал, он был болен, но всё равно не стал бы голосовать, хотя его два часа уговаривали». А сейчас в докладе мы слышали, что Сафонов поддерживает наше решение. И я не понимаю: то ли Сухарев лжёт, то ли Сафонов здесь говорит неискренне. Я не знаю откуда у Сухарева такие сведения, но у меня вопрос к Сафонову: что, Эрнст Иванович, скажете по этому вопросу?
Из этого факта следует, что нам необходимо значительно лучше работать с молодёжью» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, лл. 9–10).
Следующим отметился Левченко:
«У меня личный упрёк к Эрнсту Ивановичу Сафонову. Если бы он проявил побольше настойчивости и заботы, помог мне как следует в устройстве жилья, я бы теперь уже жил в квартире, а не в гостинице. То ж самое и с Родиным, он тоже переехал бы в Рязань и активнее помогал бы в нашей работе.
О письме Солженицына. Это гадкое письмо ещё раз подтверждает, что мы очень правильно поступили, исключив Солженицына из Союза писателей» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 12).
Свои пять копеек внёс и Матушкин:
«Ещё я хочу сказать об одном эпизоде во время обсуждения вопроса о Солженицыне. У нас был очень критический момент для всей организации и тут мнение секретаря организации было очень важно. Я понимаю: операция – есть операция. Мне тоже удаляли аппендикс, операция неприятная, но тем не менее я уверен, что вы, Эрнст Иванович, могли написать нам записку, в которой высказать свою точку зрения. Вы беседовали с Соболевым, но никому из нас ничего не сказали. Обсуждение Солженицына – дело партийное, ответственное, и ответственному секретарю надо было в него включиться в первую очередь» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 14).
Туда же полез и Н.Поваренкин:
«Талант, как известно, даётся матерью, но всё зависит от того, как повернуть этот талант, на что его направить. Ведь и Троцкий был талантлив, а оказался ярым врагом советской власти. Главный критерий любого литератора – его идейная позиция. Что открыл Солженицын? Разоблачил культ личности? Но об этом задолго до Солженицына были приняты партийные решения съезда и Пленума ЦК. Открытая критика недостатков – в традициях русской литературы. Но у Солженицына – не критика, а критиканство.
Иван Денисович – натура мечущаяся, он не знает своего пути и потому думает лишь о том, как приспособиться к жизни. Разве это в традициях Тургенева, Шолохова? В лучших произведениях русской классической и советской литературы русский человек при любых обстоятельствах всегда оставался русским» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 15).
В заключении выступил секретарь Рязанского обкома партии Кожевников. Он подчеркнул:
«Ваше решение об исключении Солженицына поддержали писательские организации Москвы, Ленинграда и другие. В этом вопросе вы проявили партийную зрелость.
Что следует сказать о Солженицыне? Солженицын стоит на противоположной от нас стороне, он наш идейный противник. И поэтому мне не очень понятна нотка, прозвучавшая здесь о том, что некоторые уважали Солженицына за его сверхтрудную судьбу. А какая трудная судьба у Солженицына? Он отсидел 8 лет, но сидел-то за дело!» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, лл. 17).
Из стенограммы видно, что Сафонов, по сути, открестился от Солженицына. Взяв слово для справки, он отметил:
«Я сидел и думал, что наверное мне следует заставить Евгения Фёдоровича Маркина публично извиниться передо мной за обвинение меня в дезертирстве. Он бросил сознательно нехорошую тень на меня и на целый коллектив больницы Семашко, в которой я лежал. Потом я подумал, что этого делать не следует, потому что кроме равнодушия и, простите, брезгливости это обвинение у меня другого чувства не вызывает. В последнее время Евгений Фёдорович Маркин обрушил на меня поток мутных провокационных слухов, и я, повторяю, равнодушен уже к ним. Желаю, Евгений Фёдорович, одного: случится попасть под нож хирурга – вспомните про мои сегодняшние слова…
Свою позицию к Солженицыну я чётко выразил в докладе. От заключительного слова отказываюсь. Думаю, что все замечания будут полезны и мне и новому руководству писательской организации» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 18).
