Книги РОМАНА СЕНЧИНА – как мелодия романа

№ 2022 / 14, 15.04.2022, автор: Светлана ЛЕОНТЬЕВА (г. Нижний Новгород)

Ещё не написана та поэма, чтобы выплеснуть мою душу до дна. Ещё не прозвучала колыбельная, чтобы усыпить во мне младенца. Ещё не наступила та старость, чтобы похоронить моё тело! – так бы я охарактеризовала творчество известного прозаика, лауреата главных литературных премий, писателя Романа Сенчина.

Пока весь мир собирается в кулак, сосредотачивается на важных темах – мир и война, глупость и ум, фейки и правда, Бог и Дьявол, атомная бомба и рождение младенца, горе от ума и безумье от горя, Роман Сенчин пишет себе да пишет свою большую – длиной в жизнь нескончаемую песнь, состоящую из разных мелодий: распад СССР, развал эпохи, скрежет тектонических плит, смещение осей, жизнь в мёртвой деревне, затопление Титаников, всплытие Атлантид, троянский конь в Париже – это я говорю условно, ибо разброс тем Романа Сенчина проецируется в одну тему: поиск писателя во временном отсеке безписательства. В суженом ядре горнила. Это роман-встречи, роман-разлуки, роман-семьи в бессемействе, Роман Сенчин – звучит, как роман.

Давно хотела написать о его трагической мелодии, о его беспросветных Елтышевых в особом свете сощуренных глаз. Здесь все оттенки серого трёхцветья: «Бывает, кто хочет полное среднее получить, – или в город едут к родне, или в Захолмово. Двух-трех мы тут до аттестата довели – заочно, так сказать. Комиссия из районо приезжала. Экзамены такие, что прямо как в эмгеу. Но ничего, не подвели ребята, сдали. Сейчас, правда, здесь. Денег нет поступать… А насчет работы… Не знаю, что и посоветовать. Совсем с этим неблагополучно у нас. Но если вдруг что, то я, конечно…

Домой вернулась разбитой, выжатой. Будто палками отходили. Хотелось лечь на диван и лежать, лежать.

А дома гостья. Нарядная, лет сорока, светло-русые волосы, располагающее лицо. Даже в таком своем состоянии Валентина Викторовна почувствовала к ней симпатию. Или захотела почувствовать. Может, симпатию не к ней именно, а к той надежности, что от нее исходила.»

Пересотворить Микеланджело Антониони! Переписать Нестора, который мних! Перекричать шестидесятников в лице Соляриса через «Русскую зиму», но на море. Ибо людей сближает одиночество, желание секса, какой-то нехитрой выдумки, поднятого подола платьица, тёплых худых женских ног, острых коленок. Море – что это? Переправа в иной мир, перевитие судеб? Где лодка для переплытия? Где канат, для перевития? И, вообще, почему нет корабля для спасения, яхты с белыми тугими парусами, скрипящими якорями, нет моряков с накаченными мышцами, привлекательными потными плечами, есть лишь мужчина среднего возраста, простой, интеллигентный, без замашек и без спортивного зала с гантелями: «Весь день они провели в постели. Вставали, только чтобы поесть, покурить. Допили вчерашнюю водку — хватило по полторы стопочки, потом открыли «Абрау-Дюрсо», тысячу лет стоявшее в холодильнике». Они спасают лишь друг друга (писатель Свечин и Серафима Булатович), без претензий на спасение всего мира, где светские львы и львицы, переполненное кафе на Рублёвке, напичканная деньгами эстрада, ушлый мир детективщиков – кривоязыких, без стиля и запросов на вечность. Тут нет запутанного сюжета, лабиринтов Минотавра, перестрелок, погонь и драк. Всё субъективное – объективно, ибо дождь – это дождь, снег – это снег, тело – это тело. Спящее, женское, розовое, голое. Рядом. Без подробностей. Только по восприятию. Если бы Сенчин сказал – это марсианка. Или некий фантом. Или тургеневская барышня. Или Соня Мармеладова. Всё бы подошло. Ибо без надрыва. Серафима в «Русской зиме» — драматург. Женщина – вот и вся провинность, как сказал А. Вознесенский. Драматург известный, Свечин видел её как-то на одной из литературных тусовок. Затем вот это море. И русская зима. Море и зима – чувствуете сочетание? Если бы это была гора и река, или осень и спелая клубника, или лето и льдинки на озере – всё равно мелодия бы звучала также в такт, как захлопнувшаяся дверь в комнате: «Юрию Андреевичу всегда становилось неловко, неприятно, когда заговаривали о его внешности. Внешне действительно – граф Орлов… Но даже когда молодая жена шептала ему в постели: «Ты мой сильный… ты мой самый красивый…» – Юрий Андреевич сразу остывал, выныривал из горячего забытья страсти. И вспоминалось тогда, как он начинает тревожиться, искать пути отступления, завидя впереди на вечерней улице компанию подвыпивших парней, как предпочитает уводить жену (а до того невесту) с танцплощадки, когда чувствует, что к ней проявляют слишком уж большое внимание и наверняка, если останешься, придется драться… Да и вообще характер его не соответствовал внешности; благородство, может, в какой-то мере и было, а вот решимости, мужественности он в себе не ощущал. Скорее – робость.» («Нулевые»)

