Избегая рутины
Последний из «ахматовских сирот» вспоминает великого поэта
Рубрика в газете: От сердца к сердцу, № 2021 / 18, 12.05.2021, автор: Дмитрий БОБЫШЕВ
Подобно многим своим современникам, Анне Андреевне Ахматовой (1989–1966) довелось пережить немало тягот и невзгод: революцию с непризнанием новым строем прежних культурных ценностей, две мировые войны, ужас сталинских репрессий и, как следствие, напряжённые отношения с сыном – Л.Н. Гумилёвым. Несмотря на это, до конца своих дней она оставалась несломленным, цельным человеком. Внеся огромный вклад в отечественную литературу в целом и в поэзию в частности, получив всемирное признание, поэтесса была образцом для подражания для своих более молодых друзей, ленинградских поэтов Д.В. Бобышева, И.А. Бродского, А.Г. Наймана и Е.Б. Рейна, которые своим поэтическим становлением во многом обязаны ей.
Как позднее вспоминал А.Г. Найман в своём интервью 13 июня 1989 года, которое у него брала литературовед-бродсковед Валентина Полухина, «Ахматова <…> учила нас не поэзии, не поэтическому ремеслу, – ему тоже, но походя, и кому было нужно, тот учился. Это был факультатив. Бродский, безусловно, прошёл школу Ахматовой, но только в том виде, в каком я о ней говорил. Она не давала нам уроков. Она просто создавала атмосферу определённого состава воздуха».
Об особенностях «школы Ахматовой» и её вкладе в поэтическое становление поэтов мы поговорили с Д.В. Бобышевым. Те, кто имеет счастье быть лично знакомым с Дмитрием Васильевичем Бобышевым, могут смело утверждать, что от классика отечественной литературы Анны Андреевны Ахматовой их отделяет всего одно рукопожатие. Д.В. Бобышев – поэт «ахматовского квартета», или «ахматовских сирот», как он назвал в стихотворении «Все четверо» Иосифа Бродского, Анатолия Наймана, Евгения Рейна и себя:
«И, на кладбищенском кресте гвоздима
душа прозрела: в череду утрат
заходят Ося, Толя, Женя, Дима
ахматовскими сиротами в ряд».
– Дмитрий Васильевич, вам много раз задавали об этом вопрос, но хочется ещё раз спросить – какое впечатление на Вас оказало первое знакомство с Анной Андреевной Ахматовой?
– В каждой из бесед с журналистами, а их было довольно много, меня об этом спрашивали, и я не хочу повторяться. Все они, конечно, более или менее одинаковы, я ведь не придумывал новых деталей! Но гораздо подробней, чем в интервью, я описал знакомство с Ахматовой в начальном томе трилогии воспоминаний под названием «Человекотекст». Первая книга называется «Я здесь», она вышла в Москве в 2003 году и наделала много споров. Там я описал взаимоотношения со сверстниками-поэтами, наши дебюты, успехи и поражения во время сложного периода истории, названного Оттепелью. Но вернёмся к Ахматовой. Почему вас интересует именно первое впечатление о ней? Мне кажется, более существенно позднее воспоминание о ней, уже ушедшей, которое я описал в эссе «Анна Божественная».
– В одном из интервью вы рассказали о том, что «избегали рутины, придумывали каждый раз что-то новое». Не предпринимали ли вы попытки вести поэтическую мастерскую, чтобы наставлять наиболее одарённых студентов, пишущих стихи?
– Я говорил тогда об опыте преподавания русской литературы американским студентам. Среди них были и творчески настроенные ребята, но их знаний, конечно, было недостаточно, чтобы всерьёз сочинять стихи на русском языке. Однако, я их знакомил с некоторыми творческими приёмами для лучшего понимания русских текстов и для лучшего освоения языка.
Сейчас я периодически выступаю с заметками о поэзии, пишу отзывы о стихах и эссе по более общим темам, вывешиваю их для почтения в Фейсбуке и на своём сайте, а также печатаю в журнале «Эмигрантская лира», издающемся в Бельгии. Но всё это есть в интернете, и я верю, что таким образом осуществляю какое-то влияние на то, что называется «литературный процесс».
– Насколько стихи Ахматовой популярны у американских студентов?
– Поэзия вообще не слишком популярна у американских студентов, это ведь не рок- и не поп-музыка, собирающая толпы молодёжи. Но для тех из них, кто решился изучать русскую литературу, Ахматова абсолютно неизбежна. Сейчас ведь происходит новое пробуждение гендерного сознания, а она, по её собственному выражению, «научила женщин говорить», поэтому к ней особый интерес. Но кроме такой исследовательской моды, к ней влечёт чисто читательское, просто человеческое чувство – даже через перевод она умеет говорить «от сердца к сердцу».
– Есть ли в поэзии поэтесса сопоставимая по значению для американской литературы, как Анна Ахматова для русской?
– Трудно сопоставлять. Американцы особенно гордятся своим «ночным чудом» Эмили Дикинсон, её чистым, как родник, голосом из массачусетского уединения XIX века. Она была первой из женщин пуританского общества того времени, которая сама «научилась говорить» стихами. Теперь поэтесс в Америке, наверное, больше, чем поэтов, но они предпочитают называться поэтами, а не поэтессами.
– Пока человек жив и мы видимся с ним вживую, то не всегда осознаём масштаб его личности. Понимаем всю тяжесть утраты только после его смерти. Было ли с вами такое после кончины Анны Ахматовой?
– Нет, в Ахматовой всегда чувствовался масштаб личности – и под грузом опалы, и в шелесте подлинной славы, ей сопутствующей. Но вы правы – люди, собравшиеся на её похоронах, погребали эпоху. А те четверо молоденьких стихотворцев, которых вы ранее упомянули, действительно осиротели, переживая утрату ещё и лично. Я это выразил позднее в «Траурных октавах», которые были напечатаны в парижском сборнике «Памяти Ахматовой», – оттуда и пошло это определение «ахматовские сироты».
Беседу вёл Владимир ЛИОНТЕР
Последний? С Рейном что-то произошло?
Евгений Рейн живее всех живых и рассказывает интереснее и больше, и невест не отбивал у Бродского.
Сколько ж у того было невест?