Оставалось принять решение. В стенограмме отмечено:
«САФОНОВ – Пункт 4, выражающий отношение к письму Солженицына, нужно перенести в другое место, а то сейчас он находится рядом с пунктом о мероприятиях по подготовке к ленинскому юбилею.
МАРКИН – Нужно оценку письма Солженицына вынести отдельно, принять отдельное постановление» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, лл. 19–20).
И что в итоге? Решение было такое:
«Ознакомившись с «Открытым письмом» А.Солженицына, направленным Союзу писателей РСФСР 14 ноября 1969 года, собрание Рязанской писательской организации решительно осуждает враждебное делу социализма, злобное и клеветническое письмо.
«Открытое письмо» А.Солженицына показывает, что он и как литератор, и как гражданин всей своей деятельностью способствует идеологической диверсии наших врагов, пытается ослабить поступательное движение советского народа к коммунизму.
Председатель собрания С.Баранов
Секретарь собрания Н.Левченко»
(РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 28).
Понятно, что Сафонов на своём посту не уцелел. Новым руководителем Рязанской организации стал Матушкин, тот самый, который в конце 1962 года по указанию Москвы спешно принимал Солженицына в Рязани в Союз писателей.
Искусственная кампания
с одобрением исключения Солженицына
Конечно, на этом ничего не закончилось. Вскоре Кремль дала команду в регионы одобрить исключение Солженицына.
Первой отличилась Москва. Уже 28 ноября 1969 года первый секретарь Московского горкома КПСС В.Гришин доложил в ЦК:
«В целях информации сообщаем, что 26 ноября с.г. состоялось совместное заседание секретариата правления и партийного комитета Московской организации Союза писателей РСФСР с активом писателей, на котором была заслушана информация об исключении из Союза писателей СССР А.Солженицына. Сообщения по этому вопросу сделали председатель правления Союза писателей РСФСР тов. Л.Соболев и секретарь Союза писателей СССР тов. К.Воронков.
На заседании выступили писатели: тт. Г.Берёзко, Л.Соболев, И.Ринк, Л.Карелин, А.Васильев, Л.Фоменко, Ю.Чепурин, И.Винниченко, М.Луконин, А.Алексин, Л.Якименко, Я.Цветов, С.Васильев, А.Самсония, Г.Радов, Б.Егоров, В.Маевский, Л.Кассиль, К.Поздняев, В.Ильин, С.Михалков и другие, всего 22 человека.
Все выступавшие с возмущением говорили о позорном поведении А.Солженицына, о том, что он грубо игнорировал мнение писательской общественности, советских людей, его книги, изданные за рубежом, являются клеветой на советскую действительность, советский народ, широко используются буржуазной пропагандой в борьбе против Советского Союза, коммунистической идеологии. Многие выступавшие подчёркивали, что поведение А.Солженицына вышло за рамки литературы и должно квалифицироваться как предательство Родины, что А.Солженицын потерял чувство политической ответственности за своё поведение, поставив, таким образом, себя вне Союза писателей СССР.
Писатели высказали полное согласие с заявлением секретариата Союза писателей РСФСР, опубликованном в «Литературной газете» 26 ноября с.г., о том, что Солженицына никто не будет задерживать, если он захочет уехать из нашей страны.
Во многих выступлениях подчёркивалась необходимость дальнейшего усиления идейно-политической и воспитательной работы среди писателей, воспитания у них чувства высокой ответственности за своё творчество перед партией и народом.
Многие писатели высказали мнение о необходимости повышения требовательности к писателям, систематически нарушающим Устав Союза писателей СССР, и в этой связи вносили предложения рассмотреть вопрос о возможности дальнейшего пребывания в Союзе писателей СССР таких литераторов, как Л.Чуковская, Л.Копелев, С.Бабёнышева, деятельность которых противоречит требованиям Устава Союза писателей СССР.