Сюжеты у Сенчина – жизнь людская, как есть. Без приукрашивания. Без выковыривания породы. Без золотых семечек. Это насечки – на камнях сердец. Среди героев и антигероев: художник неудачник, простившийся с творчеством и ставший игроманом, институтский преподаватель, живущий на крошечную зарплату, матери-одиночки, продавщицы, любители ловить рыбу, охотники, менеджеры, продавцы. Все пытаются добыть деньги. И опять-таки никто не пытается спасти мир, сделать его чище, ярче. Они не погибают. Они прозябают. Нулевые охватывают время вплоть до 2010 года. А это уже не нулевые, это уже больше, чем ноль. Это уже навь, правь и явь. Делить людей на хтонь не получается, они размытые и очень явные. Главный герой – всегда мужчина в окружении женщины. Женщина в постели. На работе. С сыном. Женщина урывками, не в целом и явном, а через призму мужчины. Через его телескоп. Как звезда. С Марса. Женщина нечто полу-земное, как опора для мужчины. Или, наоборот, как неопора, а как довесок, добавка к щам, прибыток, как удача в неудаче. Как плюс в минусе. И Сенчин настойчиво ищет ту, через них, кто станет той, что надо. Но они не становятся и не становятся. Хотя зима у моря, лето у льдинки. Женщины – все прозрачны, как крылья стрекоз. И одно понятно, что женщина – не мужчина. И что мир спасать опять некому. И вот наконец-то «Петля» – в сборник вошли повесть, давшая книге свое название, и рассказы. Здесь в прототипах журналист Аркадий Бабченко, инсценировавший собственное убийство в 2018 году. (Мелкий-мелкий-мелкий Бабченко!) Здесь протесты на Болотной площади (они отрывисты, каменны и словно в заточении у самих себя), здесь украинский майдан («переведи меня через майдан» – ибо он также слеп, как этот музыкант из песни), здесь убийство Бореньки Немцова (бессмысленное, как и вся жизнь Бориса, карьера ради карьеры), здесь критика российских властей (кто не критиковал власть в 2018 году? Только ленивый. Кто не сокрушался? Все сокрушались). Но повествование «Петли» ведётся от лица опального (все опальные хороши и непримиримы) журналиста. Роман Сенчин сливается с ним, пытается понять, каково это — инсценировать собственную смерть. И каково на самом деле? Преступно, гадко или сладко, грозно? Или, если за деньги, то нормально? Но кто же спасать человечество будет, кто же? Я бы написала повесть о Путине. Он бы спас. Ведь талант дан для того, чтобы кого-то возвести в спасители. Писатель должен знать, что будет дальше с нами – в 2030, 2040, 2100 году! Должны быть пророчества. Провидения. Предсказания. И непременно спасение. От войны, бедности, болезней. Спасение от вымирания. Рецепт миро-продолжения, миро-вечности, миро-матрицы. Спасение от роботов, от механизмов обесчеловечивания. Это можно делать даже в постели. С любимой. В кафе с продавцом. В милиции. В Алтае. Кызыле. В заброшенном уральском городе. В исчезающем русском мире, ибо он изгнан из родного города.

Спасать!

Кроме sos нужен ответ, где находятся спасательные круги, тугие, как сам воздух. Много воздуха. Нужно отдать свои лёгкие человеку, у которого выжгли лёгкие ковиды проклятые. Нужно стать Янушем Корчаком, сказавшем, что не все люди мерзавцы и войти в газовую камеру вместе с детьми, с людьми. И лишь потом написать об этом. Став пеплом. Пеплом, который пишет, говорит, дышит лёгкими, подаренными другому человеку. И дождь в Париже смоет всю серость…

Откровенно говоря, мне нравится критика Романа Сенчина. Она ярка и пронзительна. Самобытна и честна. Вот статья о книге Н. Ф. Иванова (председателя Союза писателей России): «Подобные книги наверняка имеют своего читателя. Роман тенденциозный – всё в нём подчинено одной цели: показать развал великого государства. Плохо, что у Николая Иванова тенденциозность постоянно заслоняет художественность. А художественность и без этого, по-моему, зыбкая. Но здесь я не могу этого миновать. «Реки помнят свои берега» напоминает то романы Александра Проханова, то его же ранние рассказы и очерки о русском быте, то прозу деревенщиков, причем в основном времён «Молодой гвардии» 1960-х, то публицистику в духе газеты «Завтра». Никак, читая, от сравнений не избавиться. Авторский голос часто какой-то не свой, будто кого-то копирует…»

Ого! Роман Валерьевич Сенчин! Интересно!

Если честно, то Роман Сенчин рассуждает, как взрослый, умудрённый сединами человек. И, если он хвалит, то через шлепки, через ремнём по попе, через правду. Вот это и есть – спасение. Скажи честно, как думаешь.

” … Я за то, чтобы литература сопровождала нашу жизнь. И найти такую литературу – сильную и полезную – сегодня можно. Особенно стихи. У нас огромное количество отличных поэтов, но их почти не знают – поэты в своем кружке, за этакой стеклянной стеной…”

(Роман Сенчин)

А ещё статьи о писателях, критиках, поэтах. О творчестве и трагедии Глеба Успенского. О З. Прилепине: «На мой взгляд, «Ботинки…» куда более цельная книга, чем «роман в рассказах» «Грех». А также о Пушкине, Гоголе, Тургеневе. И, конечно, о повестях Распутина. И о том, что нет газа в деревнях, что его город детства топится углём, хотя в ста метрах находится газовая труба.

Это звучит, как спасение. Ибо тоже правда. И боль за отечество. И эпос его. И смелые замечания о том, что пора обратить внимание на поэтов. На их творчество. На их чаяния.

Именно они-то и спасут Россию – своими патриотическими стихами. Которые более значимы любых слов увещевания о мире, о правде, братстве и любви.

Этим спасёмся, уважаемый Роман Валерьевич – лауреат многих премий, замечательный человек. Ищущий. Думающий. Предостерегающий. Литература – не игрушка. А спасательный круг. Ищи свою долю. Свой язык. Свою НЕПОВТОРИМОСТЬ!