Говоря о повышении ответственности за качество публикуемых материалов, многие выступавшие подвергли резкой критике журнал «Новый мир», способствовавший в своё время популяризации творчества А.Солженицына.
Заседание единодушно приняло резолюцию, в которой выражены полная поддержка и одобрение решений Рязанской писательской организации и секретариата правления Союза писателей РСФСР об исключении А.Солженицына из членов Союза писателей СССР.
Секретариат и партийный комитет Московской организации Союза писателей РСФСР наметили мероприятия по усилению воспитательной работы среди писателей» (РГАНИ, ф. 5, оп. 61, д. 82, лл. 409–410).
Дальше последовали рапорты из регионов.
Уже 11 декабря 1969 года заместитель ответсекретаря Рязанской организации Н.Левченко отослал в Москву первую сводку.
«Направляем Вам, – доложил он оргсекретарю СП РСФСР В.Шкаеву, – для сведения письма, полученные в адрес Рязанской писательской организации о Солженицыне.
Приложение: 9 писем» (РГАЛИ, ф. 2938, оп. 2, д. 972, л. 30).
К слову, в одной из описей фонда «Союз писателей РСФСР» я обнаружил ссылку на следующее дело: «Письма правлений писательских организаций, литераторов, читателей об исключении А.И. Солженицына из СП РСФСР». Шифр этого дела: фонд 2938, опись 3, дело 1142. Если верить описи, оно было начато 1 ноября 1969 года и закончено 24 декабря 1970 года и содержало 150 листов. В описи сохранилась помета: «Имеется открытое письмо А.И. Солженицына секретариату правления СП РСФСР». Но самого дела в архиве не оказалось. На каком этапе оно исчезло, и кто к этому был причастен, этого выяснить пока не удалось.
Кто ответил за кампанию
по исключению Солженицына
Позже Кремль косвенно признал, что кампания по исключению Солженицына из Союза писателей была проведена бездарно и не дала того эффекта, на который он рассчитывал. Естественно, тут же начались поиски виновных.
По логике вещей, стружку следовало снять с секретаря ЦК КПСС по пропаганде Петра Демичева и с руководства Отдела культуры ЦК КПСС и прежде всего с Василия Шауро. К ответственности стоило бы привлечь также заместителя Шауро – Юрия Мелентьева, завсектором литературы отдела культуры ЦК – Альберта Беляева и инструктора ЦК Геннадия Гусева.
Но тут случилось другое важное событие: власть наконец выдавила из «Нового мира» Твардовского. Правда, и там она, грубо говоря, накосячила.
В итоге «разбор полётов» растянулся на несколько месяцев. Первым полетел Леонид Соболев. В марте 1970 года в предпоследний день съезда писателей России Кремль неожиданно отказался от достигнутых ранее договорённостей (здесь стоит заметить, что обещания сохранить за Соболевым пост дали два влиятельных члена Политбюро – Кириленко и Суслов) и выдвинул на должность председателя Союза писателей России Сергея Михалкова. По слухам, Соболев в первую очередь слетел не из-за своего алкоголизма, а именно из-за Солженицына.
Чуть позже был перемещён по вертикали оргсекретарь Союза писателей СССР Константин Воронков. Он стал заместителем министра культуры СССР и главным куратором театров.
Следом, но уже под другим предлогом (под флагом разборок с журналом «Молодая гвардия» и нарушением неписаных правил партийной дисциплины) из Отдела культуры ЦК КПСС был удалён Юрий Мелентьев. А на уровне инструкторов ЦК крайним оказался не Гусев, а Галанов, которого направили проректором в Литинститут.
Ну а главные организаторы травли Солженицына – Демичев и Шауро – остались на своих местах.
Прочитав столь длинное, но весьма информационно насыщенное исследование, лишний раз убеждаешься: творческому человеку в СП делать нечего. Неужели сами писатели не понимают, что в кучу можно собрать лишь с одной целью – чтобы было легче управлять? Все эти творческие объединения, ассоциации, союзы, группы, стаи… А Гоголь с Достоевским где? Помощь от государства выпрашивают? Убежали за очередной премией очередь занимать?
Когда-то писатели приносили доход государству, благодаря высоким тиражам журналов и своих книг. Членство в Союзе писателей давало право на рабочий стаж и пенсию, получение квартиры, хорошие тиражи в издательстве “Советский писатель” и других, пособие в Литфонде, бесплатную путевку в дом творчества и половинную для члена семьи, дополнительную жилплощадь. Были разные ставки для переводчиков национальных литератур. Существовали командировки от Бюро пропаганды и от журналов. Член Союза это был статус. Даже членство в литобъединении давало стаж для пенсии для не-членов Союза. Поликлиника была от Литфонда. Больничные оплачивали. Пособие на погребение. Потому и вступали туда те, кого принимали. О стариках и ветеранах заботились. Книжная лавка писателей в Москве позволяла сформировать домашнюю библиотеку в пору книжного дефицита. Сейчас всего этого нет. Не знаю, за чей счёт ездят по стране теперешние руководители и активисты СПР. Рядовому члену Союза вряд ли доступно поехать в творческую командировку.
Со многими рязанскими литераторами, упомянутыми в статье, был знаком лично. Всегда с благодарностью вспоминаю Эрнста Сафонова, замечательного писателя, мужественного человека. Вечная ему память…
Недавно мы проводили в последний путь поэта Валерия Сухарева. Его судьба складывалась непросто. За высказывание в поддержку Александра Солженицына одарённый поэт вынужден был на какое-то время даже покинуть родной рязанский край. В Союз писателей России мы приняли Валерия незадолго до его 70-летия. Наша писательская организация всегда поддерживала своего товарища: изданием книг, публикациями, добрым словом и делом.
Этак картинно детей поднял. Это же трап, ступеньки, можно навернуться по полной. Но чего не сделаешь ради саморекламы.
Что-то много отдается времени и слов Солженицину А.И. Сегодняшнее состояние России напоминает расширенный вариант “Архипелага Гулаг”. Американцы молодцы – использовали гипертщеславного писателя в своих целях, а он этого и не понял. Он не один такой “лох” с талантом резонера. Гипертщеславные самоубийством не кончают. А убийство СССР их не колышет!
Лжепатриот экстракласса!
Кто людьми не руководил разного уровня и численности, – впадают в раж “советов”. В этом суть и особенности литературного творчества.
Да понял он все. И не американцы его использовали, а он их. И всех остальных. И Россию обустроил, и одел, и обул. Бакенщик, одно слово. Всем баки забил.
Тоже рассмешила
картинная фальшь иллюзии “побега”. Ведь это он уже в Европе спускается с трапа. Было бы это еще в Союзе, мол, убегал, подхватив детей. А здесь никто его не торопил. Сзади шла Наталья, его жена, беременная третьим ребенком – логичнее было ей помочь спуститься.
Когда он женился на Решетовской, у нее на руках было двое детей, родственников-сирот, которых она хотела усыновить и оставить в семье; но нет – АИС не хотел детей тогда, они бы ему мешали творить, а Решетовской, ее матери и сестре – содержать его, перепечатывать его шедевры и возить их в Москву.
На комм. № 5. Очень верно подмечено:
“Кто людьми не руководил разного уровня и численности, — впадают в раж «советов». В этом суть и особенности литературного творчества”.
Добавлю (м. быть, уточню): в этом особенности публичных заявлений разных “Гуру” из “элитариев”. Примеров хватает. А ведь сказано: “Не в свои сани – не садись”.
На # 5. Однако, те, кто руководили, впадают еще в больший раж “советов”, и сами чаще всего не замечают, что пересели давно не в свои сани.